Данный материал публикуется в рамках акции 'Переводы читателей ИноСМИ.Ru'. Этот материал был прислан нашими читателями Иваном Погосовым и Иваном Раменевым, за что мы им крайне признательны
____________________________________________________________
Оригинал: документальный фильм Property to Die For (запись по трансляции на спутниковом телевизионном канале BBC World 30.10.2005 11:10 - 12:00)
За прошлый год цены на недвижимость в Москве выросли на сорок процентов; крупный бизнес занимает все новые площади. Но не означает ли это, что простые люди остаются без жилья? Телекомпания Би-Би-Си представляет Вашему вниманию свое расследование.
Собственность или жизнь.
Когда-то давным-давно на свете была страна, построенная на мечте. Мечте о том, что ни у кого не будет личной собственности. В Советской России практически все принадлежало государству и Коммунистической партии. Сегодня все это уже в прошлом, и рядовые россияне - теперь такие же собственники, как и мы. Но в этом новом мире уже другие порядки. К тому, что у тебя что-то есть, привыкаешь быстро. К тому, что кто-то другой хочет это отнять - не всегда.
(Деревня, по крыши занесенная снегом. Метель)
Вот Россия, которая вне времени. Селения, подобные этому, столетиями существовали совсем недалеко от Москвы. Но теперь этому приходит конец. На краю дороги в землю уже вовсю забивают бетонные сваи. Линии московского метро тянутся все дальше на юг - столица поглощает окрестные села. Ее новые пограничные районы уже стерли с лица земли старые деревни, как, например, местечко Гавриково.
В начале девяностых годов миллионы россиян впервые оказались собственниками жилья. Среди них была и Нина Карпухина.
Карпухина: Деревня была большая, очень большая. Дома были с этой стороны, и там. Здесь вот был пустырь. А вот тут стоял мой дом. Это был крайний дом деревни.
В один прекрасный день местные власти решили, что эти деревни должны исчезнуть. Ведь многоэтажные дома с сотнями квартир принесут миллионы компаниям-застройщикам, и местные чиновники будут рады их поддержать. Жителям деревень пришлось вдруг осознать, что права, которые они получили, не стоят ровным счетом ничего.
Карпухина: Мы - на работе. Вдруг звонок, и нам сообщают, что наш дом сносят. Ну, думаю, кто-то, может быть, разыграл. Ведь этого не может быть, все наши вещи там, как это, ломают? Ну, думаю, кто-то нас разыграл. Приезжаем, а здесь ровная площадка. Спрашиваю: 'Где дом?'. Сравняли все с землей. И взамен не предоставили никакого жилья.
В это время Алексей Семов, сосед Нины, находился в своем доме. У него была сломана нога, и он даже не мог ходить. Дом был разрушен на его глазах.
Семов: Рабочие вошли в квартиру, вынесли всю мебель - кровать, шкаф: Мне оставили кресло. Я был в гипсе, а они сказали, мол, уходи. Я ответил, что мне некуда уходить, куда я денусь с костылями. 'Ломайте вместе со мной, не обращайте внимания, хотите меня здесь похоронить - хороните', - говорю. И дом начали ломать. Буквально через две минуты все сравняли с землей - все ровно, чисто. Я сижу один, в своем кресле, с костылями. Что мне делать? Сел - и сижу. Прожил в Москве всю жизнь, а теперь стал бомжом.
В конце концов, Алексею пришлось поселиться в своей машине - это все, что у него осталось. Нина переехала к своему бывшему мужу.
Частная собственность стала новым понятием, и люди еще не до конца осознают, что это такое.
(За кадром поет группа 'Ленинград': А деньги бывают, такое бывает/Такое бывает, но только недолго/Храните деньги в сберегательных кассах/Там от них никакого толку . . .)
Государственная собственность приватизировалась по противоречивым законам, и это подвергало новых собственников серьезной опасности.
Вот, например, Розалия. Теперь каждый раз, когда звонит телефон, она думает, что у нее опять проблемы.
Розалия: Але, это вы, наверное, гитарист? Ну что, пока ее еще нет. Позвоните, пожалуйста, она должна подойти. Всего доброго.
На этот раз, впрочем, звонок не принес неприятных вестей. Дочь Розалии Эмилия сейчас в ночном клубе. На свой страх и риск она решила наконец взять выходной. Она ищет музыкантов для ресторана. Раньше она не рисковала уходить - они с мамой сторожили свое предприятие.
Эмилия: Моя мать всегда мечтала открыть ресторан. В 1988 году Горбачев объявил, что люди могут иметь что-то свое. И наша семья организовала первый кооперативный ресторан на территории Советского Союза.
А теперь сладкий сон Розалии превращается в кошмар. Она живет в постоянном страхе потерять ресторан. Но пока она готовит обед как ни в чем не бывало.
Розалия: Раньше, при коммунистах, это было запрещено. Нам бы запретили заниматься частным бизнесом. У коммунистов была другая идеология. А вот Горбачев разрешил.
Розалия: В стране был голод, не было ничего - ни сметаны, ни творога, ни мяса. Никаких продуктов не было в 1989 году.
Эмилия и Розалия занимаются этим вот уже 17 лет. Бизнес процветает - клиенты в основном иностранцы. Сначала они брали это здание в аренду у государства, а в 2002 году купили его за 25 тысяч долларов. Тогда это была очень большая сумма.
Розалия: Я пришла в государственное заведение. Там сидело человек двадцать юристов, экономистов. Я дала им огромную кипу подписанных документов, которые они от меня требовали. Некоторое время они рассматривали мой вопрос, а потом сказали: 'Да, это возможно, пожалуйста, идите в банк, проплачивайте деньги'. Все!
А теперь оказывается, что беготня по инстанциям была абсолютно бесполезной. Причина в том, что Эмилия, Розалия и некоторые другие люди, занимающие это здание, стали жертвами большой игры - передела собственности в Москве. Да, официально это их ресторан, но нашелся кто-то, кто хочет его отнять.
Эмилия: Сейчас мы понимаем, что это просто иллюзия. То, что мы купили ресторан, заплатили за это деньги, оформили все необходимые документы, теперь ни имеет никакого значения.
Хозяевам ресторана угрожают инвесторы, расположившиеся прямо по соседству.
Розалия: Приехали какие-то бандиты, под названием 'инвесторы' и судятся с нами. А в суде говорят, что мы не имели права покупать эту недвижимость.
Эмилия: Я была у г-на Скуратовского, инвестора, и он мне сказал: вас нет в моем контракте. Вы приватизировали государственную собственность противозаконно. Отправляйтесь для начала в арбитражный суд, и мы посмотрим, какое решение примет судья по поводу вашей собственности. Для меня это вообще не ваша собственность.
По словам г-на Скуратовкского, его дела слишком сложны, чтобы объяснять их всем желающим. Но его главный аргумент прост. Он заявляет, что закон, по которому
Розалия стала владельцем этой собственности три года назад, уже не действует.
Розалия: А сегодня приняли другой закон, отменяющий предыдущий. А завтра они примут еще один закон, отменяющий этот. В России вообще нет законов. Тут полное беззаконие и беспорядок. Все законы переписываются под тех, кто сегодня у власти, когда сильными мира сего надо что-то изменить.
Эмилия: Все эти структуры ужасно коррумпированы. Вы платите за решение суда, как за еду в ресторане. Фактически, вы просто заказываете то решение, которое вам нужно. Все зависит от того, к кому вы обращаетесь. Это может быть сумма от 10 тысяч до 150 тысяч долларов в Высшем арбитражном суде Москвы. Почти как блюда в меню.
Этот ресторан - первый частный ресторан в Москве. И теперь его торжественно уничтожают. Вам приказывают собрать свои вещи и убираться вон.
Розалия: Вам приказывают собрать свои вещи и убираться вон. Вы, мол, здесь никто. Что бы вы сделали на моем месте? Что я теперь должна делать? Надо брать 'Калашников' и всех их расстрелять. Но этим делу не поможешь. Другие придут.
В прошлом году стоимость недвижимости в Москве выросла на сорок процентов. Для компаний-застройщиков это настоящий рай. Большинство из возводимых сейчас зданий - огромные, многоэтажные строения. Это очень выгодно для предприятий, занимающихся производством бетона.
Андрей Милованов - единственный владелец бетонного завода. Он вложил все свои деньги в закупку и установку нового оборудования. Сейчас на заводе работают пятьсот человек, а его стоимость постоянно растет и сегодня оценивается в 70 миллионов долларов.
Милованов: Это радость - создать еще один бетонный блок. Из моих блоков строятся новые дома. Уже стоят несколько домов от семнадцати до двадцати двух этажей. Создается ощущение, что я принимаю участие в создании чего-то нового. Мои работники рассказывают, что, проходя мимо новых домов в Москве, часто говорят своим детям: 'Этот дом построен из наших изделий'.
Но это не просто завод. Вблизи центра города находится ядерный реактор и научно-исследовательский центр. Этот завод построен неподалеку. От безопасности реактора и НИЦ зависит безопасность всей Москвы.
Милованов: В случае возникновения внештатной ситуации или аварии на каком-нибудь из реакторов, мы должны быть готовы предоставить 500 кубометров бетона в течение 48 часов для того, чтобы построить саркофаг и изолировать его.
Таким образом, этот завод мог бы предотвратить трагедию, подобную чернобыльской. Однако это предприятие, возможно, тоже будет украдено у законных владельцев. Впервые у Милованова возникли серьезные подозрения, что подобное может случиться, когда он получил пакет с чистым листом бумаги.
Милованов: Я сразу понял, что против моей компании готовится какое-то экономическое преступление. А вот какое именно, мы могли только догадываться.
Через два дня, группа вооруженных людей вторглась на территорию завода для того, чтобы захватить его. Сопротивление охранников было быстро подавлено.
Охранник: Вот как они заходили. Был удар ногой по турникету, его хотели сломать. Вот так зашли четыре автоматчика, меня оттеснили вот сюда, прижали к стене. Я говорю: 'Ребята, в чем дело?'
У Милованова были друзья в местном отделении милиции. Они выгнали захватчиков. В России такая защита называется 'крышей'.
В этом здании находится самая лучшая 'крыша' - Лубянка, штаб-квартира легендарного КГБ. Во времена Советского Союза Дмитрий Мазеркин был офицером разведки и работал на свою страну. В современной России он работает на себя. Его профессия - организовывать захват предприятий, владельцы которых не хотят отдавать их добровольно.
Мазеркин: Все достаточно просто. Заключается контракт с частной охранной организацией, и они обязуются убрать с объекта всех, кого там новый собственник видеть не хочет. Поэтому ситуация достаточно проста.
В российском бизнесе термин 'недружественное поглощение' обретает новый смысл. На ваших экранах московский металлургический завод. Налетчики, одетые в желтое, - сотрудники охранной организации. Работники, одетые в черное, пришли, чтобы отстоять свой завод. Милицейские машины прибыли для защиты рабочих, но были отозваны начальством. Очевидно, у захватчиков была более серьезная 'крыша'.
Мазеркин: Только в Москве, я имею в виду те случаи, которые дошли до правительства Москвы, за прошлый год, по-моему, около 150 таких случаев было. Поэтому я и говорю, что, если у законного владельца не очень много денег, он вполне может лишиться своей собственности. В России таких случаев ежегодно - сотни.
И снова Гавриково, которое когда-то было деревней. Алексей все еще живет в своей машине. Он и другие жители бывшей деревни подали на местное самоуправление в суд, но чиновники даже не соизволили там появиться.
Карпухина: Судья говорит, что я больше не могу переносить слушание, т.к. одна из сторон отсутствует. Как вы являлись собственником, так и являетесь. Но нам-то от этого не легче! Мы сказали, что нашей собственности уже нет как таковой. А она говорит: вы знаете, говорит, я не знаю, что вам теперь делать.
Соседняя деревня Бутово - следующая на очереди. Местных жителей пытаются выжить из их домов. Больше всего они боятся поджога, потому что по российским законам, жители сгоревшего дома теряют право собственности даже на землю, где он стоял.
Дмитрий Вертов, житель Бутово: На самом деле, реальная угроза - то, что нас могут начать сжигать по очереди. Вот и все. А в чем сложность? Нет дома - нет проблемы.
Эмма Попова, жительница Бутово . . . Я не помню, сколько уже лет, наверное, около десяти, нам не дают покоя. Просто нас пугают, говорят, что, мол, подумайте, что ваши дома могут сгореть. Это все делается для того, чтобы заставить нас без всяких помех уступить эту землю.
Цена новой квартиры уже не опускается ниже 50 тысяч долларов. Это очень много, ведь минимальная зарплата в стране - всего 26 долларов в месяц. Но даже при этом спрос на недвижимость в Москве огромен. В этом городе - самом крупном городе Европы - уже сегодня живет около 13 миллионов человек, и он постоянно растет.
Тем временем на бетонном заводе рабочие спокойно трудятся, даже не подозревая о том, что предприятие уже украдено, и что вскоре они могут оказаться на улице. Их шеф узнал, кто такой их 'новый владелец'. Это некий загадочный депутат из Санкт-Петербурга по имени Александр Евстратов.
Милованов: Господин Евстратов, как только получил депутатское удостоверение, тут же скрылся. На сегодняшний день он не выполняет своих депутатских обязанностей. Где он находится, что он делает? Никто не знает. По нашей информации он постоянно находится в Москве и руководит нашей фирмой.
Право собственности на предприятие у Милованова отняли путем грубой подделки документов компании. Подделана была даже печать предприятия, которой заверялся учредительный договор.
Милованов: Обратите внимание. Вот это настоящая печать и настоящая подпись, а это вот поддельная печать.
По словам бывшего сотрудника КГБ, подлог или подделка документа очень часто используется, когда надо отобрать предприятие.
Мазеркин: Просто-напросто документы подделываются, подделывается подпись, и подделываются договора о якобы продаже предприятия. И потом процесс доказательства подделки, особенно если у нового собственника недостаточно денег, занимает очень много времени. На предприятие очень трудно попасть. Такие случаи тоже бывают.
По словам российских реформаторов, частная собственность - это расширение свободы личности. На практике же, к сожалению, личность в новой системе занимает далеко не первое место. Уважение к закону в России еще далеко не укоренилось, и большинству простых людей не могут ничего поделать с коррупцией в судах и с постоянно меняющимися законами.
Прошла неделя спустя. У Эмилии важные новости.
Розалия: Ой, боженька: Ну и чего? Рассказывай дальше.
Эмилия: В общем, я сегодня встречалась с адвокатом. Он сказал, что недавно вышла поправка к закону о частной собственности. Частная собственность может быть истребована из владения только собственником.
Розалия: То есть?
Эмилия: То есть только государство может истребовать у нас нашу собственность.
В общем, поскольку застройщику это здание никогда не принадлежало, он вроде бы и не имеет на него никаких прав. Но есть одна уловка: он может проводить здесь реконструкцию, как будто это его собственность.
Розалия: А что касается того, что у них липовый контракт на застройку и на уничтожение этого памятника? Что нам нужно делать в этом направлении?
Эмилия: Самое главное - по контракту, собственно говоря, здесь происходит ремонт, потому что новых площадей не создается в процессе этой реконструкции. Это значит: с какой стати ремонт помещения, ремонт всего дома влечет за собой передачу в собственность ремонтной организации данного дома? То же самое, если нам починят туалет, значит, мы сантехнику должны передать в собственность этот туалет. Так получается.
Розалия: Да, получается так . . . Все это конечно очень сложно. Я мало, что в этом понимаю.
Эмилия и ее мать так страдают, потому что это здание для них - не просто место работы. Они живут в нем еще с советских времен, когда здесь была коммунальная квартира.
Розалия: Это часть моей жизни. Фактически уничтожить хотят не мой дом, а мою жизнь, потому, что у меня, получается, отнимут и мой бизнес, и мой ресторан, и мою квартиру, где я живу уже тридцать два года.
Эти стены хранят немало семейных тайн. В середине восьмидесятых Розалия шила здесь одежду и потом продавала ее на улице. В коммунистические времена это было очень рискованно.
Розалия: Это не разрешалось раньше, только Горбачев позволил людям заниматься чем-то подобным. Маму вызвали для разбирательства в милицию. Она до того нервничала, что приготовила себе завтрак, да так его и не съела.
Розалию арестовали за так называемое 'экономическое преступление' и сразу же отправили в тюрьму.
Розалия: В тот день она не вернулась, не вернулась она ни на следующий день, ни через два дня - только через два с половиной года.
Пока Розалия сидела в тюрьме, от Эмилии, как от чумы, шарахались одноклассники.
Розалия: Я никому не говорила о том, что мама сидит в тюрьме, но некоторые учителя знали и старались со мной не разговаривать. Так что я на собственной шкуре почувствовала, что такое 'эхо сталинских времен'.
Кажется, что жизнь на бетонном заводе течет своим чередом. А Милованов и его юристы тем временем готовятся к слушаниям в суде, чтобы спасти предприятие. Главное, чтобы судья решил, что новые владельцы - воры и не имеют никаких прав на завод: ведь то, что их документы - подделка, видно невооруженным глазом.
Адвокат: Это будет наглядно свидетельствовать о фальсификации печати и о том, что и ваша подпись выполнена тоже другим лицом от вашего имени.
Милованов: Все тогда.
Адвокат: Мы пошли готовиться.
Новые владельцы подали на Милованова в суд, потому что пока ему удается не подпускать их к предприятию. Если это допустить, то они постараются вывести с завода все деньги или как можно быстрее его продать. Новый покупатель по российскому законодательству признается 'добросовестным приобретателем', и поэтому может оставить все себе.
Марина Сидельникова, адвокат: Обычно в этих случаях неизвестно, кто стоит за такими финансовыми процедурами. Этот человек всегда остается в тени. Мы можем только догадываться кто это может быть. Обычно это кто-то с деньгами, финансист, и он лишь выбирает фирму, которую хочет получить. А уж тут появляются всякие 'белые рейдеры', 'черные рейдеры', не знаю я их терминологию, они уж специализируются на недружественном поглощении компаний.
Рассмотрение дела в суде приостановлено, потому что рейдеры не появляются в суде. Подлог или подделка документов - уголовное преступление. Так что, может быть, стратегия контратаки все-таки приносит свои плоды.
Диджей против театра
Теперь над Москвой новые красные флаги - флаги фирмы 'Феррари'. Сегодняшняя Москва - город тридцати трех миллиардеров. Столько миллиардеров нет больше ни в одном городе мира. Квартиры, которые когда-то получали советские аппаратчики, сегодня стоят целое состояние. Трехкомнатная квартира в так называемом 'золотом треугольнике' стоит миллионы долларов. Новая элита России любит хорошо проводить время.
Мы в ночном клубе 'Город' в центре Москвы. Вот на работу приходит один из лучших московских техно-диджеев. Володя не простой диджей. Владимир Трапезников - это его настоящее имя - решил всерьез заняться строительством. И самый большой его проект к музыке отношения не имеет.
Трапезников: Мы собираемся построить развлекательный центр для проведения разных мероприятий, например музыкальных представлений, показов мод. Это основная мысль. Мы думали, что сможем привлечь крупных инвесторов, потому что мне было бы очень интересно создать, например, пару хороших ресторанов.
Комплекс, в который вложат не один десяток миллионов долларов, должен вырасти вместо исторического здания в саду 'Эрмитаж', одном из любимейших москвичами общественных парков. Здесь располагается театр - тоже 'Эрмитаж'. Театром руководит Михаил Левитин.
Левитин: Мы идем вдоль стен этого театра. Сейчас он занесен снегом, так что не все хорошо видно. Как расчистим снег - увидите театр. Мы здесь существуем двадцать пять лет.
'Эрмитаж' - не просто театр. Здесь уже более ста лет создаются настоящие шедевры, здесь проходили премьеры спектаклей по Чехову, постановок Эйзенштейна. Это здание охраняется государством, и за его состояние Левитин отвечает перед законом. Но сейчас он боится, что, когда диджей Володя станет его соседом, жизнь театра превратится в ад.
Левитин: Здесь, вот на этом месте будет строиться молодежно-культурный центр. Это соседнее здание будет снесено, и я боюсь, что исчезнет под руинами и этот маленький театр. Ну все будет сноситься! Это и это, а это само уже уйдет. Но речь же идет об уничтожении определенной культурной системы. Это уничтожение не только театра как какого-то учреждения, а разрушение целого мира.
У Левитина есть чем торговаться. Прежде чем начать строительство, Володе нужно его согласие.
Трапезников: Он знает, что нам нужна его подпись. Каждая подпись обычно тебе чего-то стоит: даже не денег, а чего-то другого.
Вы можете подумать, что директор сада 'Эрмитаж' будет защищать левитинский театр. Но планы диджея в отношении парка совершенно не беспокоят Владимира Абрамова.
Абрамов: Я, безусловно, не вижу проблем в передаче собственности частному лицу.
Абрамов показывает нам несколько проектов огромного комплекса, но ни на одном из рисунков нет театра 'Эрмитаж'. Это очень странно, ведь до него буквально рукой подать.
Абрамов: Ну давайте посмотрим сейчас. А его здесь нет. Да, его нет, он располагается не здесь, а немного правее . . . сюда правее.
Трапезников: Мы постарались сделать как можно больше квадратных метров - здесь речь идет о деловой стороне проекта. Все эти квадратные метры отойдут Владимиру Абрамову, директору сада 'Эрмитаж'.
Левитина в России считают одним из ведущих драматургов и режиссеров. Он - лицо театра. Он собрал здесь преданных своему делу актеров.
Дарья Белоусова, актриса: Этот театр очень левитинский. Тут нет случайных людей. Левитин очень внимательно подбирал актеров. Со временем происходила перемена в отношениях в театре от профессиональных к очень личным.
(репетиция в театре)
Левитин: Эдельмира.
Актриса на сцене: Что для пустыни дождь? Пройдет, и не заметишь.
Левитин - режиссер из другого мира. Он живет где-то вне этой жизни, вне реальности, вне всей этой улицы.
Актриса на сцене: Плачь, Эдельмира, плачь! Услышит Бог в пустыне, в стенании песков, дыхание твое. Плачь, Эдельмира, плачь!
Этому театральному мирку грозят великие потрясения - угрозы становятся уже личными. Левитину пришлось пережить не одну неприятную встречу. Он и его жена чувствуют, что за ними следят, что на них пытаются давить. Однажды утром два неизвестных позвонили в дверь его дома.
Левитин: Я говорю: 'Кто вы такие?'. Я не могу передать вам как они агрессивно со мной разговаривали. Они сказали мне: 'Значит, запомни, падла! Не спрашивай, кто нас послал и немедленно уходи из театра. На твое место придут другие. А если ты не сделаешь так, как мы хотим, то твою жену искупаем в соляной кислоте, а тебя зарежем, обязательно зарежем. Мы тебя где угодно найдем. От нас ты не уйдешь'.
Еще больше тревожит Левитина то, что правоохранительные органы отказываются помогать ему.
Мария Левитина: Милиционеры, с которыми Михаил Захарович разговаривал, все внимательно выслушали. Их первая реакция была: 'Да! Дела! Надо вам с женой купить по пистолету'. Эти нас очень обрадовало, позабавило.
Левитин: Милиционеры сказали, что это 'черные беспредельщики'. А потом ушли и даже не взяли заявление. В этом было что-то поразительное.
Левитину пришлось решать проблемы самому. Теперь он оплачивает услуги телохранителя.
Левитин: Телохранитель мой мне, как вы понимаете, необходим, хотя мне и не нравится, что кто-то постоянно рядом. Вообще очень не люблю ощущение постоянного мрака в душе. Я постоянно волнуюсь за своих близких. То есть сначала страх, а теперь постоянное давление какое-то неприятное - несвойственное мне.
Пришел телохранитель. (Левитин в прихожей прощается с маленькой дочерью, передразнивает ее)
Левитин: Все, все, все! Сейчас. Ой, какое прощание! Какое прощание с отцом!
Теперь Левитин больше не выходит из дома один. Его жена Мария тоже боится выходить - даже за двери квартиры. Но, несмотря на угрозы в адрес близких, Левитин пытается продолжать работу как ни в чем ни бывало. Сейчас проходит репетиция, в которой участвует его старшая дочь Ольга.
Левитин: В некоторых местах надо будет поднять голос, потому что музыка все равно ей диктует.
Ольга Левитина (на сцене): А сегодня - будто кошку драную ногой отшвыривают!
Ольга Левитина: Все, что происходит сейчас очень странно, но все это происходит потому, что люди думают лишь только о деньгах, не думают ни о чем другом. Я просто поняла, что он зачастую очень грустен, очень боится за младшую девочку, за меня и за моего брата.
Несколько дней спустя в театре 'Эрмитаж' премьера левитинской пьесы. Публики собирается много, но на соседа Левитина, Абрамова, это не оказывает никакого впечатления.
Абрамов: Я думаю, что это один из наименее популярных театров в Москве, если не самый непопулярный. Откровенно говоря, я вообще не театрал, и я против репертуарного театра. Мне гораздо больше нравится антреприза.
(За кадром поет группа 'Ленинград': Мани-мани-мани на кармане. Милованов играет в футбол, в заводской команде, стоит на воротах)
Мы снова на заводе. Вот те, кто не сегодня-завтра может лишиться работы.
Милованов: Вратарь - что такое вратарь?! Он как стена. Каждый игрок и своя половина поля находится под его защитой. То же самое и на предприятии: все рабочие - под защитой директора. Буквально вчера я получил по почте следующее решение, которое говорит о том, что все мои счета мои будут заморожены через пять дней, потому что я не уплатил налог на сумму 48 миллионов 836 тысяч. На сегодняшний день, когда я получил вот это решение, становится ясно, кто на самом деле является главным инструментом в руках тех, кто организовал недружественный захват нашего предприятия. Это 5-ая налоговая инспекция.
(кабинет налогового инспектора)
Теперь все становится ясно. Двенадцать месяцев назад финансовый директор компании Милованова была в этом самом офисе. Она была просто шокирована, когда инспектор без всякой подготовки потребовал огромную взятку.
Марина Гусова, финансовый директор: Сумма, которую, например, озвучили нам, сумма была абсолютно нереальной - 50 тысяч долларов. Самое интересное - этот факт был озвучен не в конце финансовой инспекции, когда на тебя налагают штрафы, а потом мило предлагают за определенную сумму 'смягчить санкции'. Нет, это было в самый первый день инспекции. Проверка еще даже не началась, а сумма была уже озвучена.
Марина отказалась становиться жертвой шантажа. И заводу уже пришлось немалым поплатиться за это решение. Налоговая инспекция с тех пор окончательно перестала любить Милованова.
Милованов: Тенденция сегодняшнего дня гласит так, что налоговая инспекция прекрасно осведомлена о том, какие организации сегодня проводят недружественные захваты предприятий. Я полагаю, что налоговая служба и стала инициатором всего этого, выдав все документы, плюс подделав все документы . . .
Мазеркин: Ну, есть несколько вариантов - во-первых, налоговую инспекцию могли просто подкупить, эта версия лежит на поверхности. Компанию 'наказывают' штрафами к якобы недоплаченной сумме. Таких случаев сколько угодно.
(театр Левитина. Репетиция)
Левитин: Я был так свободен до всей этой истории. Я совершенно свободно себя чувствовал, когда мы начинали эту пьесу, а потом вот так случилось. Я уже не могу сесть за стол, не могу ничего писать.
(репетирует монолог с актером)
Левитин: Начнем с монолога. Мне больше ничего не нужно. Нет-нет, монолог, монолог. Можно с начала.
Актер: Театр! Театр! Это театр! Это иначе нельзя назвать!
Левитин: И вы хватаетесь за меня - интересно, да?! Вы хватаетесь за меня и не даете мне сказать, просто не даете мне сказать . . .
Актер: Когда рушился мир, в котором я жил эти дни: Когда я был в шоке: В шоке . . .
Левитин: Вы . . .вы . . . вы умный. Умный! Это театр!
Скоро пьесы Левитина будут, пожалуй, больше похожи на реальность, чем его повседневная жизнь. За день до нашего визита его посетили еще двое - на этот раз двое чиновников.
Левитин: Они дали мне чистый лист и сказали написать заявление, что я отказываюсь от помощи государства. Я так ничего толком и не понял. От чьей конкретно помощи мы должны были отказаться? Через некоторое время, правда, они сняли свое требование.
(квартира Левитина. По телевизору показывают программу с его участием)
Ведущий: Не только театральная Москва, а и просто Москва взбудоражена тем, что Вам угрожают, угрожают Вашей семье, что Вы ходите с охранниками и так далее.
Сейчас Левитин часто становится героем популярных ток-шоу. Он решил, что сейчас лучшая защита - рассказать обо всем общественности.
Фраза Левитина по телевизору: А ведь речь идет о больших акулах - они претендуют на жизни людей, не имеющих никакого отношения к их борьбе!
Но его соседу Абрамову кажется, что выступление по телевизору для Левитина - просто способ сделать карьеру в СМИ.
Абрамов: Кто такой Левитин?! А-а-а, это тот, которому угрожали! Он же - человек творческий, знает, что такое режиссура и так далее, а тогда - ну почему бы нет, если он может себе это позволить? Хочет ходить с охранником - пусть ходит с охранником.
В том, что Левитин напуган, нет ничего удивительного. Театры строили в самых престижных местах, которые сегодня очень дороги. Всего три месяца назад другой театр, тоже в центре Москвы, был полностью уничтожен огнем самым загадочным образом. Но и Абрамов, и диджей-строитель говорят, что к угрозам в адрес Левитина и его семьи не имеют ни малейшего отношения.
Трапезников: Да, с ним что-то случилось, но это ведь с ним, я никакого отношения к этому не имею, и Абрамов тоже, это чепуха какая-то. Никто так не будет делать - приходить к его жене или к нему лично: Чепуха!
Левитин: Вы знаете, мне унизительно даже это обсуждать: Это мерзко, то, что они обо мне говорят. Мерзко. Вот и все, больше ничего не скажу - знающие меня люди по-настоящему понимают, что я не такой человек и никогда на это бы не пошел. Я бы скорее согласился играть спектакли для одного человека в зрительном зале, чем пользоваться таким пиаром.
(продолжение интервью с Трапезниковым)
Корреспондент (за кадром): Можно ли определенно сказать, что проект пройдет?
Трапезников: Да, определенно.
Корреспондент (за кадром): И ничто не сможет его остановить?
Трапезников: Нет. Это уже определенно, и, я думаю, мы начнем свою деятельность в конце августа-начале сентября. Я имею в виду - уже на земле.
Корреспондент (за кадром): То есть Левитину уже никак не удастся остановить проект?
Трапезников: Нет. Законными способами - нет. Может быть, мне самому понадобится телохранитель (смеется): попозже?
Решение поддержать проект диджея было принято на самом высоком уровне, в городской мэрии.
Трапезников: [Решение] было принято мэром Лужковым.
Корреспондент (за кадром): Лично?
Трапезников: Да, лично.
Поскольку за диджеем стоит такая серьезная политическая поддержка, как мэр Москвы, похоже, левитинский театр обречен. Захваты зданий еще в большом ходу, так что и здесь может произойти что-либо подобное. По крайней мере, так считает наш эксперт, в прошлом офицер КГБ.
Мазеркин: Сейчас уже невозможно делать так, как делали в начале девяностых годов, когда просто у предпринимателя похищали ребенка и требовали переписать передачу акций на похитителя. Таких примеров тоже сколько угодно. Только сейчас это уже чаще всего не проходит.
Но от этой тактики отказались еще не все. Через месяц после того, как мы начали снимать фильм о сражении за бетонный завод, его владельца огорошили страшной новостью - пропал его адвокат.
Милованов: Я думаю, это первый звоночек - хотят нам подсказать, чтобы мы сами решили - стоит нам обороняться или не стоит?
Сергей Жуков, один из младших юристов фирмы, не вернулся с работы домой. Семья думает о самом худшем. О нем ничего не слышно уже тридцать часов. Вернулся он в полубессознательном состоянии, и его пришлось тут же отвезти в больницу.
Жуков: Шел домой, зашел в кафе покушать. Ко мне подошли двое, попросили закурить. Я полез в барсетку за сигаретами, они мне из баллончика что-то прыснули в глаза. Какой-то был газ, скорее всего, нервно-паралитический.
Похитители Сергея вывезли его из Москвы, а в себя он пришел только в Луховицах, что за сотню миль от столицы.
Жуков: Меня не обыскивали, потому что во внутреннем кармане куртки у меня до сих пор лежит триста рублей. Вот и хватило до дома добраться. Ну, живой и здоровый, так что все нормально. Ну, я поехал . . .
Сергей еще в шоке от травмы и даже не понимает, как ему повезло, что он вообще остался жив. Но его начальник прекрасно понимает, насколько серьезной стала ситуация. Похитители вышли на отца Сергея, раньше работавшего в КГБ, и стали добиваться, чтобы он заставил хозяина завода отступиться.
Милованов: А я знаю, я прекрасно отдаю себе отчет в том, на что люди способны. И из московского опыта, и вообще - тут и убийства, и нанесения телесных повреждений, пойдут на все, что хотите. Почему - потому что в стране безнаказанность. Я борюсь не только с какими-то криминальными элементами, но и с самым государством: налоговая инспекция - вроде бы государственная власть, но и она становится орудием - орудием в каких-то непорядочных руках. И вообще, если бы я знал, сколько со мной за все шесть лет произойдет - в жизни я бы не стал связываться с этим заводом. Это ж знаете, сколько нервов нужно . . .
Несмотря на наши многочисленные обращения, инспекция, в которой Милованов платит налоги, отказалась комментировать это дело.
Милованов: Мне немного непонятно другое - политика нашего государства. С одной стороны, оно декларирует, что к 2010 году мы увеличим ВВП в два раза, не вижу, каким макаром будут этого добиваться, если истории, подобные моей, идут по всей России.
(Ресторан Эмилии. Эмилия играет на пианино)
Эмилия все еще держится за ресторан. Сегодня у нее встреча с адвокатом - застройщик до сих пор таскает ее по судам.
Эмилия: Большие деньги заставляют людей выходить за пределы (города), и они захватывают все большую территорию. Здесь нет места маленьким людям с их маленькими талантами.
Она все еще боится за безопасность здания. Сейчас самая большая опасность - что в один прекрасный день ресторан просто исчезнет в дыму.
Эмилия (адвокату): Скажите, ну, а если нас, так сказать, порешат на данном судебном заседании?
Адвокат: Ну, если на данном судебном заседании - подадим апелляцию.
Эмилия: Ну, а если мы пройдем все инстанции и проиграем все окончательно, во что тогда мы превратимся? Мы должны будем покинуть это наше помещение?
Адвокат: Ну, фактически да. Фактически да. Я понимаю, что . . .
Эмилия: Я боюсь умышленного поджога. Для этого, вы прекрасно знаете, что мы здесь и по ночам дежурим, и соседи наши дежурят, и на чердаке обходим, и подвалы: мы практически не спим, потому что это очень популярные методы.
Адвокат: Что мы должны предпринимать . . .?
Эмилия: Ну а никак - просто дежурить - и все.
Розалия: Человек здесь не может чувствовать себя человеком, потому что само понятие человеческого достоинства здесь убито окончательно. Я пережила всех царей, а Путина - не удается. Не получается. Вот он меня прижал к ногтю.
Эмилия: Это не просто бизнес. Мать зависит от этих стен, зависит от того, что она создала своими руками. Так что для нее, боюсь, это будет такой же шок, как тогда, когда ее посадили в тюрьму. Если этот ресторан снесут, это будет: она этого не переживет. Точно не переживет.
Последняя надежда Розалии - обойти дом с иконой. Она брызгает на здание святой водой, чтобы защитить его от зла.
Эмилия (за кадром): Это ее детище. Этот ресторан - как ее ребенок.
(Титры)
Во всех делах, о которых мы Вам рассказали, суд еще не поставил точку. Хотя в сегодняшней России точка, поставленная в суде - зачастую всего лишь запятая
____________________________________________________________
Авторы перевода читатели ИноСМИ.Ru - Иван Погосов, Иван Раменев.
Примечание: редакция ИноСМИ.Ru не несет ответственности за качество переводов наших уважаемых читателей