В настоящей работе ведущий научный сотрудник Фонда Карнеги за Международный Мир Марта Олкотт анализирует сдвиги, произошедшие в энергетической политике Российской Федерации за время президентства Владимира Путина. Автор считает, что реорганизация энергетической отрасли за этот период была направлена в первую очередь на усиление позиций в ней государства. Автор также выдвигает аргумент, что президент Путин признает важность рыночных механизмов и обязательство государства защищать частную собственность, но он при этом полагает, что права собственников не должны превалировать над интересами государства.
Введение
Медовый месяц в отношениях между нефтяной промышленностью Запада и президентом Владимиром Путиным закончился в середине 2003 г., когда Генеральная прокуратура РФ начала аресты руководителей компании ЮКОС. Внезапная на первый взгляд атака Кремля на частный сектор оказалась сюрпризом для международного делового сообщества, которое рассчитывало на более дружественное обращение российских властей с инвесторами. Ведь придя к власти в конце 1999 г., Путин незамедлительно дал знать о своей заинтересованности в тесном партнерстве с Соединенными Штатами в сфере энергетики, включая предоставление западным фирмам более широких возможностей инвестирования в нефтегазовую отрасль России.
Если в годы правления Ельцина западные фирмы считали российскую ситуацию неблагоприятной, то жест, который Путин сделал в 2003 г., лично благословив слияние 'Тюменской нефтяной компании' (ТНК) с British Petroleum (ВР) (1), породил надежду, что второй срок его президентства откроет более широкие перспективы для западных инвестиций в России. Однако арест председателя правления нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского в октябре 2003 г. (2) заставил предполагать, что, наоборот, условия для иностранных инвесторов могут стать даже сложнее, чем в первые четыре года пребывания Путина у власти. Тем более что взятие под стражу Ходорковского пришлось как раз на то время, когда главные собственники и менеджеры ЮКОСа вели переговоры с руководителями ChevronTexaco и ExxonMobil о возможном слиянии (3).
Поначалу иностранные наблюдатели, отслеживающие ситуацию в российской энергетике, попытались сделать вид, что ничего особенного не произошло. В своих публичных высказываниях Путин по-прежнему подчеркивал, как важно привлекать иностранные инвестиции в энергетический сектор России. Поэтому арест Ходорковского легко было расценить как результат совпадения множества внутриполитических и правовых факторов, большей частью не имеющих отношения к нефтяной индустрии.
Со временем, однако, стало ясно, что арест Ходорковского навел многих комментаторов на ложный след. Он не был предвестием того, что ведущие олигархи страны будут один за другим препровождены в 'Матросскую Тишину'. В действительности заключение Ходорковского под стражу знаменовало совсем другое - серьезный сдвиг в отношении того, как Россия намерена вести дела в своем энергетическом секторе.
Подобный сдвиг обозначился еще до президентских выборов. В январе 2004 г. российское правительство объявило, что оно хотело бы получить более одного миллиарда долларов за лицензию на разведку и разработку одного из трех блоков проекта 'Сахалин-3' - богатейшего Киринского блока, права на который должны были быть разыграны на конкурентных торгах. Такое решение фактически аннулировало результаты тендера 1993 г., в ходе которого ExxonMobil, ChevronTexaco и 'Роснефть' получили равные права на разведку. Оно особенно больно ударило по ExxonMobil, которая к тому времени вложила в проект более 80 млн долл. (4) и воздерживалась от дальнейших инвестиций лишь потому, что надеялась заключить соглашение о разделе продукции (СРП) (5).
После президентских выборов в марте 2004 г. стали появляться свидетельства того, что памятные события 2003 г. вовсе не были случайным отклонением, а, напротив, были частью хорошо продуманного плана и определенного видения перспектив российского нефтяного сектора. Президент Путин вовсе не собирался использовать свое возросшее политическое влияние, чтобы без всяких ограничений 'распахнуть двери' для иностранных инвестиций в нефтяную и газовую промышленность России, как полагали западные наблюдатели. Скорее, он намеревался реорганизовать эти отрасли таким образом, чтобы увеличить мощь российского государства. И только после того, как будет завершена реорганизация и подтверждена способность государства защитить национальные интересы в этом стратегически важном секторе, западные фирмы будут приглашены к участию на российском рынке.
Автор данной статьи считает, что изменения в российской энергетической политике были предсказуемы и происходили по мере того, как Владимир Путин все полнее контролировал рычаги власти, являющиеся прерогативой президента России. К тому же более ранние публичные заявления Путина и биографии людей, у которых он искал совета, предвещали подобные изменения в политике.
В статье показано, что президент Путин искренне стремится к развитию партнерства между Россией и Соединенными Штатами в области энергетики, которое он считает краеугольным камнем улучшившихся российско-американских отношений, но только при соблюдении определенных условий, которые ранее не осознавались в достаточной мере. Путин понимает, что для достижения поставленной цели необходимо в большем объеме привлекать в энергетику России инвестиции западных фирм. Но он твердо уверен, что инвестирование не должно препятствовать российскому государству осуществлять надзор за нефтяными и газовыми ресурсами страны.
По мнению российского президента, этой цели можно достичь различными способами, включая государственное регулирование, частичное участие государства в собственности и государственный контроль за транспортировкой энергоносителей. Но, как бы то ни было, главенство российского государства в энергетическом секторе не может быть предметом торга.
Владимир Путин признает важность рыночных механизмов и обязательство государства защищать частную собственность, но при этом он полагает, что права собственности не должны превалировать над интересами государства - ведь последнее осуществляет контроль от имени российского народа, чьи коллективные интересы важнее любых частных.
Как показано в статье, нефтяные и газовые ресурсы России служат источником доходов для реинвестирования в экономику страны и одновременно эффективным рычагом в ее международных отношениях. Президент Путин понимает это и не желает уступать контроль над столь прибыльной сферой и потенциально мощным инструментом власти.
Первый президентский срок Владимира Путина
Владимир Путин характеризует себя как сторонника 'управляемой демократии'. Говоря так - а это определение впервые прозвучало в его интервью корреспонденту New York Times Стивену Ли Майерсу в октябре 2003 г., - он имеет в виду политическую систему, построенную на контроле 'сверху вниз', которая тем не менее обеспечивает гражданам России, по мнению Путина, во многом такую же правовую защиту, что и в странах с развитой демократией (6). Система подобного типа, настаивает российский президент, соответствует национальным традициям и культурным ценностям, а это, полагает он, является необходимым условием успешного функционирования любой демократической системы в России.
Приоритетной задачей своего президентства Владимир Путин сделал укрепление российского государства, оставляя на заднем плане проблему более надежной защиты прав российских граждан. Он явно считает, что политическая система постсоветской России только еще строится. Кроме того, российский президент полагает, что укрепить государство не удастся, не отказавшись от множества решений, принятых его предшественником Борисом Ельциным, первым президентом России.
К началу 2004 г. Путин смог избавиться практически от всей команды Ельцина, представители которой в начале первого срока президентства Путина занимали доминирующие позиции в его администрации. В их число входили и многие члены так называемой 'семьи' - круга приближенных Ельцина, которые оставались на своих местах и при Путине вплоть до парламентских выборов в декабре 2003 г. (7) Путин заменил их своими людьми, а также технократами, не имевшими тесных связей с администрацией его предшественника (8). Столь длительное пребывание выдвиженцев Ельцина на их прежних постах при Путине, по-видимому, было частью соглашения, заключенного между Ельциным и его преемником в декабре 1999 г. (9)
Однако к середине первого президентского срока Путина было уже совершенно ясно, что этот бывший сотрудник КГБ намерен внести свой собственный вклад в развитие российской государственности. Ключевым моментом для Путина стало расширение президентских полномочий (институт президентства был учрежден Ельциным в 1991 г.).
При Ельцине в России царил хаос, а ее экономика и политическая система были подорваны внезапным распадом Советского Союза. Кроме того, первый российский президент был физически немощен и проболел часть своего первого и весь второй президентский срок. Но, несмотря на все это, Борис Ельцин был преисполнен решимости удерживать власть в собственных руках. Ему удавалось делать это, делясь своими конституционными полномочиями с президентской администрацией, Государственной думой и региональными лидерами, а также обменивая экономическое покровительство федерального центра на политическую поддержку (10).
Путин дожидался своего часа, чтобы провести кардинальные изменения, но с самого начала было очевидно, что новый президент России недоволен системой, доставшейся ему в наследство. В ней попросту было слишком много независимых центров власти, чтобы она могла нравиться Путину (11).
Самой легкой мишенью для нападок стали 'независимые' российские СМИ, поскольку на большинство их ключевых фигур - владельцев и известных комментаторов - сделка, заключенная Ельциным и Путиным при передаче последнему президентских полномочий, по-видимому, не распространялась. Изъятие лицензий у самых откровенных и нелицеприятных СМИ резко ослабило критику нового президента России и его политики (12), а также позволило нанести удар по нескольким вызывавшим особое раздражение и сравнительно уязвимым олигархам (Борис Березовский и Владимир Гусинский) (13), которые ошибочно полагали, что доступ, который они имели к президенту в ельцинские времена, сохранится и при новой администрации. Атака на этих людей должна была послужить предупреждением другим крупным фигурам российского бизнеса, что и было по достоинству оценено 'целевой аудиторией'.
Путин, безусловно, понял, что так называемые олигархи, то есть бизнес-магнаты, пережившие финансовый кризис 1998 г., представляли собой чрезвычайно мощную группу. Объединившись, эти люди решающим образом повлияли на российскую политическую жизнь, когда они в 1996 г. выручили Бориса Ельцина, предложив ему схему 'займы в обмен на акции', позволившую обнищавшему российскому государству выплатить задолженность по зарплатам и пенсиям (14). Без этого Борис Ельцин в 1996 г. почти наверняка не был бы переизбран на пост президента, а к власти вновь пришли бы коммунисты.
По мере приближения выборов 2000 г. влияние Коммунистической партии шло на убыль. Совокупная же экономическая мощь двадцати пяти самых богатых людей России намного превысила экономическую мощь государства (15), так что российский президент фактически не имел шансов на успех в противостоянии этой группе людей как единому целому. Олигархи стремились наладить с новым президентом такие же отношения, какие они поддерживали с Борисом Ельциным, но Владимир Путин был непреклонен, решив держать их на расстоянии и ограничив для них прямой доступ к своей персоне. Путин предпочитал, чтобы роль своего рода консультативного бизнес-совета при новой администрации играл обновленный Российский союз промышленников и предпринимателей. Он также начал понемногу менять состав президентской администрации, вводя в нее людей, с которыми он работал в Санкт-Петербурге в 1990-х годах или с которыми чувствовал некоторое сродство из-за их принадлежности к той или иной ветви российских спецслужб (16). Это еще больше ограничило доступ олигархов к рычагам президентской власти.
Как это свойственно богатым людям повсюду, российские олигархи стремились к накоплению все больших богатств, желая при этом влиять на развитие российского государства в направлении, которое максимально способствовало бы реализации их собственного экономического потенциала. Учитывая хитроумие - сочетание делового и политического чутья, которое продемонстрировали олигархи, сколачивая свои состояния, можно с большой долей определенности утверждать, что большинство из них считали себя намного умнее любых политических лидеров России - людей значительно более скромного достатка. Действительно, многие олигархи, особенно те, чьи главные интересы сосредоточены в нефтяном секторе, с каждым годом становились богаче и богаче, а для таких корпораций, как ЮКОС и TНK, стало уже в порядке вещей иметь среди своих высших руководителей по несколько долларовых миллиардеров (17).
Эти люди стали искать другие сферы приложения политического влияния, сосредоточив свое внимание на Государственной думе (18) и на администрациях регионов, в которых расположены их предприятия (19). Такая стратегия позволили им усилить свое влияние и в Совете Федерации - верхней палате российского парламента, в которой представлены региональные власти.
Путин тоже искал способы контролировать парламент, и инициированная им процедура назначения членов верхней палаты сделала ее даже более управляемой, чем нижняя палата, члены которой были избраны в условиях политической вольницы последнего года пребывания Ельцина у власти. И хотя большинство членов Думы были настроены в целом лояльно к новому президенту, они все же не были 'его людьми', и даже те из них, кто присоединился к пропрезидентским фракциям, могли по конкретным вопросам проголосовать вместе с либеральным, коммунистическим или националистическим блоками.
Чем более спорным был вопрос, тем сложнее было Путину обеспечить себе легкую победу, и это особенно относится к тем проблемам, по которым позиция президента России расходилась с позицией крупнейших олигархов - ведь у последних были практически неограниченные возможности оказывать финансовую поддержку различным либеральным партиям (равно как и проправительственным блокам) (20).
Влияние этих людей, иногда персональное, а иногда коллективное, было особенно заметно в законодательстве, касающемся регулирования торговли, налогообложения и иностранных инвестиций. Поскольку ведущие бизнес-структуры России были стойкими поборниками корпоративной прозрачности (21), существовало общее согласие относительно того, что и налоговая система должна быть прозрачной, допуская при этом разного рода законные способы, посредством которых крупнейшие российские фирмы имели бы возможность оптимизировать свои налоговые выплаты (22).
В этом смысле для большинства олигархов предпочтительным было законодательство, оставлявшее им выбор платить налоги там, где были зарегистрированы либо они сами, либо их активы. Это увеличивало шансы на то, что им удастся уменьшать свои налоговые издержки благодаря сотрудничеству с местными властями. Некоторые олигархи даже сами возглавили местную власть или сумели обеспечить избрание в местные органы управления старших менеджеров своих компаний. Владелец 'Сибнефти' Роман Абрамович стал губернатором Чукотки, и в течение нескольких лет его личный доход был основным источником финансовых поступлений для этого приполярного и малонаселенного региона Дальнего Востока. Высшие должностные лица ЮКОСа, TНK и 'Норильского никеля' также пошли в политику, чтобы защищать интересы соответственно Михаила Ходорковского, Михаила Фридмана и Владимира Потанина (23).
И если по большинству вопросов, касающихся торговли, олигархи не были едины, поскольку каждый из них прикидывал, получит ли выгоду его основное производство от введения режима свободной торговли (24), то идею полной свободы иностранного инвестирования в России поддерживали все. Некоторые из олигархов разошлись с Кремлем также по вопросу о том, следует ли в качестве инвестиционного стимула предоставлять иностранным фирмам налоговые льготы и льготы по плате за право разработки недр. Это привело к тому, что по вопросу соглашений о разделе продукции, в которых оговариваются особые условия для разработки природных ресурсов, представляющих стратегический интерес, при голосовании в Госдуме сложился причудливый альянс коммунистов с депутатами, тесно связанными с некоторыми из крупнейших нефтяных компаний России. Законодательство по СРП не делало различий между российскими и иностранными держателями лицензий. Некоторые российские нефтяные компании, а именно ЮКОС и 'Сибнефть', полагали, что закон о СРП будет на руку западным фирмам и ухудшит позиции нефтяных баронов России, которые в противном случае могли бы извлекать выгоду из своего инсайдерского положения; другие же российские компании, такие, как 'Роснефть', 'Татнефть' и TНK-BP, полагали, что при определенных условиях СРП могут быть для них выгодны.
Для людей, подобных Ходорковскому, вопрос был не в том, должны ли иностранцы вкладывать капитал в нефтедобывающую промышленность России, а в том, совместно с кем они должны были это делать: с государством или при долевом участии российских нефтяных компаний. Что же касается российских фирм, заинтересованных в том, чтобы раздувать свои активы, то для них было намного предпочтительнее сохранить свои преимущества и стать каналом для иностранного инвестирования, как это и было сделано руководством TНK при слиянии с BP(25).
Мнение президента Путина по этому вопросу не совпало с мнением некоторых самых богатых людей России по причинам, о которых речь пойдет ниже. Правовое регулирование российской нефтедобывающей промышленности было одной из множества проблем, решение которой Владимир Путин считал жизненно важным для того, чтобы вернуть себе полный контроль за этой сферой. Поэтому для российского президента было крайне существенно гарантировать, чтобы парламент, избранный в 2003 г., был гораздо более податливым, чем предшествовавший ему. Для Путина, человека, воспитанного в коммунистических традициях, результат был важнее самого процесса, особенно когда процесс в том виде, в каком его представляли себе сторонники свободных и честных выборов, обеспечивал большое преимущество тем, кто имел доступ к крупным финансовым средствам.
Несколько публичных заявлений Михаила Ходорковского - в сочетании с разраставшимися слухами, для опровержения которых сам Ходорковский ничего не сделал, - заставляли предполагать, что удачливый председатель правления ЮКОСа использует свое недавно обретенное влияние на законодателей, чтобы попытаться резко ограничить президентскую власть в России, сдвинув страну в направлении парламентской демократии, в рамках который не президент, а парламент назначал бы главу правительства (26).
Путину парламентская демократия представлялась абсолютно ложным путем развития России, дальнейшим отходом от сильного государства, которое только и способно защитить интересы российского населения. Он отвергал использование институтов западного типа (о которых простые россияне имели лишь смутное представление) для вывода российских активов за рубеж к выгоде привилегированного меньшинства. Между тем критики олигархов были уверены, что парламент, избранный при финансовой поддержке этих людей, именно в их интересах и будет действовать (27). На парламентских выборах в декабре 2003 г. проправительственные кандидаты одержали убедительную победу, которой способствовали изменения в законе о выборах, ущемляющие интересы независимых кандидатов и оппозиции (28). По мнению представителей ОБСЕ, эти выборы не соответствовали международным нормам.
Хотя многие видные деятели оппозиции и критиковали прошедшие выборы (29), фактически все серьезные политики в стране считали, что победить Путина на данный момент было нереально. Несмотря на разговоры о нарушениях, Путин воспринял результаты выборов как народный мандат на второй президентский срок. Конечно, у Путина были возможности выиграть выборы всеми правдами и неправдами, однако нужно признать, что российский президент был самой популярной (и самой сильной) политической фигурой в России. Популярность Путина, а также широко распространенные настроения типа 'исход заранее известен' предрешили то, что он не встретил серьезной конкуренции на президентских выборах (30).
14 марта 2004 г. Владимир Путин был переизбран президентом в первом туре, получив 71% голосов при зафиксированной явке избирателей 64% (примерно 49 млн человек) (31). Столь подавляющий перевес развязал Путину руки для трансформирования экономической и политической системы России. Как мы покажем ниже, его прошлые действия и заявления могут служить ключом к пониманию его нынешнего поведения, когда он получил мандат избирателей и свободу действий.
ЮКОС и дело Ходорковского
Прежде чем обратиться к рассмотрению того, какой может быть в будущем политика в нефтяном секторе, полезно более подробно познакомиться с ситуацией, связанной с арестом Михаила Ходорковского и кампанией против ЮКОСа. Хотя публично некоторые могут заявлять иное, тем не менее, любой серьезный эксперт по России уверен, что арест Михаила Ходорковского был не чем иным, как избирательным применением российского закона с целью удалить этого миллиардера из российской политической жизни и тем самым послать предупредительный сигнал другим российским олигархам, как в нефтедобывающей промышленности, так и за ее пределами.
Как и было задумано, арест Михаила Ходорковского и последующее обращение с ним с самого начала выглядели почти что театральным действом (по крайней мере для тех, кто наблюдал за ним со стороны, но, разумеется, не для главного участника драмы) (32). Рано утром 25 октября 2003 г. примерно 20 вооруженных агентов ворвались на борт личного реактивного лайнера Ходорковского и арестовали его. Ходорковский был помещен в камеру следственного изолятора 'Матросская Тишина' с пятью другими заключенными. Некоторые аспекты содержания Ходорковского под стражей нарушают Европейскую конвенцию по правам человека, которую Россия в свое время подписала.
Формально арест Ходорковского связан с приватизацией в 1996 г. компании по производству удобрений 'Апатит' холдинговой компанией МЕНАТЕП (33), главным собственником которой был Ходорковский (34). МЕНАТЕП получил контроль над ЮКОСом от российского государства по схеме 'займы в обмен на акции', которая обеспечила финансирование кампании 1996 г. по переизбранию президентом Бориса Ельцина (35). Фактически все должностные лица ЮКОСа, арестованные в 2003-2004 годах, являются акционерами компании МЕНАТЕП (36). Вслед за их взятием под стражу Генеральная прокуратура РФ наложила арест на большую часть акций ЮКОСа, чтобы покрыть налоговую недоимку более чем в 2 млрд долл., которые ЮКОС предположительно задолжал российскому правительству (37).
Есть несколько причин, почему Путин или люди из его окружения избрали мишенью именно Ходорковского и его коллег по компании МЕНАТЕП. Арест столь видной фигуры вряд ли мог быть произведен, если бы не стечение нескольких важных обстоятельств, некоторые из которых, похоже, все еще скрыты от нас.
Частично ответ вполне может крыться в истории корпорации МЕНАТЕП и судьбах ее первых акционеров и пассивных партнеров, которые помогли обеспечить этому предприятию стартовый капитал. Некоторые из этих лиц, возможно, поняли, что они продали свои 'доли' слишком поспешно или слишком дешево, учитывая их существующую (не говоря уже о проектируемой) цену после прерванного слияния компаний ЮКОС и 'Сибнефть', а также в связи с возможной продажей ее одной из западных нефтяных фирм. Ходорковский мог нажить себе несколько могущественных врагов и после финансового обвала в августе 1998 г., когда банк МЕНАТЕП реорганизовал свои холдинги и 'освободил' себя от долговых обязательств весьма избирательным образом (38).
Возможно, в результате кадровых перестановок в Кремле некоторые из этих людей заняли высокие посты, но никто из них не мог расквитаться с Ходорковским, арестовав его по собственному желанию, без одобрения президента Путина.
Схема арестов позволяет предположить, что Путин предпочел бы, чтобы Ходорковский сам проявил инициативу. Сначала были взяты под стражу его партнеры, и только затем, через какое-то время, которого Ходорковскому вполне бы хватило, чтобы уехать из страны (вариант, к которому олигарх не проявил никакого интереса), он был заключен под стражу. Конечно, ни один из этих арестов не мог быть произведен без санкции Путина или, по меньшей мере, без его молчаливого согласия.
Вероятно, Путин видел здесь две отдельные проблемы: 1) политические амбиции Ходорковского и 2) возрастающую интернационализацию компании ЮКОС. Проще говоря, в намерения российского президента не входило позволить Михаилу Ходорковскому использовать личное состояние для захвата политической власти. Когда последний дал понять, что он собирается сделать именно это, финансируя избирательную кампанию своих 'единомышленников' - продемократических кандидатов в Думу, он оставил Путину лишь три выбора: смириться, изгнать олигарха из страны или заключить его в тюрьму. Смиряться Путину не было никакого резона, и он был достаточно умен, чтобы понимать, что даже если он переиграет Ходорковского на парламентских выборах 2003 г., раздосадованный миллиардер, конечно же, не оставит попыток использовать свое личное состояние для достижения желаемых целей во время второго президентского срока Путина.
И Путин попал в точку, когда решил для себя, что Ходорковский не тот человек, который смирится с поражением. Олигарх предпочел тюрьму высылке из страны, хотя на протяжении нескольких месяцев перед арестом из кремлевских кругов поступали ясные сигналы, что для него было бы благоразумнее навсегда покинуть Россию.
Российский президент, очевидно, хотел также изменить некоторые аспекты политики ЮКОСа и, возможно, восстановить контроль над некоторыми ключевыми активами компании, и Путин располагал вполне достаточной властью, чтобы предотвратить угрозу, которую, как он, по-видимому, считал, эти аспекты политики ЮКОСа представляли для национальных интересов России. Впрочем, для решения этой проблемы можно было вполне обойтись без взятия под стражу главного фигуранта, и здесь кроется еще одно основание для подозрений, что обида на руководителей ЮКОСа имеет очень глубокие корни и не ограничивается только нефтяной сферой.
Путин был полон решимости не допустить, чтобы ЮКОС диктовал приоритеты в развитии нефтедобывающей промышленности России. А возможности ЮКОСа в этом отношении могли заметно возрасти, если бы компания продала стратегический пакет своих акций ChevronTexaco или ExxonMobil (39). Такое партнерство с западной фирмой увеличило бы вероятность того, что не российское правительство, а ЮКОС будет выбирать маршрут Восточно-Сибирского трубопровода. ЮКОС предпочитал протянуть трубопровод от своих месторождений нефти в Восточной Сибири к Дацину в Китае, а не в направлении Японии через Находку по маршруту, одобренному Кремлем. Если бы ЮКОС преобразовался в структуру, подобную ТНК-ВР, то российское правительство утратило бы контроль за многими ключевыми решениями, касающимися разработки нефтяных и газовых ресурсов страны, уступив свои прерогативы западным нефтяным компаниям.
Президент Путин положительно относится к западным инвестициям в российскую нефтяную отрасль, и он активно поощрял инвестиции зарубежных компаний в технологически сложные проекты. Он вовсе не противник западных инвестиций в российские нефтяные компании. Говорят, что это он дал президенту BP согласие на слияние ТНК с ВР в ходе их личной встречи. Однако в том, что касается политики России в сфере партнерства с западными компаниями, Путин явно отдает предпочтение медленному, постепенному продвижению вперед с установлением ограничений на то, что можно, а чего нельзя делать в каждом конкретном случае. И согласие по таким вопросам должно достигаться в ходе консультаций, а не диктоваться волевыми решениями российских нефтяных магнатов.
Владимир Путин также должен был чувствовать себя лично оскорбленным весьма своеобразным подходом Михаила Ходорковского к поиску западного партнера и его очевидной уверенностью в том, что он может распоряжаться активами ЮКОСа, как ему заблагорассудится. До того как Ходорковский впал в немилость, российский президент казался весьма благосклонно настроенным к слиянию компаний ЮКОС и 'Сибнефть', которое заметно увеличивало размеры личного капитала Ходорковского (40). После ареста последнего слияние компаний сорвалось, возможно, потому, что главный акционер 'Сибнефти' Роман Абрамович был вынужден выйти из игры под давлением Кремля (41). И хотя вначале руководство ЮКОСа пыталось как-то сопротивляться срыву сделки, в конце концов, оно приняло это как свершившийся факт - fait accompli (42).
Конфронтация между Ходорковским и Путиным, несомненно, стала знаковым событием для будущего развития нефтяной отрасли в России (хотя изначально такая цель, возможно, и не ставилась) - фактором, во многом определяющим условия и сроки будущих западных инвестиций. После того как Путин и Ходорковский вступили в борьбу друг с другом, у российского президента вообще не осталось никаких причин как-то сдерживать себя и ограничивать свои действия по отношению к другим нефтяным гигантам России. И действительно, давление на 'Сибнефть' возросло сразу же после ареста Ходорковского. При расторжении договоренности о слиянии 'Сибнефти' и ЮКОСа Абрамовичу была предъявлена неустойка в сумме 1 млрд долл. за уклонение от сделки, а после аудита в декабре 2003 г. - счет на 1,5 млрд долл. за якобы не уплаченные 'Сибнефтью' в 2000-2001 годах налоги (43). Но после президентских выборов 2004 г. вместо 'реформирования' ведущих нефтяных компаний России каждой по отдельности Владимир Путин сделал выбор в пользу более системной ревизии российской нефтедобывающей промышленности.
Владимир Путин и стратегические ресурсы России
Реакция Путина на действия олигархов не была только рефлекторной, хотя элементы этого, конечно, присутствовали. Любому президенту не понравится, если ведущие фигуры бизнеса будут демонстративно проявлять свое неуважение к нему, тем более что эти люди имеют намного более широкий доступ к западным СМИ, а эти СМИ к ним благоволят.
Судя по его заявлениям и поступкам, Путин не считает, что олигархи действуют в интересах России. Президент не хочет, чтобы Россия стала жертвой 'голландской болезни'. И еще задолго до того, как Путин узнал, что такое 'голландская болезнь', он был уверен, что российская экономика не должна зависеть от экспорта сырьевых материалов (а также не хотел, чтобы государственный бюджет России был заложником цен на сырье). Этот взгляд разделяют многие лидеры нефтяной отрасли России, но в том, что касается решений, предлагаемых для уменьшения зависимости России от нефтяного сектора, мнения Путина и олигархов расходятся.
С точки зрения Ходорковского и Михаила Фридмана (TНK), совершить переход от коммунистической огосударствленной и гиперцентрализованной экономики к более современным формам лучше всего, передав всю собственность частным лицам. Этого взгляда придерживаются и такие реформаторы, как Анатолий Чубайс, Егор Гайдар и Григорий Явлинский, хотя все они при этом признают, что приватизация проводилась достойными сожаления и, более того, преступными методами. Не всем реформаторам по душе и идея, чтобы олигархи играли активную роль в политике. Так, Явлинский заявляет даже, что тем, кто участвовал в 'преступной приватизации', следует запретить занимать государственные посты (44). Однако реформаторы сходятся с олигархами в том, что в долгосрочном плане российская экономика выиграет от приватизации, поскольку активы, переданные в частные руки, породят более диверсифицированную экономику и обеспечат государству более крупные налоговые поступления. Поскольку и реформаторы, и олигархи трактуют экономику в глобальных терминах, их меньше всего волнует вопрос о национальной принадлежности собственников, о том, кто они: российские граждане или иностранцы (45).
Президент Путин решительно не согласен с такой точкой зрения. Он считает, что российская собственность на основные ресурсы страны имеет критически важное значение для экономического восстановления России и ее возрождения в качестве влиятельного субъекта международной политики. Путин не верит, что глобальные рыночные силы способны обеспечить благоприятные экономические возможности и социальную поддержку, которые необходимы российскому народу для успешного перехода от коммунистического режима к современной экономической и политической системе европейского типа. Напротив, он полагает, что преждевременная глобализация российской экономики приведет к еще большим трудностям в жизни большинства россиян и к концентрации огромных богатств в руках относительно небольшой кучки людей, обладающих очень слабой мотивацией (или не имеющих ее вовсе) реинвестировать в российскую экономику.
Путин много размышлял над этими вопросами. Он защитил кандидатскую диссертацию на тему 'Стратегическое планирование воспроизводства минерально-сырьевой базы региона в условиях формирования рыночных отношений' в престижном Государственном горном институте в Санкт-Петербурге, который с 1990-х годов начал серьезно заниматься вопросами развития экономики и внедрения западного стиля управления в российском сырьевом секторе (46).
Кроме того, Путин опубликовал резюме своей диссертации в 'Записках Горного института' (январь 1999 г.) (47). В свете того, что Путин в период подготовки диссертации занимал достаточно высокую должность, а в то время, когда была опубликована его статья, был на пути к тому, чтобы стать первым лицом государства, имеет смысл поинтересоваться, является ли Путин подлинным автором диссертации и статьи. Ведь и в СССР, и в России за политических лидеров часто писали другие. В интересующем нас контексте, однако, неважно, кто был фактическим автором этой статьи. Независимо от того, сам Путин написал ее или нет, очевидно, что он дал согласие на ее публикацию под своим именем и тем самым подписался под ее содержанием. Он одобрил ее идеи, будучи уже осведомлен о своем политическом будущем.
В упомянутой статье Путин утверждает, что природные ресурсы России не только обеспечат экономическое развитие страны, но также послужат гарантией прочности ее международных позиций. Кроме того, он настаивает (в весьма решительных выражениях, в которых собственникам и менеджерам частных нефтяных компаний России следовало бы услышать вполне недвусмысленное предупреждение), что именно государство должно устанавливать приоритеты в нефтедобывающей промышленности. По правде говоря, неясно, достаточно ли серьезно многие из нефтяных олигархов воспринимали Путина в первые годы его правления, чтобы найти время разобраться, как новый российский лидер смотрит на эти проблемы.
Путин в своей статье подчеркивает, что в центре управления ресурсами России должно находиться государственное планирование. Он пишет: 'Устойчивое развитие экономики России в ближайшие годы должно базироваться на планомерном росте ее составляющих, и прежде всего - за счет минерально-ресурсного потенциала', что послужит гарантией экономической безопасности страны.
Путин также настойчиво утверждает, что Россия не может быть просто экспортером сырья, правильнее будет сказать, что 'развитие отечественной перерабатывающей промышленности. . . главный резерв превращения России в относительно короткие сроки в ведущую экономическую державу с высоким уровнем жизни для большинства населения'.
Далее он отмечает, что это невозможно без поддержки государства и без создания 'крупных финансово-промышленных корпораций', которые, охватывая различные экономические секторы, способны 'на равных конкурировать с транснациональными корпорациями Запада'. Чтобы эти компании были конкурент
