Сегодня, в начале 21 века, перед Российской Федерацией встает ряд серьезнейших геополитических проблем: в частности, с Запада она соседствует с развивающимся вглубь и вширь ЕС, в лице США она имеет дело с мировым гегемоном, чья политика в последнее время приобретает все более идеологизированный характер, на востоке Китай и Индия быстро превращаются в региональные державы, а в потенциале - и в сверхдержавы, и, наконец, с юга ее 'мягкое подбрюшье', прикрытое лишь цепочкой слабых государств Закавказья и Центральной Азии, непосредственно соприкасается с мусульманским миром.
Россия - страна с огромной территорией, раскинувшаяся на просторах Евразии - уже благодаря своему географическому положению сталкивается с разнообразными 'вызовами' на западе, востоке и юге: так было и в царскую, и в советскую, и в постсоветскую эпоху, однако в последнее время эти геополитические проблемы усугубились чрезвычайным, даже по историческим меркам, ослаблением возможностей государства и его влияния на международной арене в период хаоса 1990-х, последовавшего за распадом СССР. Российская Федерация, несомненно, уже приходит в себя после очередного 'смутного времени', однако есть основания сомневаться в устойчивости этого 'оздоровления' и способности страны дать адекватный ответ на вызовы эпохи стремительной глобализации.
В последние 15 лет в центре многих дискуссий о российской внешней политике стоял вопрос о ее направленности: прозападной или антизападной. Сегодня уже очевидно, что она носит 'пророссийский' характер, но при этом не всегда ясно как именно Россия определяет свои национальные интересы; к тому же, как это происходит с любой страной, они со временем могут измениться. Анализируя российскую внешнюю политику, я вспомнил знаменитую фразу, произнесенную Мао Цзедуном в конце 1950-х гг. - 'ветер с востока одолевает ветер с запада'. Он имел в виду, что социалистический лагерь со временем возьмет верх над лагерем капиталистическим. На вопрос о том, какой ветер сегодня преобладает в Москве - западный или восточный - ответить одновременно и легко и трудно.
Возникает ощущение, что ученые и эксперты, специализирующиеся по России, постоянно повторяют одни и те же вопросы: куда идет Россия, следует считать ее европейской, или азиатской страной, или она представляет собой уникальный 'евразийский' феномен? Если бы мне пришлось отвечать на эти вопросы, выбирая из нескольких вариантов, я, пожалуй, отдал бы предпочтение последнему, или согласился бы со всеми сразу. Знаменитый герб царской России, восстановленный сегодня в правах, изображает двуглавого орла, который смотрит и на Запад, и на Восток, что символизирует одновременно главные направления геополитических угроз и 'двоякую' ориентацию страны.
Впрочем, орлу, пожалуй, следовало бы пририсовать и третью голову: она смотрела бы на южные рубежи России, которые Черчилль называл ее 'мягким подбрюшьем' [так в тексте. Наиболее известна другая фраза Черчилля: он называл 'мягким подбрюшьем' Европы Балканы - прим. перев.] (это определение и сегодня, много десятилетий спустя, остается актуальным, как и другая фраза Черчилля - из выступления по радио в октябре 1939 г. - о том, что Россия - это 'тайна покрытая мраком за семью печатями').
Простой ответ на вопрос заключается в том, что в российской внешнеполитической ориентации по-прежнему преобладает ветер с запада. Под этим я подразумеваю ориентацию на Европу и Соединенные Штаты: не хотелось бы углубляться в дискуссию о том, насколько вообще сейчас можно говорить о понятии 'Запад', или о том, в какой степени сегодня сохранилось межатлантическое сообщество, и останется ли оно 'сообществом' в дальнейшем. Так или иначе, существует немало убедительных причин, даже помимо исторического и культурного наследия, по которым российская внешняя политика в большей степени ориентирована на Запад. Опять же заимствуя выражение Мао, я утверждаю и буду утверждать, что в своей внешней политике Россия 'склоняется в одну сторону', и эта сторона - Запад. Почему? Что ж, отчасти это связано с экономической географией и демографическими факторами. Более двух третей населения и экономического потенциала России сосредоточено в регионах, прилегающих к Европе. С точки зрения экономики и демографии Российская Федерация - страна 'асимметричная'. Более 50% ее внешней торговли приходится на 25 стран, входящих сегодня в Евросоюз. Соединенные Штаты, сравнимые с ЕС по объему ВВП, для России - куда менее важный экономический партер.
Однако Соединенные Штаты, благодаря своему военному и экономическому потенциалу, играют громадную роль в решении вопросов международной безопасности, и, пусть в несколько меньшей степени - в деятельности международных организаций и разработке международных норм. Если Европа является для России крупнейшим экономическим партнером, то действия США имеют определяющее значение в вопросах безопасности, интересующих Россию (замечу, что такую же роль для Вашингтона играет Москва). Россия сохраняет унаследованный от СССР статус ядерной сверхдержавы, и поэтому Соединенные Штаты остаются для нее главным 'визави' в вопросах, связанных с распространением оружия массового поражения и ядерной безопасностью. В условиях нарастания террористической угрозы России большинство представителей политических элит страны признают, что именно действия Вашингтона, а не Москвы, способны решающим образом повлиять на масштабы этой опасности - и в позитивном, и в негативном плане.
Но если связи России с Европой и Соединенными Штатами сейчас гораздо крепче, чем 20 лет назад, когда Михаил Горбачев стал генеральным секретарем ЦК КПСС, то сегодня, когда прошло уже немало времени с начала второго (и, на мой взгляд, последнего) президентского срока г-на Путина, некоторые факты проявились со всей очевидностью.
Во-первых, Россия не намерена играть роль 'младшего партнера' Вашингтона, как некоторые предполагали осенью 2001 г., когда г-н Путин принял смелое решение полностью поддержать операцию возглавляемой США коалиции по разгрому режима талибов в Афганистане. Помимо сотрудничества с коалицией в Афганистане, в том числе согласия на создание американских военных баз в Центральной Азии, Россия, пусть и без одобрения, смирилась с расширением НАТо и выходом США из договора по ПРО. Другим серьезным испытанием для российско-американских отношений стал тот момент, когда Москве пришлось принимать решение - поддержать войну в Ираке или выступить против нее, и в конечном итоге по ряду причин она склонилась в пользу второго варианта. На мой взгляд, это решение далось президенту Путину очень непросто, поскольку я убежден, что ему не хотелось делать однозначный выбор между двумя лагерями - Ширака/Шредера и Буша/Блэра.
Во-вторых, хотя Россия, несомненно, будет наращивать взаимодействие с Европой, ее отношение к интеграции с ней, и особенно с Евросоюзом, никак не назовешь однозначным. Начнем с того, что ЕС сосредоточивает внимание в первую очередь на собственном расширении и углублении, а Россия для него - объект не столь приоритетный. Кроме того, процесс внутренних преобразований в России забуксовал, и это осложняет ее отношения с Европой. Однако роль России в качестве важнейшего поставщика энергоносителей в страны Союза - козырь, который Кремль, по понятным причинам, все больше использует в виде кнута или пряника в отношениях с европейскими соседями - лидеры ЕС не могут игнорировать.
В-третьих, в геополитическом плане Россия вынуждена уйти в 'глухую оборону' перед лицом расширения НАТО и ЕС у ее западных границ. Традиционно Россия больше опасалась первого, чем второго, но чем ближе она знакомится с ЕС, тем больше озабоченности у нее возникает. Хотя европейцы и американцы (не забудем, кстати, и о многочисленных разногласиях внутри самого ЕС) расходятся по ряду важных международных проблем, и те и другие в целом считают необходимым сохранение и укрепление суверенитета государств, входивших ранее в состав СССР (не говоря уже о бывших странах-участницах Варшавского договора). Позиции, утраченные в результате форсированного геополитического 'отступления' Российской империи из Европы после Первой мировой войны были быстро возвращены после Второй мировой, и успешно удерживались почти полвека.
Однако последствия драматического поражения России в Холодной войне вряд ли в обозримом будущем будут устранены; скорее, в свете недавних событий в Грузии, на Украине и в Молдове, нынешнее 'отступление' еще продолжается. Впрочем, развитие ситуации в Узбекистане в этом году позволяет предположить, что переломный момент с точки зрения российского влияния в Евразии, возможно, уже наступил (подробнее я остановлюсь на этом позже).
Открытое столкновение из-за украинских президентских выборов в конце прошлого года показало, какие трудности возникли в отношениях России с США и Европой за последние год-два. Спорное, но относительно позитивное мнение о том, что г-н Путин, несмотря на неоднозначное (в лучшем случае) отношение к демократии, является оплотом стабильности и проводником прозападного политического курса, все больше подвергается сомнению - в первую очередь из-за 'дела 'ЮКОСа'', сворачивания демократических механизмов, и ожесточенной схватки с Западом в ходе выборов на Украине.
Возможно, в прошлом российского президента на Западе несколько идеализировали, но теперь маятник, пожалуй, слишком далеко качнулся в противоположном направлении, поскольку многие западные наблюдатели и СМИ теперь характеризуют его режим как авторитарный и неоимперский. На мой взгляд, Россия, пожалуй, превратилась из квазидемократического государства в полуавторитарное или авторитарное, но в очень мягкой форме. Демократия в России и к моменту прихода г-на Путина к власти укоренилась чрезвычайно слабо (и это в лучшем случае), однако он систематически ослабляет другие независимые или формально независимые политические силы, а также демократические институты. Однако называть путинскую Россию неоимперской - не просто преувеличение, но и ошибка, поскольку, как я уже отмечал, эта страна почти 20 лет переживает упадок своего геополитического влияния. Это не означает, что у ее руководства нет устремлений, которые кто-то мог бы назвать неоимперскими: они, несомненно, существуют.
Однако реальное соотношение сил на международной арене представляет собой мощный и отрезвляющий барьер для любых грандиозных планов укрепления российского влияния за рубежом. Пожалуй, самым тревожным побочным эффектом усилий г-на путина по консолидации и централизации власти, которые его коллеги оправдывают необходимостью восстановить позиции государства после его фактического краха в 1990-х гг., стало снижение эффективности процесса принятия политических решений: из-за этого его режим, возможно, стал слабее, а отнюдь не сильнее и дееспособнее, как утверждают в Кремле. Это, конечно, вопрос спорный, и кто прав - рассудит история. Однако, когда речь идет об экспортере энергоносителей такого масштаба, как Россия, нефтяные доходы при цене в 50-60 долларов за баррель способны скомпенсировать многие недостатки.
Другим проявлением того факта, что в отношениях России с Западом повеяло холодом, стал рост разногласий между Москвой и некоторыми европейскими и межатлантическими международными институтами. Предмет спора во многих случаях связан с государствами бывшего СССР, а их корни следует искать еще в характере распада Советского Союза в 1991 г. Тем не менее, когда год назад российские власти и ОБСЕ пришли к диаметрально противоположным выводам относительно парламентских выборов в Беларуси и первоначальных итогов президентских выборов на Украине, а совсем недавно, пусть и не столь резко, разошлись в оценке азербайджанских выборов, это произвело поистине ошеломляющее впечатление. Во всех этих случаях россияне приветствовали результат голосования и заявляли об отсутствии серьезных нарушений, а ОБСЕ, напротив, выявляла множество недочетов и проблем. То есть, одна сторона пользовалась только белой, а другая - исключительно черной краской.
Непрекращающаяся критика и выражения озабоченности со стороны ОБСЕ и ПАСЕ в связи с нарушениями прав человека в Чечне, юридическими недочетами в 'деле 'ЮКОСа'', а также критические высказывания ОБСЕ, ЕС и многих лидеров отдельных государств в связи с политическими реформами, провозглашенными после бесланских событий, побуждают российские власти и их официальных представителей говорить о политике 'двойных стандартов' по отношению к России. Конечно, было бы абсолютно неправильно утверждать, что мы находимся на пороге новой Холодной войны, однако своей манерой и тоном сегодняшние отношения между Россией и Западом напоминают о тех временах. Ветер с Запада, дующий сегодня в Москве, несет куда больше холода, чем еще несколько лет назад.
Взгляд на восток
Главный вывод из анализа отношений России с Европой и США заключается в том, что эта страна не намерена играть роль младшего партнера Вашингтона, наподобие Британии под руководством Тони Блэра, и не станет в ближайшем будущем стремиться к действительно глубокой интеграции с Евросоюзом, т.е. вступлению в его состав. Она, подобно Китаю, останется одним из немногих государств мира, проводящих независимую внешнюю политику. Москва будет играть существенную роль в ряде важных регионов - Европе, Северо-Восточной Азии, и на 'Большом Ближнем Востоке' - так в России называют пояс преимущественно мусульманских государств у ее южных рубежей, от Афганистана до Египта. Кроме того, благодаря своему потенциалу в некоторых областях, Россия будет способна по ряду вопросов выступать на правах мировой державы - речь идет, в частности, о поставках энергоносителей, нераспространении оружия массового поражения и использовании ее права вето в ООН. В целом, Россия будет проводить 'разнонаправленную' внешнюю политику, призванную обеспечить ее национальные интересы и способствовать созданию 'многополярного' мира.
Помимо объединенной Европы и Соединенных Штатов, важнейшим 'полюсом' многополярного мира 21 века, несомненно, станет Китай. (Заметим в скобках, что главной задачей российского руководства станет реальное превращение страны в один из глобальных центров силы и влияния. Скептики подкрепляют свои сомнения в будущем России ссылками на неустойчивость ее экономического роста, крайне негативные демографические тенденции, некомпетентность и коррумпированность госаппарата.) В отношениях с Китаем Россия сталкивается с уникальным 'набором' проблем и благоприятных возможностей, естественно, в корне отличающихся от тех, что возникают у нее при взаимодействии с США и Европой. Российские и иностранные наблюдатели часто грешат упрощенчеством, говоря о 'китайском козыре', к которому может прибегнуть Россия, если ее отношения с Европой и США, особенно с Вашингтоном, испортятся.
Этот 'козырь' уже не раз всплывал за последнее десятилетие в качестве ответа на якобы чересчур деспотичное поведение США на международной арене, расширение НАТО или мандата этого альянса (свидетельством последнего стала война из-за Косово). Некоторые западные аналитики утверждают, что семена будущего военного союза между Москвой и Пекином, или по крайней мере сотрудничества в области безопасности для противостояния американской военной гегемонии уже посеяны, ссылаясь при этом на масштабные поставки российского оружия Китаю, укрепление взаимодействия в сфере безопасности в рамках Шанхайской организации сотрудничества, а также двусторонних контактов между военными. Беспрецедентные российско-китайские маневры, состоявшиеся в конце лета, привлекли в этой связи повышенное внимание и сопровождались множеством комментариев в указанном духе.
Другие, напротив, рассматривают мощный экономический рост в Китае, естественно, влекущий за собой усиление его могущества и влияния на международной арене, а также гигантскую численность населения этой страны как факторы, угрожающие интересам России, особенно в богатой природными ресурсами Сибири и на Дальнем Востоке, население которых, и так немногочисленное, постоянно сокращается, а проблемы в области управления до сих пор не устранены. Россияне, обеспокоенные усилением Пекина, указывают на неуклонно растущее влияние Китая в восточных регионах России за счет расширения торговли и экономических связей. Зачастую количество китайских мигрантов, живущих в стране, преувеличивается: все средства хороши, лишь бы оправдать идею о 'китайской угрозе' - стремлении Пекина вернуть утраченные территории если не военными средствами, то более утонченными методами вроде создания 'пятой колонны' за счет экономического влияния и миграции.
На мой взгляд, обе эти точки зрения - о 'благоприятных возможностях' и 'угрозе', которые несет России Китай - преувеличены: они серьезно искажают реальную ситуацию. Для того, чтобы Россия укрепила сотрудничество с Китаем до уровня, напоминающего нечто вроде союза, необходимо резкое ухудшение отношений между Москвой и Вашингтоном. И наоборот, Китай сочтет альянс с Россией делом стоящим, только если его связи с Америкой резко слабнут. Для Китая Соединенные Штаты важнее, чем Россия, да и для Москвы отношения с Вашингтоном важнее, чем с Пекином.
В обозримом будущем такое положение, скорее всего, сохранится - даже в случае такого катастрофического события, как конфликт между Китаем и США из-за Тайваня. Какой смысл России портить отношения с Америкой из-за этого острова? Прежняя логика, связанная со стратегическим 'треугольником', образовавшимся на завершающем этапе Холодной войны, в 1970-х гг., к сегодняшней действительности просто неприменима. Ситуация изменилась. Применительно к России она заключается в следующем: Пекин для нее - не угроза и не 'палочка-выручалочка', а чрезвычайно важный партнер в рамках двусторонних отношений, и в этом нет ничего удивительного, учитывая протяженность их общей границы и быстрый рост экономического потенциала и влияния Китая.
Если на психологическом уровне ощущение уязвимости, которое вызывает в России соседство с бурно развивающейся азиатской державой, отчасти объяснимо, то имеющиеся факты просто не подтверждают вывода о том, что Китай представляет для России реальную угрозу. Напротив, куда легче аргументировать тезис о том, что китайско-российские отношения сегодня развиваются позитивнее, чем когда-либо на протяжении последнего столетия, ну разве что за исключением 1950-х гг. Осенью прошлого года между двумя странами было заключено окончательное соглашение о демаркации границы, по протяженности не имеющей равных в мире. Российско-китайские торгово-экономические связи быстро расширяются; Пекин и Москва занимают одинаковую позицию по многим важнейшим вопросам международной политики и наращивают сотрудничество в сфере безопасности. Конечно, не стоит рисовать совсем уж идеальную картину: дело не обходится без разногласий и взаимных разочарований, но это в какой-то степени является неизбежным атрибутом любых двусторонних отношений.
У Пекина серьезное разочарование вызывает, в частности, недостаточно динамичное развитие сотрудничества с Россией в топливно-энергетическом секторе. В своей энергетической политике по отношению к России Китай - кстати, та же линия, пусть и в меньшей степени, была характерна и для США - чересчур опирался на сотрудничество с 'ЮКОСом' и его главой Михаилом Ходорковским, который сегодня оказался в тюрьме. Последние два года, пока длилось прискорбная 'юкосовская эпопея' и Кремль укреплял государственный контроль над топливно-энергетическим, и в особенности нефтяным, сектором, в российской энергетической политике царил полный хаос. Однако в долгосрочной перспективе, если в Китае будет продолжаться быстрый экономический рост, его спрос на энергоресурсы, - не только нефть и газ, но и электроэнергию, вырабатываемую гидроэлектростанциями и АЭС - а также металлы, минералы и другое сырье, которое в России буквально лопатой гребут, будет просто ненасытным. Учитывая географическую близость России и ее сырьевые богатства, особенно неосвоенные ресурсы восточных регионов, объем российско-китайской торговли, который в этом году достиг 28 миллиардов долларов (увеличившись в четыре с лишним раза со времен дефолта 1998 г.), вполне может вырасти до 100 миллиардов долларов в 2020 г., как в свое время предсказывал китайский посол в Москве, или выйти на другой, провозглашенный совсем недавно рубеж - 60 миллиардов долларов к 2010 г. Российские поставки энергоносителей Китаю и другим крупным державам Азии, в том числе Японии, Южной Корее, Индии, должны в будущем резко возрасти, что приведет экономические связи страны с Западом и Востоком в большее равновесие. Подобное развитие событий просто неизбежно, поскольку в первой половине нынешнего столетия главными локомотивами глобального экономического роста станут страны Азии, особенно Китай и Индия, а у России - не только у нее, естественно, ведь она не в состоянии заменить Ближний Восток в роли главного поставщика энергоносителей на мировой рынок - есть многие виды сырья, необходимые жаждущей энергоресурсов экономике этих государств.
Европа останется для Москвы экономическим партнером #1, но ее доля в российском товарообороте несколько уменьшится по мере того, как будут расширяться экономические связи с азиатскими странами и США - не исключено, к примеру, что Америка сможет удовлетворить 10-15% своих потребностей в энергоносителях за счет российских поставок нефти и сжиженного газа. По сути, изменения в структуре внешнеэкономических связей России станут отражением нового соотношения сил в мире с точки зрения экономической мощи - а здесь наиболее очевидный сдвиг будет связан с укреплением позиций Китая и Индии. Все эти будущие векторы развития, или 'ветры', если пользоваться аналогией, которую я выбрал для данного доклада, в ближайшие двадцать лет вряд ли полностью 'одолеют' западный ветер, дующий сегодня в Москве, но соотношение между ними изменится. Однако, если экономическая деятельность в северных и восточных регионах России, скорее всего, активизируется, это не значит, что ее ждут и серьезные демографические изменения. Освоение сырьевых ресурсов, особенно энергоносителей, будет и дальше приносить этим регионам определенные преимущества, однако подобная деятельность не требует большого количества рабочей силы. Если России удастся добиться дальнейшей диверсификации экономического роста, то это произойдет за счет тех западных регионов страны, которые уже являются центрами производства потребительских товаров, услуг и высокотехнологичной продукции.
Экономический рост в Китае, Индии и других странах Азии в первой половине нашего столетия создаст мощнейший центр притяжения, если так можно выразиться, для российской экономики, а значит - и внешней политики. Наиболее значительными геополитическими и геоэкономическими явлениями нашего времени следует признать расширение и консолидацию ЕС, а также 'взлет' Китая и Индии. В нашумевшем прогнозе фирмы 'Goldman Sachs' относительно 'стран БРИК' [Бразилии, России, Индии и Китая - прим. перев.], опубликованном в 2003 г., утверждалось, что к 2050 г. крупнейшими экономическими державами мира будут Китай, США и Индия (объем их ВВП должен достичь соответственно 44, 35 и 28 триллионов долларов), а за ними с большим отставанием будут следовать Япония, Бразилия и Индия, чей ВВП составит примерно по 5 триллионов. В докладе не оценивалось развитие стран-участниц ЕС, но скорее всего совокупный ВВП Союза будет как минимум сравним с показателями первой тройки.
Если этот прогноз хотя бы приблизительно оправдается, речь пойдет о совершенно ином балансе экономической мощи в мире, - подлинной многополярности - и спрос на энергоносители и другое сырье станет мощным стимулом экономического роста в России, хотя вряд ли это будет способствовать его диверсификации. Достаточно вспомнить опыт двух последних лет: мощный рост нефтяных цен сопровождался в России пробуксовкой структурных экономических реформ - а ведь именно они могли привести к большей диверсификации народного хозяйства и развитию производств с высокой добавленной стоимостью. Экономический рост, основанный на экспорте энергоносителей - это наркотик, от которого трудно отказаться, но возможно, России и не придется от него отказываться.
Кроме того, хотя Россия уже семь лет подряд - со времен финансового кризиса 1998 г. - демонстрирует устойчивый и мощный экономический рост (несмотря на ряд тревожных признаков его замедления, роста инфляции и возможного сокращения добычи нефти и газа в краткосрочной перспективе), этот рост совпал по времени с ослаблением и без того весьма хрупких и неразвитых демократических институтов, возникших после распада СССР. Многие, в том числе и я, полагают, что для построения зрелой демократии России необходим многочисленный средний класс, который все решительнее будет требовать политической демократии, или поначалу хотя бы повышения эффективности и транспарентности государственных институтов - в первую очередь, пожалуй, укрепления независимости судов и существенного снижения уровня коррупции в правоохранительной системе. Пока этого не происходит: средний класс растет, а институты политической демократии слабеют.
Тема моего сегодняшнего выступления не связана с внутриполитической ситуацией в России. Достаточно сказать в этой связи, что политика США и Европы неизменно строилась на следующем принципе: чем прочнее укоренятся в России демократические институты и процедуры, тем меньше вероятность, что от этой страны будет исходить угроза интересам Запада в сфере безопасности. Но раз уж мы говорим о балансе сил, отмечу, что соотношение сил в Кремле за последние два года несколько изменилось в пользу тех, чье видение будущего России в меньшей степени, чем у их предшественников, связано с идеями свободного рынка и демократии. Очевидно, что подобное изменение баланса сил во внутренней политике не может не влиять на восприятие Кремлем внешнего мира. Общеизвестно, что внутренняя и внешняя политика в какой-то степени взаимосвязаны, и Россия, несомненно, не является исключением из этого правила. Мало того: чем больше 'закрывается' политическая система страны, тем интенсивнее начинаются поиски внутренних и внешних врагов.
С особой наглядностью об этом свидетельствуют события последнего года - даже двух последних лет. Каждый политический кризис - а из них самыми серьезными были 'дело 'ЮКОСа'', Беслан и украинские выборы - сопровождался все более резкими инвективами в адрес внутренних и внешних врагов, которые будто бы стремятся ослабить Россию. И хотя понятие 'внешние враги' отчасти связывается с международным терроризмом, в глазах некоторых таким противником по-прежнему остается Запад. Даже сам президент Путин в обращении от 4 сентября 2004 г. упомянул о тех, кто хочет 'оторвать от нас кусок 'пожирнее'', и других, которые 'им помогают : полагая, что Россия - как одна из крупнейших ядерных держав мира - еще представляет для кого-то угрозу. И терроризм - только инструмент для достижения этих целей'. Этим президент явно намекал, что у России есть враги и на Западе, особенно в Соединенных Штатах. Нельзя сказать, что он в корне неправ: кое-кого в Вашингтоне слабая Россия, несомненно, устроила бы, однако такие люди не составляют большинства, и последние 15 лет не оказывали большого влияния на американскую политику по отношению к России - ни при Клинтоне, ни при Буше.
Должен отметить, что президент Путин, при всех намеках на наличие врагов на Западе, главное внимание в своем выступлении совершенно справедливо уделил недочетам российской политики на Кавказе (хотя и не назвал Чечню в качестве главной проблемы), а также факторам, мешающим российским военным, правоохранительным и разведывательным структурам адекватно реагировать на возникшую угрозу - в том числе и фактору коррупции. Способствует ли политика российских властей обузданию, или усугублению проблем на Северном Кавказе - проблема совершенно иного порядка, и оценивается она по-разному. Однако если российские официальные лица говорят о так называемых угрозах с Запада и Юга (подлинных или воображаемых), то о реальных или потенциальных угрозах восточным регионам России они, по крайней мере пока, вообще не упоминают.
Сегодня Восток, в частности Китай, не только не представляет реальной военной угрозы для России, но Пекин к тому же никогда не критикует российские власти за нарушение прав человека в Чечне или где-либо еще, сворачивание демократии, частичную ренационализацию экономики и др. В обозримом будущем распространение демократии уж точно не станет одним из направлений политики Китая, а тем более - главным критерием его отношений с другими странами. Все, что волнует Китай в связи с Россией - это чтобы их общая граница оставалась под контролем, поставки энергоносителей и другого сырья увеличивались, и, в несколько меньшей степени, чтобы она и дальше продавала Пекину оружие и военные технологии.
Представляют ли сегодня армии и ядерное оружие Запада угрозу для российского государства? Реальную - нет. Угроза для Кремля, - если это можно назвать угрозой - исходящая от Запада, носит сейчас скорее политический, чем военный характер. Если судить по политическим событиям в Сербии в 2000 г., Грузии в 2003, Украине в 2004, и Кыргызстане уже в этом году, в Восточной Европе, похоже, набирает силу вторая волна демократизации (первой волной стали революции 1989-91 гг.). Можно спорить о том, следует ли считать эти события революциями, или простой сменой режимов, но в любом случае они обусловливались недовольством, которое вызывали в народе коррумпированные режимы, а их катализатором стала подтасовка результатов выборов. Отрицать, что эти события дали импульс развитию демократии, невозможно. Европа и США расходятся по многим вопросам, но на этом фронте они, как показал украинский кризис в конце прошлого года, действуют плечом к плечу. Россия сопротивляется этой волне, и из-за этого утрачивает влияние в соседних странах. По крайней мере, так казалось до мая этого года, когда узбекские власти жестоко подавили беспорядки в городе Андижане.
Президент Каримов, возглавляющий страну с момента обретения независимости в 1991 г., утверждал, что полиция и силы безопасности приняли оправданные меры для подавления восстания, поддерживаемого террористическими группировками, стремившимися свергнуть узбекский правящий режим. Human Rights Watch и другие международные неправительственные организации, в свою очередь, заявляют, что узбекские силы безопасности расстреляли сотни ни в чем не повинных гражданских лиц. Конечно, эти две оценки нельзя назвать взаимоисключающими: в обеих есть своя доля истины.
Президент Каримов не позволяет провести международное расследование событий в Андижане, к которому призывают правительство США, ОБСЕ и другие организации. После Андижана президент Каримов первым делом вылетел в Пекин, где китайские власти выразили полную поддержку принятых им мер. Российское правительство в данном случае также всецело поддержало Каримова. Президент Узбекистана уже более десятка лет искореняет в стране любые независимые или оппозиционные движения, обычно мотивируя это необходимостью укрепления стабильности в государстве и борьбы с террористами и исламскими экстремистами.
Правительства Китая, России и США объединяют общие интересы в Центральной Азии, связанные с противостоянием трем 'измам', - терроризму, экстремизму и сепаратизму - и борьбой с 'незаконным оборотом' наркотиков, оружия и людей, причем, если каждая из этих стран, естественно, стремится укрепить свое влияние, то эта задача отступает на второй план по сравнению с другой общей целью - обеспечить стабильность в регионе. Однако после серии 'цветных' революций разногласия между Пекином и Москвой, с одной стороны, и Вашингтоном - с другой относительно необходимости распространения демократии в Центральной Азии заметно обострились. США рассматривает демократию и свою роль в ее укреплении как фактор, усиливающий в долгосрочной перспективе стабильность в регионе, а Китай и Россия придерживаются совершенно иного мнения, и лидеры центральноазиатских государств склонны в этом вопросе соглашаться скорее с г-ном Ху и г-ном Путиным, чем с г-ном Бушем.
Со всей наглядностью это проявилось прошедшим летом: сначала, когда Шанхайская организация сотрудничества призвала Соединенные Штаты назвать конкретный срок вывода своих военных баз из Узбекистана и Кыргызстана, а затем - в еще более резкой форме - когда узбекские власти предписали американским военным покинуть страну. Все это закрепило победу Москвы и Пекина и поражение Соединенных Штатов в центральноазиатском регионе. Если же рассматривать эти события в более узком контексте американо-российского соперничества в Евразии, то их можно назвать первым ударом по американскому влиянию в регионе, где Вашингтон последние 20 лет вел успешное геополитическое 'наступление'.
Пожалуй, еще рано судить о том, является ли эта ситуация показателем будущего развития событий. Авторитарные режимы нестабильны по определению, а смена поколений в элите центральноазиатских государств, включая Узбекистан, может привести и к изменению режима. Парадокс в данном случае заключается в том, что жестокие репрессии против независимых политических сил зачастую оборачиваются непредвиденными последствиями, и способны тем самым ускорить 'цветные революции' в странах региона. Однако, если говорить о гипотетическом треугольнике США-Китай-Россия, целый ряд экономических, политических, а отчасти и идеологических факторов все больше толкает Москву и Пекин навстречу друг другу, и, по крайней мере в данный момент, эти факторы пересиливают конкурентный, по определению, характер российско-китайских отношений. Пока Шанхайская организация сотрудничества еще слабо оформлена, поскольку ее развитие находится в зачаточной стадии. Однако совместная декларация с призывом к США определиться насчет баз в Центральной Азии стала важным шагом - проявлением растущей уверенности в себе и крепнущего представления об общности интересов в столицах двух ее крупнейших стран-участниц: Китая и России.
В новом саммите ШОС, состоявшемся в ноябре, в качестве наблюдателей участвовали Индия, Пакистан и Иран; это дало повод президенту Путину, не скрывая торжества, заявить, что на встрече представлены страны, где живет 3 миллиарда человек - около половины населения планеты. В заявлениях Москвы по поводу ШОС и отношений с Китаем по-прежнему подчеркивается, что организация не является военным союзом, а сотрудничество с Пекином не направлено против третьих стран. Первое из этих утверждений, несомненно, справедливо, но во втором присутствует, скажем так, некоторая доля лукавства.
Возможно, сегодня и нельзя говорить о возрождении стратегического треугольника Китай-Россия-США, существовавшего в годы Холодной войны - тогда в каждый конкретный момент как минимум между двумя его 'вершинами' существовали явно враждебные отношения. Однако возвращение геополитической активности в Евразию сопровождается изменением баланса сил, рождением новых великих держав и постоянными метаморфозами в международных отношениях. В последнее десятилетие неотъемлемым элементом китайско-российского сближения стали попытки создать противовес 'полюсу' американского могущества на мировой арене.
Изменение баланса сил сопровождается возвращением в китайско-российско-американские отношения идеологической составляющей: сегодня она проявляется в сопротивлении Москвы и Пекина усилиям США и Европы по распространению демократии на мировой арене. Российские и китайские власти беспокоит тот факт, что 'степной пожар' цветных революций способен подорвать легитимность их собственного политического влияния. Еще недавно авторитарные правители - например, тот же Каримов до Андижана - рассматривали укрепление связей с США как полезный противовес России (а в конечном итоге, возможно, и Китаю) и источник поддержки в борьбе против исламских радикалов - в Узбекистане в эту категорию в конечном итоге попали все, кто выступал против узбекского президента.
Теперь же г-н Каримов и другие центральноазиатские лидеры находят в Москве и Пекине все большую поддержку своим усилиям по обеспечению 'стабильности в регионе': руково
