Махмуд Ахмадинеджад (Mahmud Ahmadinedschad) упражняется, что необычно для президента религиозного государства, в религиозной риторике. Правда критика направляется не против своей собственной веры, а против веры остального мира в то, что евреи подверглись геноциду. Европейцы, объяснил он, 'создали миф, будто евреи подверглись бойне, и этот миф они ставят выше бога, религий и пророка'. Когда в этих странах под вопрос ставят существование бога, это никому не мешает, а тот, кто отрицает миф о бойне, вызывает вопли сионистов и зависимых от них правительств.
В свою очередь, вопли вызвали и эти слова, и по праву. Отвратительно отрицать исторические страдания других, возмутительно, когда политик с помощью таких аргументов оправдывает как раз уничтожение другого государства.
Но есть в этом и нечто забавное. Политик, представляющий диктатуру, требует свободы мнения, а ее парламент предлагает после этого, как бы руководствуясь добрыми побуждениями, создать комиссию по расследованию Холокоста! Это, конечно, тоже политическая игра. Совсем не так, будто отрицание Холокоста является обязанностью. Просто по этой теме нет сложившихся убеждений, правил, как говорить об этом, в отличие от вопроса, является ли бог такой же реальностью, как сила тяжести. Холокост для многих избирателей Ахмадинеджада не является очевидной правдой в той же мере, в какой само собой разумеющейся истиной для них является существование бога. В Европе - иначе. И, в частности, не только потому, что существование бога мы считаем недоказанным, а уничтожение евреев, наоборот, - доказанным. А по той причине, что наши убеждения намного тверже, что касается Холокоста, чем деяний Иисуса и существования бога. В этом смысле политика прошлого действительно обрела значение, которым прежде обладала религия. Ахмадинеджад все-таки сделал правильное наблюдение, даже если он и ищет объяснение не в том месте, и как теоретик заговора, разумеется, видит его в сионистских деньгах.
От исторической науки в свободных обществах Запада действительно ждут многого. Это давление может быть настолько серьезным, что историки вынуждены издавать крики вопля. Это показывает манифест 19 авторитетных французских историков и интеллектуалов, появившийся на той же неделе, что и опровержение Холокоста, сделанное Ахмадинеджадом. В нем выдвигается требование подвергать подобное отрицание наказанию. Во Франции (как и в Германии) отрицание Холокоста наказуемо, помимо этого - также отрицание геноцида армян. Другие законы закрепляют признание рабства как 'преступления против человечества' и регулируют, чтобы на занятиях в школе при рассмотрении темы о колониальном господстве отдавали должное 'его позитивным аспектам'. Эти законы появились в качестве уступки отдельным группам избирателей - последний закон, например, в качестве уступки мигрантам французского происхождения из Северной Африки.
Манифест выступает против таких политических ограничений в исторической работе: 'История - не религия. Историк не принимает во внимание догмы, не уважает запреты, не знает никаких табу. Он может мешать'. Второе: 'История - не мораль. Задача историка заключается не в том, чтобы хвалить и проклинать, он разъясняет'. Третье: 'История не является рабой злободневных вопросов. Историк не пытается втиснуть прошлое в идеологические рамки современности и не ставит события прошлого в зависимость от того, как это будет воспринято сегодня'. Четвертое: историю не следует приравнивать к памяти. Пятое: 'История - не предмет права. В свободном государстве определение исторической правды не является делом ни парламента, ни органов юстиции. Политика государства, даже если она исходит из лучших намерений, не является политикой истории'. Среди подписавших манифест - Элизабет Бадинтер (Elisabeth Badinter), Марк Ферро (Marc Ferro), Пьер Нора (Pierre Nora), Мона Озуф (Mona Ozouf), Поль Вейн (Paul Veyne).
Как величественно звучит! После десятилетий, когда историография много занималась сама собой и усердным анализом своих прений, претензия на то, что историки не признают ни догм, ни табу, кажется давно забытой. Но это требование - не описание. И ведь правда, что любой историк должен быть готов, стать ревизионистом. Науки не может быть без ревизии. Факт то, что еще до 1990 года количество жертв в Освенциме-Биркенау называли в три-четыре раза больше, чем сегодня. Это ничуть не уменьшило ужасов, связанных с Освенцимом (и приводимой оценкой количества жертв). Так что историческую правду определяют по-новому и без того. В то же время комиссия по расследованию, создания которой требует председатель парламента Ирана, может вместо этого ревизовать свои ядерные объекты.
