Возникает такое впечатление, что в стране возродился институт имперского президентства. Самый главный пост государства был урезан до своих конституционных рамок три десятилетия назад, когда Ричард Никсон (Richard Nixon) улетел на вертолете из города. Однако в своих последних выступлениях президент Джордж Буш (George W. Bush) вел себя как раздраженный монарх, чьи неблагодарные подданные никак не могут заткнуться и начать делать то, что он говорит.
В субботу он был в гневе. Как мог кто-то осмелиться раскрыть тот факт, что его администрация несколько лет прослушивала телефонные разговоры и просматривала электронную почту американских граждан? Как осмелилась газета "Тhe New York Times" опубликовать статью о незаконном наблюдении? Будут проведены расследования, предупредил он, и лица, допустившие утечки, будут уволены.
В воскресенье в своей речи, произнесенной в Овальном кабинете, он был просто безудержным. Да, признал он, некоторые введенные в заблуждение американцы не были согласны с его решением вторгнуться в Ирак. Он будет достаточно великодушным, чтобы простить эту дерзость, так как теперь все согласны с программой. Единственными вариантами являются "победа" или "поражение", предупредил он - не дав определения ни тому, ни другому - поэтому все должны перестать спрашивать, когда войска будут выведены домой. "Я никогда не был более уверенным в том, что действия Америки в Ираке имеют огромное значение для безопасности наших граждан", - сказал он. И, судя по всему, его уверенность должна покрыть все наши сомнения.
Вчера на пресс-конференции он воспользовался священным правом монарха переписывать историю. Будучи в ярости от нежелания сенаторов продлевать действие "Патриотического акта" ("Patriot Act" - принятый 26 октября 2001 г. антитеррористический закон - прим. пер.), президент бросил вызов: "Эти сенаторы должны объяснить, почему они считали "Патриотический акт" жизненно важным после атак 11 сентября 2001 года, а сейчас думают, что он больше не нужен". Президент совсем забыл упомянуть, что Конгресс с самого начала установил срок, до которого должен действовать этот закон - как раз из-за того, что законодатели были глубоко обеспокоены тем, насколько серьезно этот закон ограничивает наши свободы.
Он также попытался объяснить, почему он считает, что у него есть право приказывать Национальному агентству безопасности осуществлять электронное наблюдение за американцами без получения ордера. Он процитировал вторую статью Конституции, в которой, конечно же, не говорится о телефонах или интернете. Когда удобно, президент соглашается с тем, что у "жесткого конструктивизма" есть свои пределы.
Ничто из вышеперечисленного на самом деле не является неожиданным для президента, с самого начала желавшего придать большую значимость посту президента и освободить его от неудобных ограничений, которые могут налагаться на него Конгрессом или судами.
Подумайте о полномочиях, имеющихся у Белого дома: задерживать подозреваемых в терроризме на неопределенный срок, без предъявления обвинений или должных судебных процедур; похищать подозреваемых и держать их в секретных тюрьмах, находящихся в ведении ЦРУ, вообще не признавая, что заключенный находится в американской тюрьме; подвергать этих заключенных негуманному и унижающему обращению, равносильному пыткам.
А теперь президент утверждает, что он имеет право в одностороннем порядке прослушивать ваш и мой телефоны в любой момент, когда ему захочется. И не имеет значения, что существует законная процедура по получению ордеров для установления слежки за гражданами страны, не имеет значения, что этот законный процесс выдачи ордеров осуществляется быстро и в полной секретности. Президент-император не опускается до нижестоящих судов. Он просто делает то, что считает нужным.
В своем коротком выступлении, подготовленном к вчерашней пресс-конференции, президент упомянул атаки 11 сентября восемь раз. Никто из нас, переживших этот ужасный день, изменивший весь мир, не в состоянии забыть его. Я помню, насколько сюрреалистично выглядел огромный язык пламени, вырывавшийся из Пентагона, я помню, насколько уязвимым я себя ощущал, насколько злым, насколько полным патриотической решимости. Я понимаю, почему любой президент немедленно бы решил, что его главная, первоочередная задача будет заключаться в том, чтобы не допустить повторения событий, подобных атакам 11 сентября. Я понимаю, что президент каждое утро просыпается с ощущением страха, что подобные атаки повторятся.
Однако после 11 сентября каждый американец испытывал такой же страх, как президент и члены его администрации. Просто многие из нас пришли к выводу, что нельзя нанести поражение исламскому фундаментализму путем отказа от основополагающих американских ценностей.
Президент упоминает 11 сентября, чтобы избежать споров об Ираке, о пытках, о секретных тюрьмах и, теперь, об электронном наблюдении за американскими гражданами. Закон, разрешающий слежку за гражданами, не дает действовать слишком быстро, говорит президент. Тогда почему же он за эти четыре года не попросил Конгресс изменить закон?
Я проверил: в Конституции, которую президент так любит цитировать - но только тогда, когда это удобно - четко говорится, что он работает для всех нас. И никак иначе.
