Борис Ельцин захотел, чтобы новым гимном России стал хор из оперы Глинки 'Жизнь за царя!' (в советской традиции - 'Иван Сусанин'). Но большого успеха он не имел. Путин вернул музыку прежнего советского гимна, решив изменить лишь его текст в соответствии с новым временем. Анекдотичность ситуации заключается в том, что написать новый текст должен был Сергей Михалков - автор слов к прежнему, советскому, гимну. Я познакомился с Михалковым в доме у художника Глазунова, который пригласил меня в гости, чтобы пожурить за опубликованные в газете АВС намеки на его монархические симпатии. 'Намек' был вовсе не далек от истины, но тогда были еще не совсем подходящие для таких настроений времена. Мы провели очень приятный вечер, пили за здоровье художника, объявившего себя окруженным двумя дружественными неприятелями: журналистом и автором текста советского гимна. Типично русский вечер.
Мне захотелось вспомнить эту историю по случаю предстоящего визита Путина: что-то от прошлого осталось в нынешней России, хотя и не так много, как говорят. Распался Советский Союз, что было неизбежно и по причине естественного омертвения, и потому, что превратившаяся в империю и стремившаяся разрушить мир политическая партия (КПСС) не могла быть вечной.
Но распад СССР повлек за собой вызывающую беспокойство дезинтеграцию государства, бывшего первопричиной многих бед той эпохи. Элен Каррер д'Анкос (Helene Carrere d'Encausse), самый тонкий знаток России, - кроме того, что великая женщина - в одном из интервью сказала, что кровопролитие в Чечне - не следствие давления со стороны гипергосударства в духе Советов, а трагедия, проистекающая из нехватки государства в стране с опасными симптомами разложения. Кровавый обман, приправленный страхом. Путин попытался восстановить это государство и, по ходу дела, нанес несколько сильных ударов.
Вопрос не в оправдании этих ударов. Но столь же неблагоразумно повторять все эти предрассудки, при помощи которых Россию описывают как страну, идущую к самому жестокому восточному деспотизму. Россия переживала непрекращающуюся территориальную экспансию до тех пор, пока не превратилась в гиганта континентальных размеров, включающего в себя множество народов, племен и с многочисленными мусульманскими анклавами на своей земле. С определенным оттенком фатализма можно, вероятно, сказать, что Россия обречена быть 'империей' или не быть ничем.
Но 'империя' не только борется за свое выживание. И не было бы для Европы большей катастрофы, чем балканизация России. Эта старая империя, переживающая кризис идентичности, по-прежнему еще не современное и умеренное общество, но она стремится жить в соответствии с европейскими ценностями. Путин сам слушает Европу, хотя затем делает то, что ему заблагорассудится. Безопасность на континенте и развитие России выигрывают от сотрудничества. И хотя это может показаться неправдой, в том глупом вечере в компании Глазунова и Михалкова тоже было свое величие.
