Махмуд Ахмадинежад (Mahmoud Ahmadinejad) и Владимир Путин развили на удивление активную деятельность. С того момента как иранский глава государства перепугал нефтяные рынки своим бряцанием ядерным оружием, а российский президент наглядно продемонстрировал европейцам в украинском кризисе, насколько легко можно превращать газопроводы, идущие с востока, в оковы зависимости для Западной Европы, вопрос, связанный с энергетикой, снова неожиданно оказался в политических планах почти на первом месте. По обе стороны Атлантики.
Причем в таком виде, о котором несколько месяцев назад нельзя было и подумать: в США Джордж Буш (George W. Bush), сам выходец из нефтяной отрасли, обвиняет своих соотечественников в "нефтемании", объявляет программы стоимостью миллиарды долларов по производству биоспитра и выдвигает в качестве программы тезис о том, что Америка в ближайшие 20 лет собирается уменьшить на три четверти свою зависимость от ближневосточной нефти.
А в Европе - во многих странах совершенно "некорректно" и вопреки воле большинства населения - идет дискуссия о возвращении к использованию атомной энергии. Финляндия и Румыния строят новые атомные реакторы, пока смутные планы строительства новых АЭС есть в Польше, Франции, Литве, Нидерландах и Великобритании, оживленная дискуссия по поводу существенного продления сроков эксплуатации существующих атомных электростанций началась даже в "странах, отказавшихся от атомной энергии", в Германии и в Швеции. Причиной того, что удалось удержать от этой дискуссии "свободную от атома" Австрию, является, видимо, то обстоятельство, что она получает электроэнергию в достаточном количестве с зарубежных атомных электростанций.
Дискуссия началась на фоне последних политических кризисов в регионах, имеющих большое значение для снабжения энергоносителями, раньше, чем это ожидалось. Но она не является неожиданной. И она не особенно нова. Она напоминает волнения, имевшие место в начале восьмидесятых годов, когда цена на сырую нефть после двух "нефтяных шоков" реально (то есть, с учетом инфляции) была даже заметно выше, чем сегодня. И весь мир искал альтернативу дорогому "черному золоту".
Чем закончилась тогда история, известно: нефтяной ценовой шок ускорил развитие энергосберегающих технологий в моторо-и котлостроении и сделал рентабельным дорогостоящую добычу нефти в Северном море. В итоге нефтяные рынки оказались переполненными, произошло резкое падение цены. В результате свои позиции сдала почти на два десятилетия ОПЕК. И необходимость в поиске энергетической альтернативы снова отпала. Упущенный шанс, а сегодня - причина вновь намечающегося энергетического кризиса в промышленно развитых странах.
Западный мир в связи с "ограниченными" запасами нефти, которые к тому же залегают преимущественно в кризисных регионах, должен не повторить эту ошибку. Поскольку за политическими заявлениями о намерении отказаться от нефти должны последовать также дела. К ним относится опять обсуждаемый вопрос о расширении потенциала атомных электростанций, (по крайней мере, на переходный период), видимо, в такой же мере, как и вопрос о разработке альтернативных энергоносителей.
В том числе на государственные деньги, но при соблюдении строгих критериев эффективности. До тех пор пока средства, выделяемые на исследования, будут уходить лесоводам или служить отдельным группам частных инвесторов, в Австрии тоже будут происходить известные ошибки в распределении налоговых средств. Этого Европа, зависящая от импорта - в 2020 году, согласно оценкам немецкого Фонда Аденауэра (Adenauer), придется ввозить 90 процентов нефти и 70 процентов природного газа - как раз не может и действительно себе позволить.
Правда, ни для Европы, ни для США (которые, кстати, не покрывают даже 20 процентов своей потребности в нефти за счет импорта из политически взрывоопасного Среднего Востока) будет недостаточно единичных мер: построить где-то несколько объектов по производству биоспирта или несколько атомных электростанций, которые затем, когда цена на нефть снова упадет, опять будут законсервированы.
Таким образом, обозначена главная проблема: существуют две реальные угрозы, но нет действительно ключевой общеевропейской концепции, как на них реагировать. И в результате появляется опасность, что снова удастся выйти каким-то образом из кризиса, опять испытать инертность, - а через десять или двадцать лет начать ту же самую игру.
