Европа стала неожиданно объектом ненависти мусульманского мира не только из-за скандала с карикатурами. Вообще значение религии в этом конфликте очень сильно преувеличено. Что в нем следует видеть, так это новую, самонадеянную, воинственную роль Европы в мире. Прежнее разделение труда девяностых годов: Европа - "Венера", Америка - "Марс" - кардинально изменилось. Французы, британцы и немцы заняли главенствующие позиции в ядерных переговорах с Ираном и решительно настроены помешать ядерным амбициям Тегерана (и проявляют теперь такую же беспомощность, как и США). Франция занимала в ливанском вопросе сторону США. Почти вся Европа - под эгидой НАТО - все чаще принимает в Афганистане участие в боевых действиях против талибов и потому пользуется большой любовью среди афганцев. Европа грозит лишением финансовой помощи движению ХАМАС. Время нежной индифферентности позади.
Это является наиболее болезненным для Ирана. Попытки Ахмадинежада (Ahmadi-Nedschad) стать с помощью угроз в адрес Израиля новым Саладином (Saladin) мусульманского мира вместо Арафата (Arafat) и Саддама Хусейна (Saddam Hussein) имели лишь ограниченный успех. Согласно результатам опроса, проведенного по заказу ВВС, 24 из 33 стран считают влияние Ирана в мире, скорее, вредным, в том числе Саудовская Аравия, от которой ожидать иного и не приходится, но также и такие страны, как Нигерия, на поддержку которой "босой президент" в позе мстителя третьего мира очень надеялся. Не хотело бы в будущем быть в зависимости только от Тегерана даже движение ХАМАС. Это не отвечает расчетам. Послушание отвергается. Все большее недовольство вызывает то, что жесткость проявляют теперь также немцы, которые до сих пор всегда с таким мужеством предлагали "критический диалог" - даже тогда, когда по заданию тогдашнего президента Рафсанджани (Rafsandschani) в воздух взлетел ресторан "Mykonos". И тут еще появился Клаус Штуттман (Klaus Stuttmann) со своей карикатурой в берлинской газете "Tagesspiegel".
Однако самая большая опасность для деспотических режимов в регионе исходит от прячущегося за волшебной формулой "евроислама", все настойчивее просачивающегося через свои границы. Он настаивает на том, что между исламом и демократией все-таки не существует непримиримых противоречии (или, во всяком случае, их не должно быть), что шариат и Коран все же две разные вещи, что женщины, имеющие водительские права и право голосовать, - не конец Востока, и что недостаток образованности или экономическое отставание являются таким же позором для уммы, как и пытки, коррупция и суеверие. Даже если наши местные друзья третьего мира не хотят этого понимать, факт остается фактом: все больше мусульман считают нормой то, что западная "самоненависть" предпочла бы выдавать за культурный империализм: личную свободу, личную неприкосновенность, политические права. И это тоже было одной из причин, почему карикатуры оказались в действительности столь оскорбительными. Не кощунство, а представление, списанное с горькой действительности, когда в мусульманах видят стадных животных, готовых во имя религии на все, - к тому же ценой жизни молодых женщин: темных, наивных невежд, полных ненависти, зависти и мстительности, крадущихся по всему миру, словно бомбы с дистанционным управлением в человеческом обличье. Верит ли кто-нибудь, что сирийцы не понимали, насколько забавным было бы, если бы очень светское социалистическое правительство, как их баасисты, разыгрывая из себя святошу, вдруг бросилось бы на защиту пророка?
То, что телевидение всего мира демонстрирует после этого именно этот сценарий с участием озверевших людей - сегодня большой позор ислама. Это поняли и телезрители "Аль-Джазира". Будут сделаны выводы.
Судьба "евроислама" находится в руках мусульман, сделать многое извне невозможно. Но, разумеется, наша политика интеграции оказывает очень большое влияние на то, какие силы одержат верх в этой игре. Многие организации переселенцев на Западе живут тем, что их клиентура слишком долго остается незрелой. За требованием уважать религиозные чувства достаточно часто кроется надежда на то, что все можно сохранить по-старому. Показательной в этом плане является дискуссия о школьном дворе: минуя учеников и родителей, желающих обеспечить своим бойким детям будущее, к ней подключились заступники, для которых предпочтительнее неудачи молодежи, поскольку это можно преподносить в качестве доказательства дискриминации. Уступчивость в таких вопросах является не жестом взаимопонимания, а вердиктом, говорящим о незрелости.
