В 1971 году, когда умер Никита Хрущев, я была еще маленькой девочкой, но помню я его хорошо. По выходным мы навещали его на даче 'Петрово-Дальнее', в 30 милях от Москвы, и я вместе с ним работала на помидорных грядках и среди пчелиных ульев. Хотя я всегда воспринимала его лишь как доброго прадедушку, в семье мне всегда говорили - и тогда, и после, - что он был великим человеком, одним из лидеров мира, освободителем - словом, человеком, которым можно и нужно гордиться.
Однако позже, учась в привилегированной школе для детей партийной элиты на Кутузовском проспекте, я ни разу не слышала его имени. Для моих учителей такого человека, как он, не существовало. Не было. Все, что происходило во власти с 1953 года по 1964-й, когда мой прадед стоял во главе страны, происходило якобы потому, что это делала 'Коммунистическая Партия Советского Союза'. Имя Хрущева было полностью вычеркнуто из учебников истории.
Так в Советском Союзе делалось всегда. Любой лидер старался избавиться от предшественника; любого, кто был до него, необходимо было либо жестко контролировать, либо начисто стереть. Иосиф Сталин переписал свои отношения с Лениным. Хрущев разоблачил Сталина. Леонид Брежнев сделал то же самое с Хрущевым, ушедшим от власти по вздорным обвинениям в 'субъективизме' и 'волюнтаризме' и, по существу, заточенным в Петрово-Дальнем, где за всеми его посетителями и за всеми передвижениями вне дачи зорко следили агенты КГБ.
И только гораздо позже, когда я стала старше, я узнала о 'тайной речи', сказанной моим прадедом в эти дни 50 лет назад. В ней он осудил преступления Сталина и возникший вокруг него 'культ личности'. И дело здесь не просто в том, что нечто откровенно хорошее боролось против чего-то откровенно плохого, что доброжелательный демократический лидер пришел на смену тирану. Реальная ситуация гораздо тоньше. В конце концов, Хрущев в свое время был одним из ближайших подручных Сталина, и делал он, по его собственному признанию, 'то же, что и все', то есть участвовал в чистках и репрессиях 30-х и 40-х годов прошлого века, был убежден в том, что главнейшей задачей коммуниста, которую надо сделать для наступления во всем мире светлого коммунистического будущего, должно быть полное 'уничтожение врага'.
Многие видели и видят сейчас, что речь 1956 года диктовалась реальностью внутренней борьбы за власть (в особенности потому, что вину при этом свалили на одного Сталина). Естественно, Хрущев явно видел, что после этой речи его позиция становится сильнее.
И все же надо отдать ему должное - осудив Сталина до 20-го съезда Коммунистической партии Советского Союза, мой прадед проявил достаточно мужества, чтобы признать, что коммунизм (как и его лидеры) может ошибаться. Позже Хрущев говорил, что осуждение Сталина и первый факт раскрытия подробностей некоторых убийств, чисток и вырванных силой признаний был актом моральной необходимости. После своей 'вынужденной' отставки с поста первого секретаря партии, с которого его просто вытеснили, Хрущев признался, что мог рассказать лишь часть того, что знал, потому что и у него самого 'руки были по локоть в крови'.
Да, Хрущев сам участвовал в строительстве советской деспотической системы, но он же призывал и к тому, чтобы эту систему изменить. И, хотя делал он это, нападая не на сам коммунизм, а на извращение коммунизма, его речь стала катализатором, довольно рано посеявшим в умах излечение от иллюзий марксизма-ленинизма. Она переменила образ Советского Союза в умах миллионов людей. Она стала первой трещиной в монолите. Без нее у социалистических стран ушло бы, может быть, еще лет сто на то, чтобы получить свободу, которая у них есть сегодня.
Эта речь, мне кажется, после большевистской Революции 1917 года и победы над нацизмом в 1945 году стала третьим по значению событием в истории России 20-го века. Эта речь была началом конца. С того дня страх начал уходить, а на его место стала приходить свобода. После нее многих узников выпустили из сталинских гулагов. После нее страна несколько открылась для гостей и товаров из-за рубежа. После нее зародились первые ростки диссидентского движения, которое в 1989 году в конце концов свалило Берлинскую стену, а в 1991-м, через двадцать лет поле кончины моего прадеда - привело к распаду Советского Союза.
Российская политика, как и сама Россия, всегда находится между Западом и Востоком, на тонкой грани между черным и белым, между правым и неправым, между реформой и диктатурой. Русские люди поколение за поколением жили в деспотической, по сути, системе, которая стремилась к модернизации более (Петр Великий, Сталин) или менее (Хрущев, Михаил Горбачев) авторитарными методами.
Но даже у наших реформаторов всего лишь меньше 'степень диктатуры'. Глубоко в душе наш народ и наше руководство думают одно и то же - только авторитарная власть может защитить страну от анархии и дезинтеграции. Народ хочет 'сильного' государства, в котором решения принимаются на самом верху, а простым гражданам остается трепетать от уважения и страха.
События, обозначающие самые интенсивные моменты либерализации - что десталинизация 1956 года при Хрущеве, что приватизация 1991 года при Ельцине - в любом случае заканчиваются потерей иллюзий или всеобщим разбродом. Создается впечатление, что российское общество просто слишком медлительно, чтобы переварить модернизацию, и слишком нетерпеливо, чтобы дождаться появления плодов либеральных преобразований.
Зато россиянам нравится вспоминать о том, какие были великие победы, какие были красивые парады, и в конце концов, только проходит короткий период перестройки, как они уже снова хотят быть под властью 'сильных' правителей - правителей, насаждающих страх, а говорящих о спокойной жизни; правителей, чья 'твердая рука' ассоциируется со стабильностью. Пока жил Сталин, его приказа никто не смел ослушаться; сегодня Владимир Путин обещает установить новый порядок в форме 'диктатуры закона'.
Есть такая старая пословица - 'любой народ заслуживает своего правительства'. Надеюсь все же, что это не так. Надеюсь, что мой прадед впервые дал России, знавшей только вкус страха, почувствовать вкус к свободе. И я надеюсь, что настанет день, когда россияне смогут принять эту свободу, не тоскуя по старым временам тоталитаризма и террора.
Нина Хрущева преподает международные отношения в университете New School University в Нью-Йорке. Ее последняя книга 'В гостях у Набокова' ("Visiting Nabokov") готовится к выходу в издательстве Yale University Press.
