Соединенным Штатам необходимо пересмотреть свой внешнеполитический курс, превратив его из 'военной кампании' в политическое соревнование за умы и сердца людей
Сегодня, когда мы стоим на пороге третьей годовщины вторжения в Ирак, уже почти очевидно, что приговор истории самой этой войне и породившей ее идеологии будет суровым. Активнее всего идею демократизации Ирака и всего Ближнего Востока 'проталкивали' неоконсерваторы - как изнутри, в самой администрации Буша, так и извне. Именно им большинство наблюдателей (как сторонников, так и противников) отводит решающую роль в том, что смена режима в Ираке осуществилась, и в то же время именно их идеалистическая программа в ближайшие месяцы и годы окажется под угрозой полного краха.
Если после вывода войск из Ирака США замкнутся в самоизоляции, это была бы большая трагедия для всего мира, поскольку американская мощь и влияние жизненно необходимы для поддержания и укрепления открытости и демократизации на международной арене. В неоконсервативной программе сомнения вызывают не цели, а чрезмерно 'милитаристские' средства, выбранные для их достижения. Американская внешняя политика нуждается не в возврате к узколобому и циничному 'реализму', а в выработке некоей 'прагматично-вильсонианской' концепции, что обеспечило бы совпадение целей и средств.
Почему же неоконсерваторы настолько утратили чувство меры, что их собственные цели оказались под угрозой? Как могло случиться, что политическое течение со столь завидной 'родословной' докатилось до мысли о том, будто 'первопричину' терроризма следует искать в отсутствии демократии на Ближнем Востоке, а у Соединенных Штатов достанет мудрости и умения, чтобы решить эту проблему, или что демократия в Ираке восторжествует быстро и безболезненно? Неоконсерватизм никогда бы не претерпел подобной эволюции, если бы не конкретные обстоятельства завершения Холодной войны.
Ее исход оказал двоякое влияние на мышление сторонников военного решения иракской проблемы. Во-первых, он, судя по всему, породил представление о том, что все тоталитарные режимы - колоссы на глиняных ногах, и от первого же толчка извне они рушатся, как карточный домик. Это позволяет отчасти объяснить, почему разразившийся мятеж стал для администрации Буша полной неожиданностью. Похоже, сторонники войны были просто уверены: стоит избавить общество от диктаторского режима, как оно немедленно перейдет к демократии - без долгого процесса реформ и институционального строительства. Увы, после такой эволюции я уже не могу поддержать неоконсерватизм - ни как политический символ, ни как интеллектуальное течение.
Администрация и ее сторонники-неоконсерваторы не сумели просчитать и реакцию международного сообщества на их представления о том, как США следует распорядиться своей мощью. Конечно, в годы Холодной войны не раз случалось так, что Вашингтон сначала действовал, а потом задним числом добивался признания этих действий легитимными и правильными со стороны союзников. Однако после ее окончания характер международных отношений изменился настолько, что односторонние силовые акции Вашингтона стали вызывать у союзников куда больше скепсиса. После крушения СССР многие публицисты-неоконсерваторы выступили с идеей о том, что Соединенным Штатам следует использовать свою преобладающую мощь для установления своего рода 'благожелательной мировой гегемонии', решая в интересах всего международного сообщества проблемы, связанные, к примеру, с действиями 'государств-изгоев' или распространением оружия массового поражения.
Саму по себе мысль о том, что США в роли гегемона будут действовать более 'благожелательно', чем большинство других держав, нельзя назвать абсурдной, однако при ее реализации не брались в расчет 'предупредительные сигналы' о том, что отношение к США в мире сильно изменилось - причем задолго до начала иракской войны. Соединенные Штаты попросту слишком далеко вырвались вперед по сравнению с любой другой страной по всем направлениям, определяющим державное могущество.
Впрочем, мир не принял американскую 'благожелательную гегемонию' и по другим причинам. Во-первых, эта политика основывалась на идее о том, что Соединенным Штатам позволено применять силу тогда, когда другим этого делать нельзя, потому что они обладают неким 'нравственным превосходством' над всеми остальными странами. Другая проблема с американской 'благожелательной гегемонией', носит внутриполитический характер. Хотя большинство американцев готовы сделать все необходимое для успешного восстановления Ирака, последствия вторжения в эту страну не прибавили общественности аппетита к дальнейшим дорогостоящим интервенциям. Ведь по сути американцы - народ не 'имперский'.
Наконец, идея 'благожелательной гегемонии' строилась на постулате о том, что гегемон обладает не только добрыми намерениями, но и необходимой компетентностью. Критика иракской интервенции со стороны европейцев (да и не только их) во многом была обусловлена не международно-правовыми соображениями - США мол не получили санкции Совета Безопасности ООН - а убежденностью, что Вашингтон не сумел убедительно обосновать необходимость военного вторжения в эту страну, и предпринимает попытки демократизации Ирака, не продумав, как за это взяться. К сожалению, критики, по сути, оказались правы.
Главной ошибкой стало преувеличение угрозы, которую представляет для США радикальный исламизм. Хотя мрачная перспектива иметь дело с фанатиками-террористами, обладающими оружием массового поражения, действительно замаячила на горизонте, сторонники войны ошибочно спутали ее с 'иракской угрозой' а также проблемой 'государств-изгоев' и нарушения режима нераспространения.
Сегодня, когда 'звездный час' неоконсерваторов, вероятно, уже позади, Соединенным Штатам необходимо переосмыслить свой внешнеполитический курс. Во-первых, следует 'демилитаризовать' так называемую 'глобальную войну с террором' и задействовать иные внешнеполитические инструменты. Мы сражаемся против мятежников в Афганистане и Ираке, мы боремся против международного джихадистского движения, и эту борьбу необходимо довести до победного конца. Однако называть ее 'войной' - значит сужать масштаб происходящего. Ответом на вызов джихадистов должна стать не военная кампания, а политическое соревнование в борьбе за умы и сердца простых мусульман по всему миру. Как показывают недавние события во Франции и Дании, главным 'полем сражения' здесь станет Европа.
Чтобы придать легитимность своим действиям в отношении других стран, Соединенным Штатам необходимо нечто более приемлемое, чем нынешние 'коалиции добровольцев'. В мире ощущается явный дефицит эффективных международных институтов, придающих легитимность коллективным акциям. Критика консерваторов в адрес ООН совершенно справедлива: эта организация играет полезную роль при проведении некоторых миротворческих операций и оказании помощи в государственном строительстве, однако для решения серьезных вопросов международной безопасности ей недостает демократической легитимности и просто эффективности. Решить проблему могло бы 'многообразие коллективных органов' - создание системы частично дублирующих друг друга, а порой и конкурирующих международных институтов, организованных по региональному или функциональному принципу.
Наконец, следует переосмыслить и вопрос о том, какое место во внешней политике США должно занимать распространение демократии. Пожалуй, самым ложным истолкованием уроков иракской войны стал бы полный отказ от неоконсервативных идей в сочетании с тенденцией к изоляционизму и реализму в его циничном истолковании, ведь в результате союзниками США стали бы дружественно настроенные авторитарные режимы. Политику в духе Вудро Вильсона - когда в отношениях с другими странами учитывается то, как их власти относятся к собственным гражданам, следует признать в принципе правильной, однако необходимо придать ей больший реализм - то, чего так не хватало администрации и ее союзникам-неоконсерваторам в годы первого президентского срока Джорджа Буша.
Демократизация и 'модернизация' Ближнего Востока не решит проблему джихадистского терроризма. Радикальный исламизм как раз и порождается утратой идентичности, сопровождающей переход к современному, плюралистическому обществу. Поэтому распространение демократии в этом регионе означает также распространение 'отчуждения', радикализма и терроризма. Кроме того, что бы мы ни делали, более активное участие исламистских группировок в политической жизни стран Ближнего Востока неизбежно, и только таким способом яд исламского радикализма можно вывести из крови и тканей мусульманского сообщества. Времена, когда дружественные нам авторитарные правители безраздельно властвовали над покорными народами, канули в Лету.
Администрация Буша постепенно преодолевает наследие его первого срока: об этом свидетельствует ее осторожная линия, с акцентом на коллективные действия, в вопросе о ядерных программах Ирана и Северной Кореи. Однако последствия внешнеполитических шагов Вашингтона в первый президентский срок Джорджа Буша настолько поляризовали американское общество, что сегодня будет непросто вести разумную дискуссию о том, каким должно быть оптимальное соотношение между идеалами и интересами США. Что нам сейчас необходимо - так это новые идеи о том, как США должны строить отношения с окружающим миром: идеи, сочетающие убежденность неоконсерваторов в необходимости утверждения прав человека по всему миру с избавлением от иллюзии, будто этих целей можно добиться за счет силовой политики и мировой гегемонии США.
Данный текст представляет собой переработанный отрывок из книги Фрэнсиса Фукуямы "После неоконсерваторов: Америка на перепутье" ("After the Neocons: America at the Crossroads"), которая будет опубликована в марте этого года
