Ричард Пайпс: Russian Conservatism And Its Critics: A Study In Political Culture, Yale, $30, 240 страниц
____________________________________________________________
В январе 1917 г. посол Великобритании в России сэр Джордж Бьюкенен (George Buchanan) призывал Николая II 'разрушить барьер, отделяющий Вас от Вашего народа и . . . . приобрести его доверие'. Царь заявил в ответ: 'Я должен приобрести доверие своего народа или он должен приобрести МОЕ доверие?'
Это была частная беседа, но российский народ увидел, каков характер Николая вскоре после его восшествия на престол в 1894 г. Отвергая петицию тверского земства о допущении к управлению, Николай приказал просителям оставить их 'бессмысленные мечты' и поклялся 'охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял мой незабвенный покойный родитель [Александр III]'.
Как отмечает Ричард Пайпс (Richard Pipes) в своей книге 'Российский консерватизм и его критики', это было величайшей ошибкой царизма в конце XIX века: 'Отвергнув умеренных, он толкнул их в объятия радикалов'.
Как самодержавию удалось выжить в России в то время, когда в Европе оно уже давно исчезло? С удивлением обнаружив 'сходство между коммунистической Россией и московским царством', Пайпс сформулировал свою идею в самом начале холодной войны и в удобный момент высказал ее:
'Русский народ, - пишет он, - избавившись от самой крайней формы автократического правления, известной в истории, и, казалось бы, готовый принять демократию, начал вновь искать безопасность в подчинении 'сильной руке'.
Похоже, что нечто в психологическом и политическом ДНК русских заставляет народ 'быть приверженным самодержавному правлению'. Российские консерваторы всегда выступали за увеличение, а не уменьшение властных полномочий своих лидеров.
По велению истории и географии первое восточнославянское государство - Киевская Русь - черпало политические образцы из Византийской (Восточной Римской) империи, где понятия 'император' и 'народ' резко отличались от римского прототипа.
Как отмечает Пайпс, 'юристы как Римской республики, так и империи исходили из принципа, гласящего, что источник всякой власти в обществе - народ, а ее цель - справедливость'. Идея о 'партнерстве' между правителями и подданными и чувство 'общей судьбы' сформировали современную Европу, но никогда не имели места в России или в Византии.
Византийское понимание правителя как самодержца, а не партнера имело небольшое влияние на Киевскую Русь, где свободное население играло важную роль в жизни общества в мирное время. Первый значительный контакт с деспотизмом произошел в XIII веке вместе с татарским (монгольским) нашествием.
В поисках защиты восточнославянские предки нынешних русских мигрировали из Киева в леса северо-востока и доверили большие полномочия местным князьям. В 1547 г. юный великий князь московский Иван IV ('Грозный') был коронован царем ('цесарем').
Короновавшая его церковь ликовала. Православное христианство с верой предало в руки цесаря то, что должно было принадлежать ему, ибо она не была призвана отвечать за материальный мир. Цесарю принадлежало все, за исключением душ верных. И церковь и народ начали считать царей 'наместниками Бога . . . не подлежащими человеческому суждению . . . держащими отчет лишь перед Богом'. Тропа, ведущая к абсолютной монархии и крепостничеству манила к себе.
Так воля Божия стала одним обоснованием самодержавия, другим же была обширность территории. Ссылаясь на Монтескье (Montesquieu) (1689-1755) и других теоретиков политики, Пайпс пишет, что чаще всего 'стабильность и свобода страны обратно пропорциональны ее размеру и внешней безопасности . . . чем больше страна и чем более ненадежны ее границы, тем меньше она может позволить себе роскошь народного суверенитета и гражданских прав'.
Россия заняла шестую часть суши. Пайпс отмечает, что в стране не было 'двух институтов, которые на Западе служили ограничению королевской власти: независимого дворянства и среднего класса и частной собственности на землю'.
Конституционный проект, появившийся в царствование Екатерины II, канул в Лету, главным образом, потому, что, как пишет историк Николай Карамзин, 'Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою Государственного Устава ее она гибла и должна погибнуть'. Консерваторы считали, что российские институты жизнеспособны, оставалось лишь заполнить их хорошими людьми.
Пайпс отмечает, что мирное освобождение крепостных в 1861 г. росчерком пера самодержца и, вообще, Великие Реформы 'усилили престиж самодержавия в либеральных кругах'. Какое-то время казалось, что Александр II может также ввести политические институты России в новую эру. Но когда дворяне Тверской губернии выразили свой протест против 'несправедливого порядка вещей, при котором бедный платит рубль, а богатый - ни копейки', царь отправил их предводителя в ссылку.
Царь-освободитель пал жертвой бомбы террориста в 1881 г. Константин Победоносцев, последний из великих консервативных советников короны требовал у его преемника продолжения курса 'бескомпромиссной реакции', и Александр III принял крутые меры, в результате которых сотни террористов отправились на виселицу, а тысячи - в сибирскую ссылку.
Но на месте отрубленных голов Гидры вырастали новые. Более того, к этому времени самодержавие утеряло доверие огромных слоев общества и все остатки прежней эффективности. Истощенный старый режим пал. На место относительно умеренных политиков, которые окончательно отправили его в небытие в феврале 1917 г., в октябре пришли кровавые экстремисты, правившие в России более 70 лет.
Своим выдающимся исследованием об истории консервативной мысли в России Пайпс ставит под вопрос некоторые аксиомы западной советологии, выработанные за последние полвека. Когда в 1950-е был брошен клич, выпускники университетов ринулись изучать Россию. Политологи и историки естественным образом стремились исследовать большевиков и их предполагаемых предшественников из числа русских радикалов.
Их профессора, многие из которых были довольно молоды, любезно просмотрели сотни диссертаций, немногие из которых показывали то, что Джордж Кеннан (George Kennan) назвал 'источниками поведения Советов' (sources of Soviet conduct). Своим поведением они были менее обязаны Марксу и Энгельсу, чем самодержцам и их советникам, а также консервативным идеологам старого режима.
Вновь мы в долгу перед г-ном Пайпсом за то, что он расставил все точки над 'i'.
Вудфорд Макклелан (Woodford McClellan) заслуженный профессор Университета штата Вирджиния в отставке, работает над книгой о Коммунистическом Интернационале (Коминтерне), 1919-1943.
____________________________________________________________
Избранные сочинения Ричарда Пайпса на ИноСМИ.Ru
Россия коричневеет ("Wprost", Польша)
'Большой Брат' и 'малые русские' ("Newsweek", США)
Бегство от свободы: что думают, и чего хотят россияне ("Foreign Affairs", США)
Демократия в России выглядит некрасиво ("The New York Times", США)
