В моей статье "Иран не доверяет России" я говорил, что нелюбовь иранцев к России делает маловероятным, что Москва и Тегеран достигнут соглашения об обогащении иранского урана в России. Спустя менее чем 48 часов целый поток новых сообщений возвестил о том, что Россия и Иран 26 февраля только что заключили соглашение.
Что случилось? Некоторые сочли, что Иран сделал этот шаг для того, чтобы уменьшить нарастающую озабоченность по поводу того, что он в действительности стремится приобрести ядерное оружие, несмотря на многократно повторяемые заявления об обратном. Вашингтон и другие опасаются, что если Иран станет обогащать уран сам, как он заявлял до этого, то уровень обогащения может превысить требования к топливу для реактора атомной электростанции и достичь характеристик оружейного материала. Если же Иран согласится на обогащение своего урана в России, то тем самым он значительно уменьшит эту озабоченность и поможет избежать кризиса или даже конфликта между США и Ираном. В соответствии с этими взглядами, Иран пошел на попятный, не дойдя до края пропасти.
Другие увидели в соглашении Ирана с Россией попытку посеять рознь между теми, кто выступает против его ядерной программы. Россия, Китай и даже Европейский Союз (ЕС) - возможно, надеялся Иран - ухватятся за это соглашение как за основание не поддерживать американские призывы к Совету Безопасности Организации Объединенных Наций (СБ ООН) принять меры против Ирана. В соответствии с этой точкой зрения, Иран заключил соглашение, чтобы изолировать США от других стран.
Должен признаться, что мне в голову пришло и третье объяснение для российско-иранского соглашения: Москва и Тегеран заключили его только затем, чтобы поставить меня в неловкое положение и доказать, что я ошибался. Согласно этой точке зрения, я очень сильно недооценил возможности этих двух правительств по осуществлению сотрудничества, несмотря на свои разногласия.
Однако не прошло и нескольких дней после заключения соглашения, как стала появляться разрозненная информация, которая бросала тень сомнения на важность соглашения и даже на сам факт его существования. Первым делом выяснилось, что соглашение от 26 февраля было просто "соглашением в принципе", а не окончательным соглашением.
Далее, Тегеран, как утверждалось, отверг призыв Москвы к полной остановке обогащения урана в Иране. Это означало, что обогащение иранского урана в России не станет гарантией того, что у Ирана не будет доступа к оружейному урану.
В дополнение, газета "The Washington Post", сославшись на неназванных российских аналитиков, сообщила, что "Иран хочет гарантий своей безопасности, что он не подвергнется нападению Соединенных Штатов". Разумеется, Москва не могла предоставить Тегерану таких гарантий.
Наконец - и это не удивительно - 1 марта было объявлено, что российско-иранские переговоры по данному вопросу закончились без окончательного соглашения и даже без указания даты возобновления переговоров. Вопрос о том, будет или нет Иран сам обогащать свой уран, казался таким вопросом, по которому не желала высказываться ни одна из сторон.
Эти события, разумеется, только лишь послужили тому, чтобы подорвать объяснения, почему вообще было объявлено о российско-иранском "соглашении" 26 февраля. Совершенно очевидно, что Иран не отошел от края пропасти, согласившись на то, чтобы Россия обогащала для него его уран. В самом деле, настойчивое требование Ирана, чтобы он имел возможность самому обогащать часть своего урана, только лишь усилило озабоченность, что Тегеран стремится к приобретению ядерного оружия.
Далее, если целью Ирана была изоляция Америки от ЕС, России и Китая путем демонстрации признаков сотрудничества в ядерном вопросе - позволения для России обогащать его уран - то Тегеран сам подорвал эти усилия, почти мгновенно разрушив ожидания России и других крупных держав, что он полностью откажется от обогащения урана на своей территории. Действительно, в отсутствие готовности отказаться от обогащения урана на своей территории готовность Тегерана к очищению только некоторой части своего урана на российской земле представляется бессмысленной для разрешения кризиса.
Наконец, сейчас очевидно, что Москва и Тегеран не пытались поставить меня в неловкое положение или доказать, что я был неправ (если они и пытались, то не смогли!). Я со всей очевидностью не недооценил их способности к сотрудничеству друг с другом. Если хотите, их неспособность сотрудничать в данном вопросе в прошедшую неделю была именно тем, чего я от них ожидал - и как неспособность, так и ожидание сохраняются на неопределенное будущее.
Марк Кац является профессором управления и политики в Университете Джорджа Майсона (George Mason University).
