Антикарикатурная кампания сначала была направлена против одной газеты, затем целью стала Дания, которая требует для себя свободы прессы, теперь пришла очередь Европы, которую обвиняют в применении двойных стандартов. Разве Европейский Союз не признает факт безнаказанного поношения Пророка, в то время как сам запрещает и осуждает иной 'взгляд на мир', нацизм, например, или негационизм? Почему разрешается подшучивать над Мухаммедом, а над геноцидом евреев нет? - неистово вопрошают интегристы и объявляют конкурс юмористического рисунка на тему Аушвица.
Давайте уж баш на баш: или все должно быть позволено во имя free speech (свободы самовыражения), или давайте будем подвергать беспристрастной цензуре и то, что шокирует одних, и то, что возмущает других. Многие защитники прав карикатуры на существование чувствуют, что попали в ловушку. Во имя свободы самовыражения, будут ли они публиковать шуточки о газовых камерах?
Неуважение в ответ на неуважение? Правонарушение в ответ на правонарушение?
Стоит ли ставить на одну доску отрицание Аушвица и десакрализацию Мухаммеда? Именно здесь начинается непримиримое противоборство двух философий. Согласно одной из них - да, речь идет о двух одинаковых 'верах', которые были в одинаковой мере попраны; не существует разницы между реальностью факта и символом веры; уверенность в том, что геноцид действительно имел место, как и вера в то, что архангел Гавриил являлся Мухаммеду, относятся к одной категории. Согласно другой - нет, существование лагерей смерти является официально установленным фактом, чего нельзя сказать о священной сути пророков, которая существует только в умах верующих.
Осознание различия между миром фактов и миром веры лежит в основе западной мысли. Уже Аристотель разделял, с одной стороны, указательное (индикативное) суждение, в результате которого мы получаем утверждение или отрицание, а с другой стороны - молитвы. Молитвы не являются суждением, поскольку ничего не утверждают, они умоляют, обещают, клянутся, повелевают; они имеют отношение не к информации, а, скорее, к действу. Когда фанатичный исламист утверждает, что европейцы исповедывают 'религию Холокоста', также как он - религию Мухаммеда, он стирает различие между фактами и верой; для него существует только вероисповедания, в то время как Европа принимает и то, и другое.
Цивилизованное суждение, невзирая на расы и религии, анализирует и очерчивает научные истины, исторические истины и фактическое положение дел, которые проистекают не из веры, но из знания. Можно считать эти истины невежественными и низкого достоинства, но, тем не менее, их нельзя спутать с истинами религиозными. Наша планета - не жертва столкновения цивилизаций или культур, она - место решающей битвы между двумя образами мысли. Одни люди утверждают, что существуют не факты, существуют только интерпретации, являющиеся символами веры. Эти люди становятся фанатиками ('истинна - это я'), или нигилистами ('нет ничего: ни истинного, ни ложного'). Им противостоят те, которые находят целесообразной свободную дискуссию, призванную отделить истину ото лжи таким образом, чтобы политика или наука, или простое суждение смогли бы опираться на независимые данные, взятые из произвольных и предустановленных точек зрения.
Тоталитарное мышление не выносит, когда ему перечат. Оно догматично высказывает свои убеждения, потрясая красной, черной или зеленой книжицей. Ему присуще мракобесие, и оно соединяет воедино политику и религию. Антитоталитарное мышление, наоборот, видит в фактах факты и признает существование даже самых отвратительных из них, тех самых, которые из чувства тревоги или удобства предпочтительно было бы исключить из реальности.
Критика и отказ от 'реального социализма' стал возможен после обнародования правды о ГУЛАГах. Выявление нацистских преступлений и весьма реальное открытие концентрационных лагерей привели к тому, что после 1945 года Европа встала на путь демократии. И наоборот, отказ от истории и от ее самых жестоких фактов возвещает возвращение жестоких времен. И пусть не обижаются исламисты - которые вовсе не являются представителями мусульман - нет единой единицы меры, которой можно было бы измерить и отрицание подтвержденных фактов, и устную или рисованную критику многочисленных верований, которые каждый европеец имеет право исповедывать или осмеивать.
В течение многих веков на долю Юпитера или Христа, Иеговы или Аллаха выпало немало шуточек и знаков неуважения. И, между прочим, евреи - лучше всех критикуют Яхве, они превратили это в свою 'фирменную' черту. Что не мешает истинно верующему любого вероисповедания верить самому и давать жить тем, кто не разделяет с ним его веру. Это - цена достижения религиозного мира. Напротив, шутки на тему газовых камер, веселье при виде изнасилованных женщин или убитых младенцев, благословение показа казней по телевизору и человеческих бомб говорит о том, что нас ждет невыносимое будущее.
Настало время демократам обратиться к разуму, а правовым государствам - к своим принципам; необходимо, чтобы они торжественно, находясь в полном согласии, напомнили о том, что и речи быть не может, чтобы одна, две, три религии, четыре или пять идеологий решали бы, что гражданин имеет право говорить или думать. Речь идет не только о свободе прессы, но и о возможности называть кошку кошкой, а газовую камеру ужасным явлением, которое останется ужасным, какими бы ни были наша вера и наши верования. Речь идет о принципе, которой лежит в основе всей морали: на этой Земле уважение, которого заслуживает каждый человек, начинается с всеобъемлющего выявления фактов и совместного неприятия самых вопиющих проявлений бесчеловечности.
Андре Глюксман - философ. Скоро выходит его новая книга 'Гнев ребенка'.
