Недавний прием делегации ХАМАС в Москве явился еще одной попыткой России показать, что она все еще может поступать как великая держава, бросая вызов Соединенным Штатам Америки. Однако мне представляется, что это была также и неподдельная попытка российского президента Владимира Путина разрешить израильско-палестинский конфликт. К сожалению для Москвы, организация ХАМАС не проявила готовности к компромиссу. Это бросило тень сомнений не только на жизнеспособность ближневосточной дипломатии г-на Путина, но также и на надежды Москвы на признание в качестве великой державы.
В ретроспективе многие россияне рассматривают разрыв Москвой дипломатических отношений с Израилем во время арабо-израильской войны июня 1967 года как один из самых грубых просчетов советской дипломатии. Хотя многие арабские государства в то время порвали дипломатические отношения с США, восстановление большей части этих связей после арабо-израильской войны 1973 года позволило американцам вести переговоры с обеими сторонами этого конфликта. Но поскольку у Москвы не было никаких связей с Израилем, она этого делать не могла. В результате Израиль и те арабские правительства, которые были в большей мере заинтересованы в мирном разрешении данного конфликта, стали взаимодействовать главным образом с США, оставив советской дипломатии всего лишь второстепенную роль в ближневосточном мирном процессе.
Москва восстановила отношения с Израилем только в 1991 году, в самом конце горбачевской эры. В период 1990-х годов значительно выросли российско-израильские торговые отношения, которые продолжают расти даже сегодня. По иронии судьбы, многие евреи, после краха коммунизма эмигрировавшие из России в Израиль вследствие того, что им не нравилась жизнь в России, перебравшись в Израиль, стали активными сторонниками более тесных российско-израильских отношений.
В то время как политические отношения между Россией и Израилем не всегда бывали теплыми в ельцинские годы (в особенности, когда проарабски настроенный Евгений Примаков был у Ельцина министром иностранных дел, а затем премьер-министром), отношения между Путиным и жестким израильским премьер-министром Ариэлем Шароном (Ariel Sharon) были на удивление теплыми. Путин и Шарон (который бегло говорит по-русски) по-настоящему подружились. Оба имели одинаковые взгляды на своих мусульманских противников (чеченцев и палестинцев): это террористы, с которыми не может быть никаких переговоров. Путин в апреле 2005 года посетил Израиль - став первым российским лидером, приехавшим в эту страну - и нередко выражал озабоченность безопасностью как Израиля, так и проживающих там российских евреев.
Несмотря на это, Израиль продолжает в гораздо большей мере полагаться на США, чем на Россию. Кроме того, российско-израильские отношения ухудшились в 2005 году, когда Россия укрепила свои отношения с Сирией и Ираном, оба из которых остаются враждебными Израилю. Не ясно, сумеет ли другой какой-либо израильский премьер-министр завязать столь же тесные отношения с Путиным, какие были у ныне нетрудоспособного Шарона.
С учетом предыстории, не стоит удивляться, что Москва увидела в победе ХАМАС на недавних парламентских выборах в Палестине, наряду с отказом США вести переговоры с ХАМАС, возможность для российской дипломатии. Точно так же, как в период 1973-1991 гг. Вашингтон имел возможность вести переговоры с обеими сторонами конфликта, а Москва - только с одной стороной, теперь Москва ведет переговоры как с Израилем, так и с ХАМАС, тогда как Вашингтон может вести переговоры только с Израилем. Итак, Москва увидела себя в более выгодной, чем Вашингтон, позиции, чтобы двинуть вперед ближневосточный мирный процесс, а поэтому она и приняла делегацию ХАМАС.
Если бы организация ХАМАС воспользовалась этим случаем, чтобы признать Израиль, осудить терроризм или даже объявить, что она будет соблюдать прежние соглашения Палестинской автономии с Израилем, Путин и Россия от этого очень сильно выиграли бы. Москву стали бы считать успешным - быть может, даже незаменимым - ближневосточным миротворцем. Россия, быть может, наконец-то разрушила монополию Америки на миротворческий процесс. Россия существенно приблизилась бы к реализации своей давнишней надежды на признание другими в качестве великой державы.
Однако ничего такого не произошло. Если россияне надеялись, что лидеры ХАМАС будут настолько благодарны только лишь за прием в Москве, что сделают существенные уступки Израилю, то они были явно разочарованы. ХАМАС не уступила ни одной из своих жестких позиций. ХАМАС также продемонстрировала, что она не боится гнева Москвы, как не ценит и своей дружбы с ней настолько, чтобы менять свои позиции по требованию России.
Вполне может быть, что ХАМАС еще смягчит свое отношение к Израилю, и что, в конце концов, может быть достигнуто мирное израильско-палестинское урегулирование. Но если это произойдет (а тут есть очень большое "если"), то явится, вероятно, в большей мере результатом американской, европейской и арабской, а не российской дипломатии. Отказ ХАМАС смягчить свою позицию в Москве, возможно, и не разрушил израильско-палестинского мирного процесса, но он, кажется, лишил Москву ее самой лучшей возможности играть в нем роль.
Марк Кац является профессором управления и политики в Университете Джорджа Мейсона