Искусство всегда говорит правду о политике - даже тогда, когда сами политики лгут. Министр обороны США Дональд Рамсфелд (Donald Rumsfeld) заверяет, что 'нам не нужна империя', однако недавний всплеск 'имперского' кино в Голливуде - 'Троя' ('Troy'), 'Александр' ('Alexander'), 'Царство небесное' ('Kingdom of Heaven') - говорит об обратном. Большие дела ('война с террором') требуют 'большого стиля', и политики охотно дают слово искусству: пусть оно откровенно выскажет то, что сами они не могут или не хотят признать публично.
В демократической стране искусство не меньше властей заботится о том, чтобы народ всегда был доволен: оно с готовностью переводит на язык образов политические идеи, способные повлиять на настроение общества. Именно фильмы, а не оптимистичные речи Джорджа У. Буша дают хоть немного уверенности американцам, которым так хочется услышать о победе в Ираке.
В России индустрия развлечений тоже 'подставляет плечо' государству, помогая ему вернуть стране ощущение собственного достоинства и значимости, утраченное после поражения в Холодной войне. В последнее время телевидение вплотную занялось экранизацией русской и советской классики: 'Идиота' Федора Достоевского (написан в 1869 г.), 'Мастера и Маргариты' Михаила Булгакова (закончен примерно в 1937 г.), 'В круге первом' Александра Солженицына (1968 г.) и 'Доктора Живаго' Бориса Пастернака (1956 г.).
В 1990-х гг. стремление Бориса Ельцина во всем подражать победоносному сопернику СССР в Холодной войне - Соединенным Штатам - создало хаос в управлении страной и позволило небольшой горстке людей сказочно обогатиться, в то время как 50% населения оставались за чертой бедности. Кино тоже имитировало американские фильмы - самые кровавые: считалось, что воцарившемуся в стране 'дикому капитализму' лучше всего соответствуют российские вариации на тему 'Криминального чтива' ('Pulp Fiction').
Владимир Путин, возглавив страну в 2000 г., заявил о необходимости восстановить позиции государства, вывести страну из хаоса 'постсоциалистической' ельцинской эпохи. Сочетая элементы царского (пиетет перед Русской православной церковью, герб Российской империи) и советского (влияние спецслужб, сохранение красного знамени в армии, 'восстановление в правах' в 2000 г. сталинского гимна СССР, написанного в 1944 г.) прошлого с некоторыми символами предпринимательского духа времен ельцинской приватизации, он создал имидж устремленной вперед, современной России.
Искусство с энтузиазмом поддержало этот 'позитивистский' проект, сосредоточившись на телеэкранизациях этапных литературных произведений, в которых можно найти 'актуальные' образы российского прошлого. Достоевский - этот 'рупор' нашей психологической готовности к страданию, в своих книгах дает классическое обоснование российской уникальности: 'Mожет быть, мы и отсталые, зато у нас есть душа'. В 'Идиоте' он возвеличивает трагедию, учит, что каждому приверженцу зла должен противостоять борец за добро. Сегодня эта идея несет в себе мощный заряд: она возрождает принцип социального равновесия, разрушенный необузданным капитализмом девяностых.
Роман Булгакова 'Мастер и Маргарита', написанный в годы сталинских репрессий - это рассказ о том, как Сатана приезжает в Москву, чтобы творить добро - он убивает Мастера, чтобы спасти его от гонений. Нескольким поколениям граждан атеистического СССР эта притча о добре и зле заменила Библию. Пастернак в 'Докторе Живаго' противопоставляет любовь Юрия Живаго и Лары бесчеловечности и эксцессам большевистской революции 1917 г. Непростая история самой книги только усиливала ее привлекательность для экранизации: советского лидера Никиту Хрущева разгневал религиозный мистицизм романа, и в 1958 г. он заставил Пастернака отказаться от Нобелевской премии за 'Живаго'.
Чутко реагируя на отторжение обществом крайностей - как социализма советского образца, так и посткоммунистического капитализма - российское искусство превращает исторические, литературные и человеческие трагедии в приятные глазу символы величия, никому не угрожающие и не причиняющие страданий. В чисто голливудском духе оно развеивает тревоги зрителей, позволяя им за какой-нибудь час, в простых и понятных образах, вновь пережить величие и ужас прошлого, уютно устроившись в кресле перед телевизором. Жаль только, что подвиги Александра Македонского на экранах американских мультиплексов не гарантируют реальной победы в Ираке. Так же и в России: образы великого прошлого - не синоним величия в настоящем.
Если Россия хочет когда-нибудь преодолеть 'психологию страдания', которую так ярко передал Достоевский, ей следует на время отложить в сторону трагические шедевры литературы, и поучиться, скажем, у Владимира Набокова - русского писателя-эмигранта, жившего в Америке, который еще полвека назад показал совсем иного русского героя, не рефлектирующего и несчастного, а деятельного и прагматичного. Князю Мышкину, Мастеру и Живаго, страдающим от несовершенства окружающего мира, надо потесниться и дать дорогу более современным 'образцам для подражания' - главным героям набоковских романов 'Ада' (1969 г.) и 'Пнин' (1957 г.), сумевшим стать хозяевами собственной судьбы несмотря на все изъяны, свойственные человеку и обществу.
Я люблю русскую литературу, и 'тривиализация' набоковского творчества телевидением отнюдь не вызывает у меня восторга. Но если уж искусство взялось воплощать на экране 'большие вопросы' литературы, то лучше экранизировать один из его романов, чем создавать жалкие подобия американских триллеров или превращать трагическую историю России в 'утешительные' телесериалы.
Более того, в данном случае искусство может стать поучительным примером и для российских политиков. Самой своей жизнью Набоков показал нам более короткий и современный путь к влиянию и уважению, которого так жаждет сегодня Владимир Путин. Он добился всемирной славы и сохранил русскую душу, не оглядываясь для этого назад.
Автор преподает историю международных отношений в нью-йоркском университете New School University; скоро выйдет в свет ее книга 'В гостях у Набокова' ('Visiting Nabokov')
____________________________________________________________
Набоковское поколение ("The Moscow Times", Россия)