Не удивляешься, когда узнаешь, что д-р Сервин Мур (Cerwyn Moore) страдает бессонницей. Его научные исследования приводили его в опасные места, чтобы взять интервью у полевых командиров и тех, кто остался в живых после террористических зверств. "Когда я возвращаюсь домой, то не могу заснуть в течение многих дней, - признается он. - Но я не могу пойти в паб и говорить об этом, потому что никто бы меня не понял - кроме, разве что, солдата, приехавшего в отпуск из Ирака.
Еще больше бессонных ночей, вероятно, ожидает его впереди, поскольку он планирует вернуться к границам Чечни ко второй годовщине со дня захвата чеченскими повстанцами школы в Беслане. Число погибших в Беслане приблизилось к 350 человекам, из них 186, по меньшей мере, были дети. "Я хочу вернуться туда, чтобы ощутить, что сегодня происходит на войне, о которой очень мало сообщается в средствах массовой информации (СМИ)", - говорит он.
Мур является старшим преподавателем международных отношений в Университете Ноттингем Трент (Nottingham Trent University) и чем-то вроде "говорящей головы" всякий раз, когда снова вспыхивает конфликт в Чечне, и СМИ требуются комментарии специалиста. Одной из задач его поисков является изучение менталитета террористов-смертников, в особенности женщин. "Это полная трансформация общественных ожиданий женщин, - говорит он. - Традиционно, они скорее сиделки, чем убийцы, скорее приносящие жизнь в наш мир, нежели ее отбирающие у других. И вот теперь есть женщины, убивающие себя ради того, чтобы убить других".
В отличие от террористов-смертников Ближнего Востока, чеченские повстанцы черпают вдохновение в национализме, говорит Мур. Это неправильно, когда смотришь на так называемую 'войну с террором' в Ираке и затем переносишь выводы на другие конфликты. Хотя чеченцы являются мусульманами-суффитами, их сопротивление, по сути, связано с национализмом.
"Нужно признать, радикальный ислам пытается закрепиться в этом регионе. После захвата московского театра в 2002 году была попытка представить этот террористический акт как часть глобальной борьбы против Запада, а не только против России. Меня интересуют такие миграции идей. Снятие нападений на видеопленку часто практикуется в Ираке, например, но эта практика началась в Чечне в середине 1990-х годов".
Чеченские женщины-боевики и террористки-смертницы, по его убеждению, руководствуются мотивами, которые не имеют ничего общего с "промыванием мозгов" и целиком связаны с местью за гибель членов семьи. "Люди просто исчезают после того, как их поселения 'зачистят' российские войска, - говорит он. - Мне известен случай, когда женщина взорвала себя, стоя рядом с человеком, который, как она считала, пытал ее мужа".
Другие более неразборчивы в выборе объектов для взрыва, как выяснил Мур летом 2004 года. Финансируемый грантом на исследования от Британской академии (British Academy), он прилетел в Москву, чтобы оттуда улететь внутренним авиарейсом во Владикавказ, расположенный вблизи границы с Чечней. "Как только я зашел в свой гостиничный номер, я включил телевизор и увидел на экране изображения двух авиалайнеров, - вспоминает он. - Мой говоривший по-английски сопровождающий объяснил, что эти самолеты вылетели из московского аэропорта 'Домодедово' незадолго до моего рейса. Я даже видел, как шла посадка пассажиров на эти самолеты, видел среди них маленьких детей. Оба самолета взорвались в воздухе одновременно, убив всех, кто находился на борту. В обоих случаях вину за взрыв возложили на террористок-смертниц".
Требовалось хлебнуть чего-нибудь покрепче, но на этот раз в баре гостиницы не было иностранных журналистов. Мур внезапно почувствовал себя очень одиноким в стране, которую он называл "бандитской", где граждане западных стран считаются "разрешенной дичью" для банд похитителей людей. "Мой сопровождающий повел меня на встречу с семьями, с людьми, занимающимися региональной политикой, и с бывшими боевиками. Большинство из них были очень дружелюбными. Но меня никогда не покидала затаенная мысль о том, что этот конфликт на самом деле очень жесток.
Вскоре данному конфликту предстояло стать еще более жестоким. Не прошло и трех дней с момента возвращения Мура самолетом в Москву, как чеченские повстанцы захватили школу в Беслане. "С тех пор я взял интервью у некоторых заложников", - говорит он, - включая единственного оставшегося в живых из тех 30 человек, которых повели на казнь в лабораторию русского языка. Ему удалось выпрыгнуть из окна второго этажа школы и закатиться под автомобиль, пока его несостоявшийся палач перезаряжал свое оружие. Очень приятный парень, но подобно всем оставшимся в живых заложникам, он не мог смотреть мне в глаза. Они все до сих пор травмированы. Брать у них интервью было ужасно".
Международная перспектива
Итак, почему он ездит туда снова, чтобы сделать больше? "Потому что я считаю важным быть там, на месте событий, если хочешь понять причины исключительного насилия и проникнуть за пустую риторику таких выражений, как 'война с террором' или 'столкновение цивилизаций'. Нужно ознакомиться со всеми точками зрения, чтобы получить действительно интернациональную перспективу".
"Я очень стремлюсь быть беспристрастным, потому что это не просто конфликт русских с чеченцами. Там есть радикальные элементы, и мафиозные элементы, и российская армия, состоящая из очень молодых срочнослужащих. Одним из охранников в аэропорту Владикавказа был парень, едва начавший бриться. Он был одет в бронежилет и вооружен автоматом АК-47, но казался столь же сильно напуганным, что и я".
Некоторые результаты исследований Мура публикуются в очередном номере периодического бюллетеня по международным отношениям "Global Society"; в следующем году должна выйти в свет его книга "The Post Modern War: Chechnya and Kosovo" (Постмодернистская война: Чечня и Косово).
Поездка в Косово в 2001 году внесла редкий момент черного юмора в его мучительную программу исследований. "Я прилетел в столицу, Приштина, желая выяснить больше о войне, которая закончилась двумя годами ранее, - вспоминает он. - Кто-то крикнул: 'Есть здесь кто-нибудь из Соединенного Королевства?', и я оказался единственным, кто поднял руку. Немедленно меня отвели к корыту с дезинфицирующим раствором и заставили пройти через него. Они приходили в себя после ужасной гражданской войны, однако были насмерть напуганы, по всей видимости, коровьим бешенством".
В соседней Македонии еще шли бои. Сопровождающий Мура организовал его поездку в столицу, Скопье, в бронетранспортере. "Я хотел там встретиться с некоторыми потенциальными интервьюируемыми, - говорит он. - Мне удалось с помощью сладких речей преодолеть блокпосты. Но на холмах все еще велись ожесточенные перестрелки, и нам потребовалось 3 часа, чтобы преодолеть расстояние, которое можно было проехать за 30 минут. Я начал думать, что мне не следовало этого делать". Это чувство переросло в уверенность, когда он встретил работника британской благотворительной организации, первыми словами которого были: "Какого черта вы здесь делаете? Убирайтесь отсюда как можно быстрее!". Он привел Мура к бронетранспортеру, который в должное время привез его обратно к границе, пробиваясь через колонны беженцев, тащившихся в том же направлении.
В тот момент его прежняя жизнь гражданского служащего в Службе помощи детям (Child Support Agency), должно быть, показалась ему очень даже привлекательной. Его отец был - и до сих пор является - гражданским служащим в Гастингсе, а его мать работала учительницей. Мур нанялся на работу в Службу помощи детям временно, когда он возвратился из Стаффордшира, где получил диплом по международным отношениям, в свой родной приморский город Сассекс. Избавление пришло, когда он был принят в Ноттингемский университет, где защитил диссертацию и получил ученую степень магистра гуманитарных наук, а затем перешел в Университет Ноттингем Трент, где получил ученую степень доктора философии, а позже был принят на свою теперешнюю должность. Однако тихое созерцание жизни в вошедшей в поговорку башне из слоновой кости было не для него. Так откуда же в нем авантюризм?
"Возможно, от моих дедушек из Ливерпуля, - говорит он. - Оба были участниками второй мировой войны и зачаровывали меня своими рассказами". Сегодня он знает больше о жестоких реалиях вооруженного конфликта. Но его также вдохновляет смелость журналистов, с которыми он встречался в далеко отстоящих друг от друга "горячих точках". "Некоторые из них потеряли близких друзей, но они продолжали подвергать себя большому риску, чтобы делать свою работу, - говорит он. - Я размышлял о них, когда решал, возвращаться или нет к чеченской границе после мощного наступления повстанцев. Если они могли это сделать, то и я смогу. Перед тем как принять это решение, я примерно 3 дня бродил по улицам Ноттингема".
И лежал без сна 3 ночи. Бессонница наступает вместе с тем, что он выбрал в качестве темы своей научной работы.
