Sunday, April 30, 2006; Page B07
Еще с 18-го века, когда идеи либерализма только появились в мире, международная политика постоянно формировалась в том числе и с учетом его неизбежного конфликта с авторитаризмом. Эта борьба, которую Джеймс Мэдисон (James Madison) охарактеризовал как 'великую борьбу эпохи между свободой и деспотией', определила облик всего 19-го и большей части 20-го веков: либеральные державы в едином строю боролись с различными формами единоличной власти, и вели против них как 'горячие' войны, так и 'холодные'.
В 1989 году, когда коммунизма, последнего авторитарного режима с претензией на 'оправданность', не стало, многим казалось, что этой борьбе пришел конец. Казалось, что теперь главным источником конфликтов в мире останутся религиозные, этнические и культурные противоречия, тянущиеся еще с древних времен. После событий 11 сентября 2001 года и с подъемом исламского радикализма те, кто так думал, лишь укрепились в своем мнении.
Однако сегодня все идет к тому, что в формировании нынешней эры наравне с другими факторами будет просматриваться и новый раунд борьбы между либерализмом и авторитаризмом. Причем на стороне авторитаризма выступают главным образом уже не мелкие диктаторы Ближнего Востока, против которых, теоретически, направлена доктрина Буша, а две великие авторитарные державы - Китай и Россия. Эти две державы бросают либерализму старый вызов, ответа на который новая парадигма 'войны с террором' не дает.
Если это кого и удивляет, то ровно потому, что ни та, ни другая страна не пошли по пути, который им предсказывало большинство наблюдателей. В конце 90-х годов, несмотря на все провалы российской власти при Борисе Ельцине, международно-политический вектор России указывал, казалось, в целом в направлении Запада и либерализма. Что же касается Китая, то еще в 2002 году считалось, что он идет к углублению внутриполитической либерализации и расширению интеграции с либеральным миром. Нравится это Пекину или не нравится, твердили синологи и политики, а трансформироваться в страну с успешной рыночной экономикой без выполнения этого условия Китай просто не сможет.
Сегодня в правильности всех этих слов сомневаются даже сами их авторы. Разговоры о том, что в России вот-вот наступит демократизация - как и о том, что вот-вот наступит интеграция - давно притихли. Москва, как недавно выразился Дмитрий Тренин, 'покинула орбиту Запада и отправилась в свободный полет'. Китай же продолжает интегрироваться в мировой экономический порядок, но о неизбежности политической либерализации сегодня уже мало кто говорит. Хотя руководство Китая упорно поддерживает систему однопартийного правления, экономика страны продолжает расти ударными темпами. Начинают уже поговаривать о 'китайской модели', сочетающей политический авторитаризм с экономическим ростом. Руководству России эта модель тоже нравится, хотя в их случае экономический рост основан главным образом на практически неисчерпаемых запасах нефти и газа.
До сегодняшнего дня стратегия либерального Запада состояла в том, чтобы обеспечить интеграцию этих двух держав с либеральный миропорядок, умерить их амбиции и сделать их безопасной площадкой для развития либерализма. Однако краеугольным камнем этой стратегии было то, что от каждой из них ожидали постепенной и последовательной самостоятельной трансформации в либеральное общество. Но если Россия с Китаем этого делать не собираются, а собираются в течение ближайших десятилетий оставаться столпами авторитаризма, причем столпами крепкими и даже процветающими, то, конечно, никак нельзя ожидать, что они с радостью разделят западную идею о том, что развитие человечества идет по одному пути - к демократии и к концу авторитарной власти. Скорее всего, они будут делать то, что всегда, и будут, ведомые долгосрочными интересами собственного выживания, всячески сопротивляться посягательствам со стороны либерализма.
Сегодня Россия и Китай как раз этим и занимаются, и примеров тому - мелких, но показательных - немало. Это, например, Судан и Иран, где они единым фронтом выступают против попыток либерального Запада ввести санкции, а также Беларусь, Узбекистан, Зимбабве и Бирма, диктаторские режимы которых они поддерживают вопреки общему настрою западных либералов.
Конечно, все эти действия можно объяснить гораздо проще - тем, что они просто обслуживают собственные узкие интересы. Китаю нужна суданская и иранская нефть; России нужны сотни миллионов долларов от продажи оружия и ядерных реакторов. Однако за решениями, принимаемыми в России и Китае, стоит, безусловно, нечто большее, нежели простая корысть. То, что они дают режимам этих стран защиту от либерального Запада, отражает их фундаментальные интересы - интересы авторитарного государства.
Понять эти интересы, в общем, довольно просто. Возьмем, например, вопрос санкций. Как объясняет постоянный представитель Китая при ООН, 'когда речь заходит о санкциях, будь то в данном случае [с Суданом] или в другом случае, у нас возникают принципиальные трудности'. Действительно, трудности принципиальные, если вспомнить, что на Китай санкции, наложенные либеральным миром 17 лет назад, распространяются и по сию пору. Китай хочет, чтобы международное сообщество вообще перестало рассуждать о каких-либо санкциях в отношении кого бы то ни было. Того же хочет и Россия. По словам Павла Баева, Россия противится введению санкций против Судана 'на самом деле не из-за самого Судана', а из-за того, что речь идет 'вообще о том, что проводится линия против санкций. . . о том, чтобы вообще свести действенность этого инструмента ООН к абсолютному минимуму'.
Никак не нравится России с Китаем и то, что либеральный Запад стремится распространять во всем мире либеральные политические системы. В особенности им это не нравится, когда дело касается регионов, имеющих для них стратегическое значение. На череду 'цветных революций' на Украине, в Грузии в Кыргызстане они отреагировали с враждебностью и подозрением, что вполне понятно. Среди либералов на Западе политические бури в этих странах считаются скачкообразным, но тем не менее естественным проявлением эволюции, ведущей к либерализму и демократии.
Однако в России и Китае ничего естественного в этих событиях никто не видит, а видят в них государственные перевороты, совершенные при поддержке Запада и единственно для того, чтобы усиливать влияние Запада в стратегически важных частях планеты.
А так ли уж они неправы? Разве не могла бы успешная либерализация Украины, начатая по совету и проводимая при поддержке Запада, быть ни чем иным как прелюдией ко включению этой страны в состав НАТО и Европейского Союза, а, если выразиться короче - к продолжению экспансии западной либеральной гегемонии? Как отмечает Тренин 'к 'битве за Украину' Кремль готовится со всей серьезностью'. Также Кремль понимает, что, если Александр Лукашенко потеряет власть в Беларуси, Минск вполне может 'попасть на украино-евроатлантический путь'.
Как и всегда в годы конфликта между либерализмом и автократией, обе стороны понимают свои стратегические и идеологические интересы как единое целое. Поэтому понятно беспокойство китайцев относительно того, сохранится ли у них в случае конфронтации с Соединенными Штатами доступ к запасам нефти. Поэтому они и добиваются улучшения отношений с Суданом и Анголой, которые на либеральном Западе попали в немилость; с Уго Чавесом (Hugo Chavez) в Венесуэле; а также - в обмен на доступ к портовым мощностям - с правительством Бирмы. Они постоянно борются за голоса в ООН, пытаясь усилить свои позиции против Тайваня и Японии, поэтому всячески обхаживают таких лидеров, как президент Зимбабве Роберт Мугабе (Robert Mugabe), еще один диктатор, которого на Западе и видеть не хотят. И хотя некоторые европейские поборники интервенционизма вроде Марка Леонарда (Mark Leonard) говорят в адрес Китая критические слова - почему это, мол, Китай с такой готовностью предлагает 'безусловную политическую поддержку, экономическую помощь и оружие авторитарным режимам, которые в противном случае . . . были бы более восприимчивы к давлению международного сообщества', - не лишне было бы задаться вопросом, а почему, собственно, Китай должен действовать как-то по-другому. Разве одно авторитарное государство будет жертвовать своими интересами и поддерживать Запад в осуждении другого авторитарного государства?
Во всем этом присутствует доля черного юмора, который европейцам придется оценить. Дело в том, что Китай и Россия выказывают беззаветную преданность одному из главнейших принципов международного либерального порядка - что любые международные действия должны проводиться с одобрения Совета Безопасности ООН, - при этом целенаправленно не давая международному либерализму выполнить другую свою принципиальную задачу: добиваться распространения прав личности, иногда против воли власти, эту личность подавляющей. Так что, пока американцы и европейцы все два последних десятилетия усердно трудились над созданием новых либеральных 'норм', позволяющих им вмешиваться в события в Косово, Руанде и Судане, Россия и Китай, пользуясь своим правом вето, эволюции подобных норм всячески препятствовали. Такие же конфликты будут, скорее всего, возникать и в будущем.
Наш мир очень сложен, и его вряд ли удастся просто разделить на два враждующих лагеря - либерализм и авторитаризм. Естественным союзниками Россия и Китай не являются; кроме того, обоим государствам нужны выходы на рынки либерального Запада. И у обоих есть интересы, совпадающие с интересами либеральных западных держав. Однако, поскольку оба эти государства авторитарные, у них есть и другие интересы, общие как для них двоих, так и для других авторитарных государств. Все они в положении осажденной крепости: ведь наша эра действительно выглядит эрой распространения либерализма. И поэтому вряд ли стоит удивляться, если в ответ на это в мире появится, скажем, неформальная 'лига диктаторов', которую Москва и Пекин будут всеми силами поддерживать и оберегать. Вопрос в том, что решат сделать Соединенные Штаты и Европа в качестве ответного хода. К сожалению, может оказаться так, что 'аль-Каида' - не только не единственный вызов современному либерализму, но и не самый опасный.
Роберт Каган - старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир (Carnegie Endowment for International Peace) и сотрудник Фонда Маршалла (German Marshall Fund). В The Post он ведет ежемесячную колонку.
____________________________________________________________
Избранные сочинения Роберта Кагана на ИноСМИ.Ru
Америка - по-прежнему колосс ("The Washington Post", США)
Буш должен осудить Путина ("The Washington Post", США)
США знают, чего хотят, а Европа - нет ("El Pais", Испания)
