Президент Ирана отрицает Холокост, Уго Чавес посылает западных лидеров куда подальше, а Владимир Путин сменил пряник на кнут. Почему? Они знают, что уровень демократии обратно пропорционален уровню цен на нефть. Таков Первый закон петрополитики, и возможно, именно он определяет характер современной эпохи.
Когда я услышал заявление президента Ирана Махмуда Ахмадинежада (Mahmoud Ahmadinejad) о том, что Холокост - это 'миф', у меня невольно возникла мысль: 'Интересно, он произнес бы эти слова, если бы нефть сегодня стоила не 60, а 20 долларов за баррель?' Когда я услышал, как президент Венесуэлы Уго Чавес послал британского премьера Тони Блэра 'ко всем чертям', а затем, выступая перед сторонниками, отправил по тому же адресу и американский план по созданию зоны свободной торговли в Северной и Южной Америке, я задался тем же вопросом: 'Произнес бы президент Венесуэлы эти слова, если бы нефть сегодня стоила не 60, а 20 долларов за баррель, и его стране пришлось бы заняться развитием реального предпринимательства, а не просто стричь купоны от нефтедобычи?'
В последние несколько лет, следя за событиями в странах Персидского залива, я отметил, что первым из арабских государств этого региона, где прошли свободные и честные выборы с участием женщин, и где было полностью пересмотрено трудовое законодательство, чтобы повысить занятость среди собственных граждан и сократить зависимость от 'гастарбайтеров', стал Бахрейн. Кстати, именно в Бахрейне запасы нефти должны истощиться раньше, чем в других странах Залива. Отметим также, что первой из стран региона, подписавшей с США соглашение о свободной торговле, стал все тот же Бахрейн. И я подумал: 'Может быть, это не простое совпадение?' Наконец, изучая ситуацию во всем арабском мире и наблюдая, как ливанские демократы добились вывода из страны сирийских войск, я снова задал себе вопрос: 'Случайно ли, что первая и единственная подлинно демократическая страна в арабском мире не имеет ни капли нефти?'
Чем больше я думал над этими вопросами, тем больше напрашивался вывод о существовании некоего соотношения - прямого соотношения, поддающегося точному исчислению и анализу - между уровнем цен на нефть и темпами, масштабом и устойчивостью расширения или 'сжатия' экономических и политических свобод в определенных странах. Несколько месяцев назад я предложил редакции 'Foreign Policy' попытаться выразить мою интуитивную догадку в виде четкого графика. На одной оси координат мы расположим средние мировые цены на нефть, а на другой - расширение или сокращение экономических и политических свобод, переведенное в количественные единицы измерения (насколько это возможно) по методике соответствующих научных организаций, например 'Freedom House'. В качестве параметров я предложил взять характер проведенных выборов, открытие или закрытие газет, масштабы произвольных арестов, количество реформаторов, избранных в парламент, осуществление или свертывание экономических реформ, приватизацию и национализацию компаний и т.д.
Сразу же готов признать, что наш эксперимент нельзя назвать безупречным с научной точки зрения, поскольку взлет или спад экономической и политической свободы в обществе не поддается точному количественному измерению и не имеет четкой цикличности. Но, поскольку моя задача - не защитить диссертацию, а проверить гипотезу и стимулировать дискуссию, позволю себе предположить, что анализ вполне реального соотношения между ценами на нефть и динамикой развития демократии, при всех методических огрехах, дело все же небесполезное. Поскольку в ближайшем будущем рост нефтяных цен, несомненно, станет одним из определяющих факторов в сфере международных отношений, необходимо понять, насколько и каким образом он влияет на характер и направленность мировой политики. Отмечу: составленные нами графики наглядно демонстрируют наличие непосредственной связи между ценами на нефть и динамикой распространения свободы - настолько очевидной, что я хотел бы предложить для обсуждения сформулированный мною Первый закон петрополитики.
Он звучит так: уровень цен на нефть и уровень свободы в богатых нефтью государствах неизменно связаны обратно пропорциональной зависимостью. Согласно Первому закону петрополитики, чем больше растет средняя мировая цена на сырую нефть, тем сильнее в этих странах размываются свобода слова и печати, институт свободных и честных выборов, верховенство закона, независимость судов и политических партий. Эта негативная тенденция усугубляется еще одним фактором: чем выше нефтяные цены, тем меньше лидеров нефтегосударств волнует то, что о них думает и говорит мировое сообщество. И напротив, согласно этому же закону, чем ниже цены на нефть, тем активнее нефтегосударства вынуждены продвигаться к политическому и общественному строю, отличающемуся большей прозрачностью, более внимательным отношением к мнению оппозиции, большей сосредоточенностью на создании образовательных и правовых систем, позволяющих дать гражданам (как мужчинам, так и женщинам) максимальные возможности для конкуренции, предпринимательской деятельности и привлечения зарубежных инвестиций. И опять же, чем ниже цена на нефть, тем чувствительнее лидеры нефтегосударств относятся к тому, как их действия воспринимают за рубежом.
'Нефтегосударствами' я называю государства, которые не только получают за счет добычи и экспорта нефти большую часть национального дохода, но и отличаются слабостью государственных институтов, а то и авторитарностью политического строя. В список таких государств я бы несомненно внес Азербайджан, Анголу, Венесуэлу, Египет, Иран, Казахстан, Нигерию, Россию, Саудовскую Аравию, Судан, Узбекистан, Чад и Экваториальную Гвинею. (Страны, обладающие большими запасами нефти, но сумевшие еще до их обнаружения создать прочную государственность с устойчивыми демократическими институтами и диверсифицированной экономикой - к примеру, Британия, Норвегия и США - под действие Первого закона петрополитики не подпадают).
Конечно, ученые-экономисты уже давно указывают на негативные экономические и политические последствия, которыми чревато для страны изобилие природных ресурсов. Это феномен называют 'голландской болезнью' или 'сырьевым проклятием'. Термином 'голландская болезнь' обозначается процесс деиндустриализации, который может стать следствием внезапно обрушившихся на страну доходов от экспорта сырья.
Впервые он был сформулирован в 1960-х гг. в Нидерландах после открытия в этой стране обширных месторождений природного газа. В странах, подхвативших 'голландскую болезнь', происходит резкое укрепление курса национальной валюты за счет притока средств от реализации нефти, золота, газа, алмазов, или иных видов сырья. В результате этого ее экспортные промышленные товары утрачивают конкурентоспособность, а импорт удешевляется. Граждане, у которых карманы набиты деньгами, начинают лихорадочно потреблять импортные товары, отечественная промышленность вянет на корню - вот вам и деиндустриализация. Термин 'сырьевое проклятие' относится как к этому процессу, так и в целом к тому факту, что зависимость от сырьевых ресурсов влияет на политическую жизнь страны, ее инвестиционные и образовательные приоритеты таким образом, что главным становится вопрос о том, кто контролирует нефтяной 'кран', и кому сколько достается от финансового пирога - а не о том, как обеспечить эффективную конкуренцию, инновации, производство реальной продукции для реального потребления.
Помимо этих теорий, некоторые политологи исследовали и более конкретный вопрос о негативном влиянии нефтяного богатства на процессы демократизации в обществе. Из всех исследований на эту тему, с которыми мне довелось ознакомиться, одним из самых глубоких я бы назвал работу политолога из Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Майкла Л. Росса (Michael L. Ross). Изучив статистические данные по 113 странам за период с 1971 по 1997 г., Росс пришел к выводу, что 'Упор на экспорт нефти или минералов, как правило, препятствует демократизации государства, причем подобный эффект не характерен для экспорта других видов продукции; это явление наблюдается не только в странах Арабского полуострова, Ближнего Востока и Африки южнее Сахары или малых государствах вообще'.
На мой взгляд, особую ценность в исследовании Росса имеет составленный им список конкретных механизмов негативного влияния чрезмерных нефтяных доходов на процесс демократизации. Во-первых, он выделяет 'налоговый эффект': правительства богатых нефтью стран зачастую используют поступления в казну для 'разрядки социальной напряженности, которая в противном случае могла бы обернуться требованиями о большей подотчетности' власти перед обществом или более широком представительстве народа во властных органах. Я бы сформулировал этот тезис следующим образом: один из лозунгов Американской революции звучал так - 'никакого налогообложения без представительства'. Авторитарные правители нефтегосударств переиначивают его на противоположный: 'никакого народного представительства без налогообложения'. В богатых нефтью странах правящим режимам не нужно облагать граждан налогами, чтобы поддерживать существование государства, - это делается за счет экспортных доходов - но при этом они могут не прислушиваться к мнению народа и не представлять его интересы.
Второй механизм, за счет которого нефть подрывает демократизацию, Росс называет 'эффектом госрасходов'. Нефтяные доходы позволяют государству увеличить 'попечительские' социальные расходы, снижая тем самым давление в пользу демократизации. Третий из выявленных им механизмов - 'социально-групповой эффект'. Авторитарный режим, купающийся в нефтедолларах, способен с их помощью воспрепятствовать формированию независимых социальных групп - а именно они активнее всего заявляют о своих политических правах. Кроме того, утверждает он, переизбыток нефтяных доходов приводит и к 'репрессивному эффекту' - власть может, не считая, тратить деньги на полицию и спецслужбы, используя их для разгрома демократических движений. Наконец, Росс выделяет 'антимодернизаторский эффект'. Поток нефтяных поступлений способен снизить стимулы к профессиональной специализации, урбанизации, повышению образовательного уровня - то есть тенденций, как правило, сопровождающих экономический прогресс, и повышающих сознательность граждан, их способность к самоорганизации, выдвижению коллективных требований и координации действий, а также создающих в обществе независимые от властей центры экономического влияния.
Первый закон петрополитики основывается на этих концепциях, однако он позволяет еще больше углубить наше понимание взаимосвязи между нефтью и политическими процессами. Формулируя этот закон, я утверждаю следующее - чрезмерная нефтяная зависимость не только негативно влияет на развитие страны в целом: существует непосредственная связь между взлетом и падением нефтяных цен и динамикой демократизации в нефтегосударствах. Эта связь абсолютно реальна. Составленные нами графики показывают: стоит нефтяным ценам серьезно увеличиться, и развитие свободы сразу же начинает замедляться.
Ось нефти?
Причина, по которой сегодня стоит уделить внимание этой связи между ценой нефти и темпами распространения свободы, заключается в том, что мы, похоже, наблюдаем начало структурного роста мировых цен на сырую нефть. Если это действительно так, более высокий уровень цен почти наверняка окажет долгосрочное влияние на политику многих слабых и авторитарных государств. А это в свою очередь может не в лучшую сторону изменить мир, какой мы знаем после окончания Холодной войны. Другими словами, цена нефти должна постоянно заботить не только министра финансов США, но и госсекретаря.
После терактов 11 сентября уровень цен на нефть сдвинулся с 20-40 долларов до 40-60. Частично это связано с общим ощущением незащищенности на мировых нефтяных рынках в связи с вспышками насилия в Ираке, Нигерии, Индонезии и Судане. Но в еще большей степени это результат явления, которое я называю "сглаживанием" мира, и быстрого притока на мировой рынок 3 млрд. новых потребителей из Китая, Бразилии, Индии и бывшей советской империи, причем все они мечтают о доме, машине, микроволновке и холодильнике. Их потребности в энергоносителях огромны и продолжают расти. Они уже стали и продолжат быть постоянным источником давления на цену нефти. Если Запад не предпримет радикальных мер по сохранению запасов и если альтернатива органическому топливу не будет найдена, цены в обозримом будущем останутся в районе 40-60 долларов, а то и выше.
С политической точки зрения это означает, что целый ряд нефтегосударств со слабыми институтами или откровенно авторитарным правительством, скорее всего, столкнется с уничтожением свобод и ростом коррупции, а также автократических, антидемократических действий. Лидеры этих стран вполне могут рассчитывать на серьезное увеличение доходов, что позволит наращивать вооруженные силы, подкупать оппонентов, покупать голоса избирателей или общественную поддержку и игнорировать международные нормы и порядки. Достаточно просмотреть прессу за любой день недели, чтобы убедиться в том, что такая тенденция существует.
Возьмите статью в "Wall Street Journal" за февраль 2005 г., в которой рассказывалось о муллах в Тегеране, получающих столько прибыли от высоких цен на нефть, что они уже дают некоторым иностранным инвесторам от ворот поворот, вместо того чтобы расстелить перед ними красную дорожку. Так, турецкий мобильный оператор Turkcell подписал с Ираном соглашение о создании в стране первой частной мобильной сети. Сделка была привлекательной: компания согласилась заплатить Тегерану 300 млн. долларов за лицензию и инвестировать 2,25 млрд. в предприятие, которое должно было обеспечить рабочими местами 20 тыс. иранцев. Но муллы в иранском парламенте добились заморозки контракта, утверждая, что с его помощью иностранцы смогут шпионить за страной. Али Ансари (Ali Ansari), эксперт по Ирану шотландского университета Сент-Эндрюс, рассказал нашему журналу, что иранские аналитики добиваются проведения экономических реформ уже десять лет. "На самом деле, сейчас ситуация еще больше ухудшилась, - говорит он. - Они получили все эти деньги от нефти и не нуждаются ни в каких реформах экономики".
А как насчет посвященной Ирану статьи из "Economist" от 11 февраля 2006 г., в которой говорится: "Национализму проще предаваться на сытый желудок, и г-н Ахмадинежад - редкий и везучий президент, ведь он ожидает, что экспорт нефти в новом году принесет 36 млрд. долларов, что поможет ему покупать лояльность [народа]. В первом проекте бюджета, который сейчас рассматривается парламентом, правительство пообещало построить 300 тыс. жилых единиц, причем две трети из них - за пределами крупных городов, и сохранить субсидии на энергоносители, которые составляют ни много ни мало - 10% [валового внутреннего продукта]"?
Или вспомните, что сейчас творится в Нигерии. В этой стране пребывание президента у власти ограничивается двумя четырехлетними сроками. Олусегун Обасанджо (Olusegun Obasanjo) пришел к власти в 1999 г. после периода правления военных, а затем был переизбран всенародным голосованием в 2003 г. Придя на смену генералам, он завоевал популярность в мире, благодаря расследованию нарушений прав человека, допущенных нигерийскими военными, освобождению политических заключенных и реальным попыткам искоренить коррупцию. Нефть тогда стоила 25 долларов за баррель. Сегодня, когда цена составляет уже 60 долларов, Обасанджо пытается убедить законодательное собрание изменить конституцию с тем, чтобы он мог остаться на третий срок. Вунми Беваджи (Wunmi Bewaji), один из лидеров оппозиции в нижней палате нигерийского парламента, заявляет, что за принятие поправок законодателям предложили взятки в размере 1 млн. долларов. "Сейчас они предлагают 1 млн. долларов за голос, - цитирует парламентария VOA News в статье за 11 марта 2006 г. - Все это координируют высокопоставленные чиновники Сената и Палаты представителей".
Клемент Нванкво (Clement Nwankwo), один из ведущих правозащитников Нигерии, во время визита в Вашингтон в марте рассказал мне, что после того, как цена нефти начала расти, "ситуация со свободами серьезно ухудшилась - люди подвергаются произвольным арестам, политических оппонентов убивают, а институты демократии парализованы". Нефть составляет 90% нигерийского экспорта, добавил он, и это частично объясняет внезапный рост числа похищений иностранных нефтяников в богатой нефтью дельте Нигера. Многие нигерийцы уверены, что те воруют "черное золото", потому что народ страны не видит практически никаких доходов.
В нефтегосударствах очень часто не только вся политика вращается вокруг контроля над трубой, но и в обществе развивается искаженное понимание ситуации. Если народ беден, а лидеры богаты, то это не потому, что государство не смогло внедрить образование, инновации, правление закона и предпринимательство. Это потому, что кто-то получает деньги от нефти, а они нет. Люди начинают думать, что для того, чтобы разбогатеть, им нужно остановить тех, кто ворует нефть, а не строить общество, поддерживающее образование, предпринимательство и инновации. "Если бы у Нигерии не было нефти, все политическое уравнение было бы иным, - считает Нванкво. - Нефть не обеспечивала бы доход, а потому диверсификация экономики стала бы актуальной, частное предпринимательство играло бы большую роль, и люди смогли бы развивать свои творческие наклонности".
На самом деле, связь между ценами на нефть и темпами распространения свобод настолько тесна, что даже дальновидные руководители могут свернуть с тропы экономических и политических реформ из-за резкого скачка цены на нефть. Вспомните о Бахрейне, который знает, что его нефть заканчивается, и стал образцовым примером того, как сокращение доходов от энергоносителей может стимулировать реформы. Но даже он не смог устоять перед временным соблазном роста цен. "Сейчас у нас все хорошо благодаря высоким ценам на нефть. Это может вызвать самодовольство чиновников, - заявил Ясим Хусейн Али (Jasim Husain Ali), глава отдела экономических исследований университета Бахрейна, в недавнем интервью газете "Gulf Daily News". - Это очень опасная тенденция, потому что доход от нефти нестабилен. Возможно, по стандартам Персидского залива Бахрейн уже достаточно диверсифицировал свою экономику, но по международным стандартам этого недостаточно". Не удивительно, что один молодой иранский журналист как-то сказал мне на прогулке в Тегеране: "Если бы у нас не было нефти, мы могли бы быть как Япония".
Геология превыше идеологии
При всем моем уважении к Рональду Рейгану я не верю в то, что он уничтожил Советский Союз. Для распада Советского Союза существовало, очевидно, много причин, однако, несомненно то, что ключевую роль сыграло падение мировых цен на нефть в конце 80-х и начале 90-х годов. (Когда в дни Рождества 1991 года Советский Союз официально прекратил свое существование, цена барреля нефти находилась на уровне 17 долларов.)
А дальнейшее снижение цен на нефть помогло заставить посткоммунистическое правительство Бориса Ельцина больше соблюдать закон и правопорядок, демонстрировать большую открытость перед внешним миром, а также проявлять больше готовности к созданию такой законодательной структуры, наличия которой требовали мировые инвесторы.
А затем к власти пришел президент Владимир Путин. И теперь задумайтесь над теми изменениями, которые произошли в Путине за период времени, в который цена на нефть поднялась с двадцати долларов до сегодняшних шестидесяти.
Когда нефть стоила 20-40 долларов, существовал президент, которого я назвал бы "Путин Первый". Джордж Буш после их первой встречи в 2001 году сказал, что он заглянул к Путину в "душу" и понял, что этому человеку можно доверять. Если бы Буш заглянул в душу сегодняшнего Путина - "Путина Второго", "Путина - 60 долларов за баррель" - он увидел бы, насколько черна его душа, черна как нефть.
Он увидел бы, что Путин воспользовался внезапно свалившимся на него богатством для того, чтобы проглотить (национализировать) огромную российскую нефтяную компанию, "Газпром", многочисленные газеты и телевизионные станции, а также всевозможные российские предприятия и когда-то независимые институты.
Когда в начале 90-х годов цены на нефть находились на низшей отметке, даже арабские нефтегосударства, такие как Кувейт, Саудовская Аравия и Египет, обладающий значительными газовыми запасами, по крайней мере, говорили об экономических реформах, а также делали робкие шаги в направлении реформ политических. Но как только цены начали расти, весь процесс реформирования замедлился, особенно в политической сфере.
По мере того, как у нефтегосударств накапливается все больше и больше богатств, они могут вполне реально начать изменять всю международную систему отношений и сам характер мирового устройства, сложившегося после окончания холодной войны.
Когда пала Берлинская стена, существовало глубокое убеждение в том, что начался непреодолимый процесс развития свободного рынка и демократизации. Распространение в последующее десятилетие по всему миру свободных выборов показало, что процесс это вполне реален.
Однако сегодня он неожиданно столкнулся со встречной волной нефтяного авторитаризма, порожденного ценой в 60 долларов за баррель. Внезапно такие режимы, как иранский, нигерийский, российский и венесуэльский, начали отход от казавшегося безостановочным процесса демократизации. Всенародно избранные самодержцы в этих странах используют внезапно хлынувший ливень нефтедолларов для того, чтобы удобно устроиться во власти, на корню скупить оппонентов и сторонников, и удушающей государственной хваткой взять за горло частный сектор.
А ведь казалось, что все это ушло навсегда. Безостановочная волна демократизации, последовавшая за падением Берлинской стены, наткнулась на не менее мощную встречную темную волну нефтяного авторитаризма.
Хотя такой нефтяной авторитаризм не представляет той огромной стратегической и идеологической угрозы, какой являлся для Запада коммунизм, его длительное воздействие, тем не менее, способно нарушить международную стабильность.
Некоторые самые отвратительные режимы мира получат дополнительные средства, чтобы долгое время творить свои черные дела. А добропорядочные демократические страны, подобные Индии или Японии, будут вынуждены раболепствовать перед такими нефтяными диктаторами, как Иран или Судан, и закрывать глаза на их поведение, поскольку в огромной степени зависят от их нефти. Мировой стабильности это ничего хорошего не сулит.
Позвольте мне еще раз подчеркнуть одну вещь. Я знаю, что взаимосвязь, на которую указывают эти выкладки, не совершенна, и что многие читатели смогут привести целый ряд исключений из правил. Однако я полагаю, что они иллюстрируют общую тенденцию, которая отражается в новостях каждый день: рост цен на нефть совершенно определенным образом оказывает негативное воздействие на темпы распространения свободы во многих странах. А когда набирается достаточное количество таких стран с негативным воздействием, они начинают отравлять мировую политику.
Мы не можем повлиять на поставки нефти в какую бы то ни было страну, однако мы способны повлиять на мировые нефтяные цены, если начнем менять объемы и типы потребляемой энергии. Когда я говорю "мы", я, в частности, имею в виду Соединенные Штаты Америки, которые потребляют около 25 процентов общемировой энергии, а также все страны-импортеры нефти.
Размышления над тем, как нам изменить структуру энергопотребления в целях снижения цен на нефть, больше не являются уделом и хобби благородных защитников окружающей среды или чьим-то личным делом совести. Теперь это императив национальной безопасности.
Следовательно, любая американская стратегия продвижения демократии, в которую не включены разумные и долгосрочные планы поиска альтернатив нефти и снижения цен на нее, становится полностью бессмысленной и обречена на провал.
Сегодня не важно, в какой части спектра внешней политики вы находитесь. Всем и каждому приходится принимать мировоззрение "зеленых". Нельзя быть эффективным реалистом во внешней политике или эффективным идеалистом-защитником демократии, если вы не являетесь в то же время защитником окружающей среды, думающим об эффективном использовании энергии.
Хотите знать больше?
Чтобы глубже понять взаимосвязь между нефтяным богатством и задержкой в развитии политических систем, можно прочитать размышления Майкла Росса (Michael L. Ross) под заголовком "Мешает ли нефть демократии?" (Does oil Hinder Democracy?), опубликованные в номере World Politics за апрель 2001 года. А в работе Ричарда Оти (Richard M. Auty) "Устойчивость развития стран с экономикой, богатой полезными ископаемыми: Тезисы о проклятии ресурсов" (Sustaining Development in Mineral Economies: The Resource Curse Thesis), изданной в 1993 году (New York: Routledge), даются объяснения того, почему богатые полезными ископаемыми страны зачастую не достигают успехов в развитии. Джефри Сакс (Jeffrey D. Sachs) и Эндрю Уорнер (Andrew M. Warner) конкретизируют эти положения и тезисы в своей работе "Изобилие полезных ископаемых и экономический рост" (Natural Resource Abundance and Economic Growth (Washington: National Bureau of Economic Research, 1995 год). Политолог Хавьер Корралес (Javier Corrales) показывает, как сегодняшние высокие цены на нефть усиливают позиции современных диктаторов, в своей статье "Уго Босс" (Hugo Boss), опубликованной в номере FOREIGN POLICY за январь-февраль 2006 года. В статье Мозеса Наирна (Moises Nairn) "Глобовикторина: угадай, кто лидер" (Globoquiz: Guess the Leader), помещенной в номере Newsweek International от 1 декабря 2004 года, отмечаются удивительные, основанные на нефтяном богатстве, сходства между Уго Чавесом (Hugo Chavez) и Владимиром Путиным. А в другой своей статье, напечатанной в номере FOREIGN POLICY за январь-февраль 2004 года, этот автор анализирует дрейф Москвы в сторону политики нефтегосударства.
Томас Фридман (Thomas L. Friedman) размышляет над последствиями подъема Индии и Китая для глобальной экономики и энергетического рынка в своей работе "Плоский мир: краткая история двадцать первого столетия " (The World Is Flat: A Brief History of the Twenty-First Century (New York: Farrar, Straus and Giroux, 2005 год). А получившее Пулитцеровскую премию произведение Даниэля Ергина (Daniel Yergin) под названием "Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть" (The Prize: The Epic Quest for oil, Money, and Power) (New York: Simon & Schuster, 1991 год) является историей взаимосвязей между нефтью и современными экономиками.
