Необычайно резкие обвинения в адрес России за нарушение демократии и несоблюдение прав человека и использование энергоресурсов для шантажа, а также обращение президента России Владимира Путина о положении в стране, в котором подчеркнута необходимость военной мощи государства, многих заставили говорить о новой холодной войне. Однако веяния холодной войны в отношениях между Западом и Россией - это главным образом вопрос стиля; растущая конфронтация не является схваткой двух сверхдержав и идеологий до победного конца.
Российский авторитарный режим, который благодаря невиданным доходам от нефти и газа чувствует себя все сильнее, в основном волнуют две вещи: удержаться у власти, используя тщательно взлелеянную во времена Путина 'регулируемую демократию', и в соответствии с тысячелетними российскими традициями и преставлениями о том, что значит быть сильным, восстановить влияние и контроль на территории бывшей империи, используя энергоресурсы и полученные за них деньги. Если в первом случае Запад ничего особо сделать не может, то все более агрессивная политика Москвы в 'ближнем зарубежье' приведет если не совсем к холодной войне, то к постоянной конфронтации с Западом на умеренном уровне.
Речь Чейни в Вильнюсе указывает на существенное изменение отношения руководства США к путинской России с 2001 года, когда президент Джордж Буш, сказал, что он заглянул в душу российского президента. Руководство США, очевидно, отказалось от иллюзии о России как о стратегическом партнере. В свою очередь, выступление Путина с закрепленным в нем 'пятилетнем планом' модернизации ядерных сил России сигнализирует о попытке вернуть некоторые 'ценности' советских времен. Однако его решимость не позволить Соединенным Штатам, или 'товарищу волку, который кушает и никого не слушает' укрепить свои позиции 'за наш счет' и убежденность в том, что сильные вооруженные силы предотвратят 'давление', обещают обострение в объявленной Россией 'зоне ее жизненно важных интересов'.
Примечательно, что на это раз Путин не упомянул свое видение России как энергетической сверхдержавы. Возможно, хвастовство статусом оптового торговца энергоресурсами, которое уместно для страны третьего мира, Путина больше не привлекает; возможно, он захотел накануне июньского саммита G8 в Санкт-Петербурге избежать очередных обвинений в нефтяном и газовом империализме. Однако углеводороды всегда были и останутся самым сильным внешнеполитическим риском со стороны России, который предоставляет возможность влиять на политику далеко за пределами СНГ. Рекордные цены на энергоносители на мировом рынке и опасения в связи с их возможным дефицитом дают их экспортерам, многие из которых вовсе не являются демократическими режимами, слишком большие возможности для шантажа западных государств и создания угрозы безопасности мировой энергетики.
Можно даже наблюдать своеобразную сыгранность и обмен идеями между путинской 'регулируемой демократией' в России и охватившей Латинскую Америку волной левого популизма - 'регулируемого хаоса'. Как Уго Чавес в Венесуэле, так и Эво Моралес в Боливии устанавливают контроль над добывающей углеводороды промышленностью в своих странах, отнимая их у иностранных компаний. Точно так же, как Путин в своей стране отобрал нефтегазовую отрасль у 'олигархов' и взял ее под государственный контроль. А теперь Путин, как и латиноамериканские популисты, для которых жизненно важно культивировать образ Америки как врага, выступил против 'волка', который якобы хочет кормиться за счет интересов России. К тому же и Чавес, и Путин активно пытаются экспортировать свои разные, но направленные на одну цель, модели государственного устройства.
Крупные экспортеры нефти обычного не находились в авангарде мирового развития. Россия стремится приостановить 'оранжевые революции' у своих границ, но не может предложить своим соседям привлекательную идеологию или модель государственного устройства. Предложение латиноамериканских революционеров тоже недолговечно. Но высокие цены на энергоресурсы в настоящее время позволяют таким режимам держаться и, осуществляя концентрацию власти, фактически загоняют эти государства в авторитаризм. (Арабские страны - еще более красноречивый пример, а теократический Иран даже может позволить себе игнорировать опасения мира относительно попыток получить ядерное оружие). Пока цены на нефть и газ будут высокими, сохранится конфронтация между демократическими государствами Запада и нефтеблоком недемократических государств, у которых другие ценности.
Поэтому единая энергетическая политика ЕС (а также согласованная политика ЕС и США) является и политикой ценностей. Уменьшив зависимость от нефти и газа, а вместе с тем и доходы нефтережимов от экспорта энергоресурсов, Западные страны будут способствовать демократии в мире.
___________________________________________________________
Первый закон петрополитики ("Foreign Policy", США)
