Председатель "Северстали" Алексей Мордашов отвечает на вопросы корреспондента "Financial Times" Питера Марша о планируемом слиянии с люксембургской компанией Arcelor, которое приведет к появлению нового мирового лидера отрасли.
FT: Что вы думаете об отраслевой логике, лежащей в основе сделки Arcelor с "Северсталью"?
А.М.: Я очень верю в [новую объединенную] компанию и верю в отрасль. Думаю, через несколько лет мы можем ожидать новую продолжительную волну общемирового экономического роста. Сталелитейная промышленность от этого только выиграет. Многие ожидают, что инвесторы изменят свои оценки сталелитейной отрасли, чем отразят надежды на более высокие доходы для акционеров по сравнению с прошлым. За этим скрывается перспектива активного спроса, который в ближайшие несколько лет будет наблюдаться со стороны многих развивающихся стран, включая Китай, Индию и Бразилию, т.е. так называемые страны БРИК. Кроме того, мы сегодня видим признаки значительного роста даже в развитых регионах, включая США, и, я надеюсь, еврозону. Так что я настроен весьма оптимистично и считаю, что сталелитейной промышленности пойдут на пользу некоторые из этих тенденций и что в секторе начинается новая эра. Идея слияния соответствует этому видению будущего, поскольку новой компании все это тоже пойдет на пользу.
FT: Некоторые акционеры Arcelor выражают обеспокоенность механизмом сделки, в частности, тем, что она будет считаться одобренной, если только против этого предложения не проголосуют более 50% всех акционеров компании на ежегодном собрании, запланированном на 28 июня. Они говорят, что в соответствии с установившейся практикой надо было бы выяснить мнение акционеров и принять предложение такого масштаба в случае, если более половины присутствующих на собрании акционеров проголосует "за". Arcelor же, судя по всему, решила сделать все как раз наоборот. Что вы можете на это ответить?
А.М.: Разумеется, я не участвовал в разработке механизма голосования для акционеров по этому вопросу. Я не являюсь членом совета директоров Arcelor, а именно совет избрал подобный подход. Поэтому вопрос лучше, наверное, переадресовать им. Однако мне кажется, что у нас довольно сбалансированный подход к тому, что касается принятия решения. В соответствии с уставом Arcelor, у совета директоров есть право выпускать акции сторонним людям вроде меня, не ставя вопрос на голосование акционеров. Нынешние инвесторы компании об этом аспекте корпоративного регулирования знали давно. А потому странно, что акционеры начали жаловаться именно сейчас. Совет директоров добровольно решил предоставить акционерам право голоса так, как вы это описали. Таким образом с ними консультируются по данному вопросу. Если инвесторы и акционеры действительно категорически против этой сделки, они могут организовать голосование на специальном собрании. Если против предложения проголосует более 50%, оно будет отклонено. С другой стороны, до 28 июня акционеры могут решить, что слияние - не такая уж плохая перспектива. В этом случае они одобрят сделку. Мне кажется, что все не так сложно, как некоторые пытаются это представить.
FT: Одна из причин недовольства некоторых акционеров Arcelor вызвана их непониманием оценки активов, которые вы передадите в новый бизнес в обмен на 32% акций, причем эта цифра вырастет до 38%, если компания осуществит планы по выкупу собственных акций, в чем вы не собираетесь принимать участие. Не могли бы вы более подробно рассказать о том, как была рассчитана стоимость активов?
А.М.: Arcelor и "Северсталь" предоставили подробное описание процесса оценки. Мы составили список активов, которые будут внесены в новую компанию со стороны "Северстали", и объяснили, как они оцениваются. Активы, которые я приношу в сделку, включают мой личный 90-процентный пакет акций "Северстали" плюс мои мажоритарные пакеты в сталелитейных активах "Северстали" в Северной Америке и Италии. Кроме того, я включаю в сделку свои доли в различных горнодобывающих российских концернах, а также 1,25 млрд. евро. На презентации для инвесторов в прошлую пятницу вы могли видеть, что прибыль до уплаты налогов, процентов, износа и амортизации (EBITDA) сталелитейных и горнодобывающих активов в 2005 г. составила 3,129 млрд. долларов. Мы оценили эти активы в произведение EBITDA на 5,6. Это не слишком большой коэффициент для активов нашего сектора. В настоящий момент коэффициенты для сталелитейной отрасли в целом находятся на довольно низком уровне. Так, англо-голландская сталелитейная компания Corus торгуется с коэффициентом 6. Когда в прошлом году Mittal Steel приобрела украинскую "Криворожсталь", она заплатила за нее сумму, равную произведению EBITDA на 7. Что касается вопроса о том, насколько реалистичны данные EBITDA для российских активов, могу вам сказать, что 95% данных по этим компаниям были проверены аудиторами. Работая с данными по активам "Северстали", мы приходим к выводу, используя коэффициент EBITDA 5,6, что общая стоимость российских активов составляет 17,5 млрд. долларов или приблизительно 14 млрд. евро. Если исключить из уравнения задолженность в размере 1 млрд. евро и добавить 1,25 млрд. евро наличных, мы получим общую оценку активов (и наличных), приблизительно равную 14 млрд. евро. Как раз эту цифру мы представили акционерам. Я думаю, что она справедлива. В расчетах стоимости Arcelor для условий сделки мы умножали EBITDA на 6. Думаю, что это обоснованно. Я также считаю, что коэффициенты EBITDA для сталелитейной отрасли вырастут после ее переоценки инвесторами, а это значит, что владение акциями новой компании имеет неплохие перспективы.
FT: И еще по вопросу жалоб акционеров. Некоторые говорят, что если бы вы придерживались нормальной практики поглощения, то сделали бы Arcelor предложение о покупке, поскольку в конечном итоге ваша доля в компании может вырасти до 38%. По законам люксембургского фондового рынка, когда доля инвестора превышает 33%, он обязан сделать компании предложение о покупке. Что вы на это скажете? Вы чувствуете себя обязанным сделать такое предложение?
А.М.: Я получу свои 32% в результате выпуска акций Arcelor, при условии, что сделка будет одобрена. Цифра достигнет 38% при условии, что выкуп акций компанией пройдет, как запланировано. Я не буду участвовать в выкупе. У меня нет намерений увеличивать свою долю в новой компании через приобретение акций. К тому же существующие правила не позволяют мне этого делать. Поскольку мой первоначальный пакет, полученный в результате активных действий, будет менее 33%, я не обязан делать предложение о поглощении. В вопросе выкупа я занимаю пассивную позицию. А потому правила, относящиеся к 33%, ко мне неприменимы, и я не обязан делать предложение. И я не планирую его делать.
FT: Многих интересует, как вообще появилась идея этой сделки. К тому же, люди мало что знают о вашей компании. Возможно, вы расскажете немного о предыстории слияния.
А.М.: Прежде всего, неверно говорить, что меня не знают в деловом мире. В октябре 2004 г. вы сами написали обо мне статью для "Financial Times". В ней приводились мои слова о том, что "Северсталь" рассматривает возможности приобретения активов "в соответствии со своими планами стать одним из шести крупнейших производителей стали в мире к концу десятилетия". Затем, в сентябре прошлого года, вы написали еще одну статью в той же газете, включив мою фотографию в число опубликованных восьми портретов представителей сталелитейной отрасли, за которыми миру стоит наблюдать в то время, как в отрасли происходит консолидация. А потому каждый, кто читал эти статьи, знает хоть немного обо мне и моих далеко идущих планах.
Что касается предыстории слияния, то я впервые познакомился с Ги Долле (Guy Dolle) [ныне главой Arcelor] в 1996 г., когда он был руководителем планового отдела Usinor [французской компании, ставшей одной из структур Arcelor после образования последней в 2002 г.] Произошло это в России, и мы много говорили о развитии сталелитейной отрасли. Обсудили наши видения будущего. Потом последовали новые встречи, и в результате мы создали в России два совместных сталелитейных предприятия. Одно из них производит высококачественную полосовую сталь для автомобильной промышленности, а второе - проволоку, и дела у них сейчас идут очень неплохо. Arcelor предоставила значительные технологии, и мы в "Северстали" серьезно укрепили наши отношения. Я очень уважаю Arcelor. Я считаю, что она производит лучшую сталь в мире.
В 2002 г. мы с Долле обсудили в общих чертах возможность объединения наших компаний. Официального обсуждения не было. Скорее, это были рассуждения на тему, "что могло бы быть". Мы обсудили специализацию компаний и уже тогда увидели, что их сочетание могло бы быть очень успешным. У нас много общего в плане акцента на высококачественную сталь, но при этом географические сферы нашей деятельности практически не совпадают. Это соответствует нашим с г-ном Долле идеям о том, что консолидация сектора - это хорошо, но только не любая консолидация. Объединять нужно компании, у которых есть сильные позиции в определенных областях, особенно в дорогих нишах. Конечно, из наших бесед тогда ничего не вышло. Получилось все совсем недавно. Можно сказать, что наше обсуждение ускорилось после того, как Лакшми Миттал (Lakshmi Mittal) [председатель и владелец Mittal Steel] в январе сделал Arcelor предложение о покупке за 18,6 млрд. евро. Как сказал Долле, г-н Миттал стал катализатором, сведшим нас вместе. За последние несколько месяцев мы с Долле много раз встречались в разных местах, в том числе в Люксембурге, Париже и других городах Европы.
FT: Вы сказали, что "Северсталь" специализируется на высококачественной стали. Расскажите об этом поподробнее.
А.М.: В России "Северсталь" ежегодно производит 11 млн. тонн нерафинированной стали, что приблизительно соответствует 10 млн. тонн готового продукта. 8 млн. тонн из этого объема составляет полосовая сталь, а на длинномерный прокат (например, стальные стержни), приходится около 1,5 млн. тонн. Из полосовой стали, почти 1 млн. тонн в год - это высококачественная сталь с покрытием, которая используется в автомобильной промышленности и в производстве других дорогих товаров, например, бытовых электроприборов. Мы надеемся, что объем производства высококачественной оцинкованной стали для автопрома будет расти по мере того, как российская экономика развивается и увеличивается производство автомобилей. Через несколько лет мы с легкостью сможем производить несколько миллионов тонн высококачественной автомобильной стали. Кроме того, "Северсталь" производит большое количество высококачественных труб. В год мы производим только около 300 тыс. тонн стальных полупродуктов [нерафинированной стали, которая обрабатывается другими компаниями]. Это низкокачественный сегмент сталелитейного бизнеса. Другие сталелитейные компании России гораздо больше занимаются полупродуктами, но мы делаем акцент на высококачественном сегменте.
FT: "Северсталь" отличается от других российских промышленных компаний тем, что она приобретает довольно большие по объемам активы сталелительной промышленности в других странах. Не могли бы Вы рассказать об этих предприятиях - в США и Италии?
АМ.: Свое первое предприятие за рубежом мы приобрели в 2004 году. Тогда "Северсталь" купила за 285 миллионов долларов принадлежавший Rouge Industry сталелитейный завод в Детройте. Это была дружественная сделка, которую поддержало руководство компании и американский профсоюз сталелитейной промышленности ["Объединенные рабочие сталелитейной промышленности Америки"]. В то время мы были по сути дела никому не известны. Мы были российской компанией, пытавшейся купить в Америке завод, которым когда-то управлял Генри Форд. Мы выступали против US Steel, которая является хорошо всем известной американской промышленной компанией и тоже была заинтересована в этом приобретении. Но нам удалось одержать верх и заключить сделку. Нам очень помог накопленный опыт в деле выкупа предприятия и управления им. Завод тогда находился в трудном положении, а сегодня он производит 3 миллиона тонн стали в год. 70 процентов продукции идет в автомобильную промышленность, а это довольно выгодно. Мое ощущение относительно сталелитейной промышленности США таково, что у этой отрасли есть большие возможности. Я сталкивался с определенным предубеждением в отношении качества стали, производимой в США. Однако мне кажется, что в основе своей это очень хорошее качество. Мы знали, что нам придется модернизировать предприятие. Мы начали осуществление программы капиталовложений на 800 миллионов долларов, чтобы в течение нескольких лет усовершенствовать производство. Мы знали, что начало будет трудным - но у нас и в России были плохо работавшие предприятия, которые нам удавалось поднять. Я всегда ощущал, что там были все базовые предпосылки для создания хорошего сталелитейного производства при условии правильного руководства. И получилось так, что завод сумел многого достичь. Когда мы покупали это предприятие, там работало 3000 человек. Вначале мы снизили это количество до 2300, а сегодня на заводе работает 2600 человек.
FT: Пришлось ли Вам сделать нечто особенное, чтобы убедить американских рабочих в том, что они могут доверять совершенно незнакомому русскому, который придет и сумеет правильно управлять предприятием?
АМ.: Конечно, я не мог проводить там много времени - я приезжал на завод несколько раз в год. Но у меня были очень хорошие менеджеры, руководившие предприятием в соответствии с лучшими принципами. Они говорили с сотрудниками о их работе и старались дать им все шансы для полной реализации их возможностей. Мне кажется, что предоставление людям возможностей - это важная часть работы таких предприятий, как сталелитейные, и у меня сложилось ощущение, что нам удалось претворить данные идеи на практике на этом американском заводе.
FT: А как насчет итальянского предприятия?
АМ.: Около года назад мы приобрели крупную итальянскую сталелитейную компанию Lucchini. Она производит примерно 4 миллиона тонн стали в год - 3 миллиона в Италии и один миллион на своем заводе во Франции. Это было частью общего замысла "Северстали" по расширению деятельности за пределами России и по подключению к процессу консолидации, который происходит в настоящее время в сталелитейной промышленности повсеместно. И опять накопленный опыт сыграл здесь очень положительную роль. Я понял, что нет большой разницы между людьми из разных стран - между русскими, итальянцами и американцами - по крайней мере, когда они занимаются работой на сталелитейных предприятиях. Российские металлурги могут вполне адекватно общаться со своими американскими коллегами, управляющими сталелитейными заводами, и наоборот. Главное здесь - дать людям силы, чтобы они работали максимально эффективно, а также создавать хорошие рабочие коллективы.
FT: В отношении последней сделки с компанией Arcelor: сколько правды в заявлениях о том, что Вам пришлось заручиться разрешением российского правительства на заключение этого соглашения? Также говорят, что Вы в дружеских отношениях с Владимиром Путиным [президентом России]. Насколько все это верно?
АМ.: Будет большим преувеличением говорить о том, что я являюсь другом господина Путина. Что касается наших связей с российским правительством, то "Северсталь" - это частная компания, и государство в ней никак не участвует. Мы отвечаем перед своими акционерами. Если говорить буквально, даже частная компания не может делать все, что хочет, без определенного обсуждения ряда вопросов с государством. Являясь компанией с высокой гражданской ответственностью, "Северсталь" обсудила идею слияния с Arcelor в правительстве России. Люди из правительства очень положительно отнеслись к этому и поддержали наши планы. Но не было никакой необходимости получать разрешение. Я думаю, лучше сказать об этом так: мы провели консультации, и все оказались довольны концепцией слияния. Точно так же я уверен в том, что когда лорд Браун [глава British Petroleum] хотел приобрести долю участия в нефтегазовых месторождениях России, он заранее обговорил это с Тони Блэром. Но ведь это не означает, что ему пришлось просить разрешение.
FT: Итак, вы вот-вот станете крупным акционером новой компании - можно сказать - доминирующей компании. Безусловно, Вы будете играть важную роль в определении ее будущей стратегии. Если данная сделка будет утверждена, чем займется новая компания в предстоящие несколько лет?
АМ.: В новой объединенной компании - если предположить, что сделка состоится - я буду занимать пост неисполнительного председателя совета директоров и стану одним из 18 членов совета. Я также по-прежнему буду руководить российской частью объединенной компании и возглавлю комитет стратегического развития. Думаю, что мог бы поделиться с вами какими-то соображениями по поводу наших надежд и планов, но, конечно же, все это только предварительные наметки. Нам хотелось бы и дальше расширяться за счет новых приобретений, используя при этом не только деньги, но и акции. В прошлом проблема сталелитейной отрасли состояла в том, что компании были недостаточно крупными, и они не могли обеспечивать стабильную прибыль в течение длительного времени. Я думаю, что новая компания, как только это будет реально, поставит перед собой цель достичь уровня годового производства в 100 миллионов тонн путем слияний и приобретений [в 2006 году объем производства новой объединенной компании может составить 70 миллионов тонн]. Особое внимание мы будем уделять качеству стали и удельной прибыли. Мы заинтересованы в приобретении некоторых предприятий более раннего технологического цикла [производящих необработанную сталь из местных запасов железной руды]. А это значит, что мы можем проявить интерес к приобретениям в, скажем, Бразилии. Причина такого интереса в том, что страна эта имеет доступ к большим запасам железной руды. Безусловно, мы обратим свое внимание на США - ведь это огромный рынок стали. Мы также будем пристально смотреть на Азию, особенно на Китай и Индию, где потребности в стали в ближайшие годы будут быстро расти. В целом, мы будем проявлять интерес к тем сегментам рынка, которые занимаются высококачественной сталью, мы будем концентрировать усилия компании на этой деятельности - точно так же, как мы делаем это сейчас.
FT: Что Вы думаете о господине Миттале?
АМ.: Я большой почитатель господина Миттала. Это великий человек, он сделал очень многое для сталелитейной промышленности, он задал тон той консолидации, свидетелями которой мы сегодня являемся.
FT: Какова Ваша общая философия управления транснациональными компаниями?
АМ.: Я верю в то, что компании полностью используют свой потенциал, когда в их руководстве существует слияние корпоративных культур и принципов управления. Что касается обсуждаемого сегодня слияния российской и европейской компании, я чувствую, что Россия и Европа очень близки. Я ощущаю, как быстро развивается Россия, и это касается не только роста ее ВВП, но и культуры. Я чувствую себя очень комфортно, ведя дела с европейцами. И мне кажется, это одна из причин, по которым слияние пройдет успешно. Мы не намерены вводить большое количество русских в руководство новой компанией. Общим языком общения будет английский.
FT: В последнее время в Европе появилась определенная озабоченность по поводу инвестиционного климата в бизнесе в России. Существует такое чувство, что кое-кто в правительстве хочет вмешиваться в дела бизнеса в большей степени, чем надо. Каково Ваше мнение?
АМ.: У меня очень позитивные ощущения от состояния деловой активности в России. Безусловно, в стране существует определенная доля риска. Но это характерно для любой развивающейся экономики. Однако сегодня риск намного уменьшился. В этой сделке у меня не возникает ощущения, что я вывожу деньги из России, потому что я хочу, чтобы новая компания в предстоящие годы вложила серьезные инвестиционные средства в моей стране.
FT: Пару дней назад было объявлено о том, что самый богатый человек России и владелец футбольного клуба "Челси" Роман Абрамович намерен приобрести 40 процентов акций крупнейшего производителя стали в России - компании "Евраз". Ходят также слухи о том, что и "Евраз" хочет расширить масштабы своей деятельности, возможно, путем приобретения иностранных компаний. Есть ли у Вас какие-то соображения по поводу намерений господина Абрамовича?
АМ.: Я понятия не имею о его намерениях. Я никогда не встречался с господином Абрамовичем и никогда не был на матчах "Челси" в Лондоне.
FT: Вы провели некоторое время в Великобритании, где учились в бизнес-школе университета Нортумбрия, что на северо-востоке Англии, и где получили степень магистра делового администрирования. Каковы Ваши впечатления от того времени?
АМ.: Да, я закончил курс в этом университете. Я приезжал туда четыре раза в год, каждый раз оставаясь на неделю, не больше. Все это продолжалось пять лет, поэтому можно сказать, что в целом я провел в Великобритании в тот период примерно четыре месяца. У меня очень хорошие впечатления от учебы, но я не могу сказать, что близко узнал эту страну.
____________________________________________________________
Русская рулетка ("The Wall Street Journal", США)
Олигархи - от А до Я ("The Independent", Великобритания)
Алексей Мордашов: Сплав Востока и Запада ("The Wall Street Journal", США)
