В свое время советские лагеря пользовались печальной известностью - они стали синонимом жесткости. Корреспонденту Times представилась редкая возможность - посетить лагерь и своими глазами увидеть, что изменилось в российских тюрьмах после падения Берлинской стены
Кухня по сибирским меркам просто отличная: новый холодильник, газовая плита с духовкой, просторный рабочий стол, большие окна.
Галина понимает, что условия здесь хорошие. 'Дома у нас нет такой большой, чистой кухни, - говорит она, и голос у нее почти не дрожит. - Мы плачем потому, что придется расставаться'.
Речь идет о расставании с сыном Олегом. Сейчас он вместе с женой в соседней комнате - ждет, когда Галина подаст ужин. Да, забыл упомянуть - гораздо дольше, целых десять лет, ему предстоит ждать окончания тюремного срока за убийство (Олег насмерть забил человека в пьяной драке). И дело происходит не у него дома, а в квартире для свиданий с женами исправительно-трудовой колонии 288/17: тюрьмы усиленного режима в 2000 миль (3219 километрах) к востоку от Москвы - там, где могучий Енисей разделяет Западную и Восточную Сибирь, и тени узников ГУЛАГа, кажется, наконец, могут упокоиться с миром.
В июле президент Путин будет принимать в Санкт-Петербурге лидеров богатейших стран мира. Атмосфера встречи неизбежно будет напряженной. Считается, что в 'большую восьмерку' должны входить промышленно развитые демократические страны, но российская 'демократия' чахнет на корню, а ее промышленное развитие зависит от экспортных поставок нефти и газа - некоторые опасаются, что их будут использовать для шантажа Европы.
Саммит 'восьмерки' привлечет самое придирчивое внимание международного сообщества к тенденциям развития России после прихода Владимира Путина к власти. Стратегов, конечно, интересует 'энергетическая безопасность' и 'война с террором'. Однако одним из важнейших показателей социального и нравственного прогресса (да простят мне россияне эту покровительственную формулировку), достигнутого страной за 15 лет после распада СССР, следует считать состояние ее гигантской пенитенциарной системы.
В географическом плане эти тюрьмы расположены там же, где при Ленине и Сталине расстались с жизнью бессчетные миллионы людей. До конца 1980-х в советских лагерях продолжался каторжный труд, да и сегодня считается, что заключенные должны зарабатывать деньги на собственное содержание - вот они и снуют между жилыми блоками и мастерскими в своих хлопчатобумажных куртках на тонкой подкладке (точно такие же видишь на старых размытых снимках гулаговских времен).
Эта тюремная система - целый 'потусторонний мир' с населением в 830000 заключенных и почти 250000 персонала. Он раскинулся на всем пространстве в 11 часовых поясов от Балтики до Берингова пролива, в нем есть свои поезда, самолеты, фермы, заводы и больницы. И чаще всего жизнь большинства заключенных - среди них и Михаил Ходорковский, в прошлом миллиардер, а ныне упаковщик, отбывающий восьмилетний срок в колонии недалеко от монгольской границы - проходит отнюдь не под 'бдительным оком' независимых инспекторов.
Ситуация, конечно, меняется. Но журналист, которому удается хотя бы ненадолго увидеть этот мир изнутри, может считать, что ему крупно повезло. 'До сегодняшнего дня мы отклоняли такие просьбы зарубежных СМИ', - заметил мой сопровождающий Валерий, когда мы встретились в Москве, чтобы тем же вечером вылететь в Красноярск. Потом он не слишком внятно объяснил: 'Получив ваш запрос, мы решили - почему бы и нет? Нам нечего скрывать'.
Вообще-то Федеральной службе исполнения наказаний даже есть чем похвастаться. Пять лет назад, после того, как в 1990-х достоянием гласности стали ужасающие факты об эпидемиях в тюрьмах и издевательствах над заключенными, Служба по указанию президента Путина приступила к осуществлению масштабной программы реформ, сопровождающейся серьезными финансовыми вливаниями. Сегодня в некоторых регионах туберкулез, от которого в 1999 г. страдал каждый десятый заключенный, больше распространен 'на воле', чем за тюремными стенами. В других колониях отказались от практики 'бартера', когда заключенные должны были 'отрабатывать' поставки продовольствия и стройматериалов. В целом результаты этих усилий, призванных превратить тюрьму из 'карательного' в исправительное учреждение, следует признать 'просто фантастическими', отмечает Джил Берлайэнд (Jill Berliand), инспектор тюрем из Великобритании, трижды побывавшая в России за последние два года.
Это, конечно, не означает, что сегодняшний Достоевский не найдет 'униженных и оскорбленных' в российских тюрьмах. В прошлом году в Льговской колонии под Курском произошел ужасный бунт: более 300 заключенных, пытаясь привлечь внимание к жестокости начальника тюрьмы, вооружились бритвенными лезвиями. Впрочем, жертвами поножовщины стали они сами. Люди вскрывали вены на запястьях, резали себе горло, руки, ноги, животы. Некоторые глотали лезвия и крючки, другие вгоняли гвозди себе в легкие. После этого заключенные объявили голодовку. К чести реформаторов из Службы, начальник колонии и два его заместителя были уволены. Впрочем, новые веяния не избавили руководство тюрем от неистребимого желания пускать визитерам пыль в глаза. Можно, конечно, называть это обычным гостеприимством: именно к такому выводу пришел вице-президент США Генри Уоллес (Henry Wallace), посетивший печально известные лагеря на Колыме в 1944 г. Уоллеса восхитил вид заключенных, которых ему показали - 'крепких, здоровых молодых парней' (этих зэков усиленно кормили перед его визитом, а истощенных узников - таких было подавляющее большинство - от вице-президента попросту спрятали). Можно, конечно, предположить и другое - все, что вы видите, осматривая тюрьму в сопровождении одного из начальников, предназначено специально для вас и с ее повседневной жизнью ничего общего не имеет.
Я не хотел прослыть вторым Уоллесом. Впрочем, особых усилий для этого не понадобилось. Начальник колонии 288/17 Юрий Черемных производил впечатление человека добродушного, но 870 заключенных, за которыми он надзирает, кожей чувствовали его приближение. Что бы они ни делали - работали, или собирались для дневной поверки на огороженных проволокой площадках перед жилыми блоками - они тут же замолкали и вытягивались в струнку, пока не звучала команда 'вольно'; впрочем, и после этого они не считают возможным расслабиться.
Если бы не сторожевые вышки, ров и семь рядов колючей проволоки, лагерь моно было бы принять за центр любого сибирского городка советских времен. Единственное отличие, помимо тюремной униформы - доска с увеличенными снимками десятка 'особо опасных' заключенных, сгруппированных в ряд в соответствии с результатами психометрического тестирования: склонность к побегу, суициду, алкоголизму, преступному сговору.
Асфальтированная аллея, делящая периметр пополам, ведет к двум самым главным строениям комплекса - бане и пекарне. В бане мы увидели гигантскую душевую, облицованную белой плиткой, и сауну с бассейном. И еще единственного заключенного - двадцатипятилетнего Александра Зуева, который занимался уборкой.
У него худое, бледное лицо; на куртке - синяя полоса, указывающая на срок, превышающий десять лет. Он рассказывает, что закончил школу и пошел работать на бензоколонку, а потом ограбил человека в его собственной квартире. Приговор: 12 лет.
Почему срок такой большой? В ответ Александр лишь смущенно улыбается.
'Там речь шла об убийстве', - пояснил позднее Черемных.
В пекарне мы встречаемся с более разговорчивым убийцей по имени Андрей - ему сидеть еще 14 лет. 'Сейчас здесь жизнь лучше, чем на воле, но еще пять лет назад это было не так, - рассказывает он, протягивая нам теплую буханку, - Но здесь условия, конечно, лучше, чем в большинстве тюрем'. Еда, которую я попробовал на кухне (там тоже работают заключенные) - суп с мясом и рыбная котлета с капустой - несомненно, соответствует уровню обычной российской столовой (норма калорий тщательно выверяется с учетом климата - зимой здесь бывают сорокаградусные морозы).
В другом помещении, через улицу, с десяток заключенных сидит за компьютерами - они проходят курс дистанционного обучения, разработанный неким Московским гуманитарным институтом. Поодаль установлен еще один компьютер: на нем сотрудники могут получить данные о текущем психическом состоянии каждого заключенного. В спальных помещениях личные вещи предписано убирать в небольшие тумбочки возле кроватей. По рассказам заключенных, спят они в нижнем белье; в 5:30 утра их будит сирена (суббота и воскресенье исключением не являются).
Для заключенных (если они не освобождены от работы по возрасту и болезни) установлен шестичасовой рабочий день - здесь же, в зоне, они делают поддоны для местной фабрики по разливу 'Кока-колы' в столярной мастерской, выплавляют алюминий из металлолома или занимаются уборкой территории. За это они теоретически получают по 40-60 фунтов в месяц, но три четверти этой суммы вычитается за их содержание. Оставшуюся часть зарплаты они могут потратить в магазине при колонии, или сберечь до освобождения.
В колонии есть небольшая библиотека и обшитая тесом православная часовенка. В каждом спальном блоке установлен телевизор и радиоточка; есть в колонии 288/17 и собственный вполне профессиональный телеканал. В программе - передачи о физике планет, советы, как правильно чистить зубы, и еженедельные интервью с начальником Черемных под названием 'Момент истины'. В том интервью, что видел я, его спросили, не разрешит ли он заключенным иметь транзисторные приемники. Ответ был отрицательным: это запрещено законом).
Баню заключенные посещают раз в неделю, свидания с родными разрешены раз в месяц, а за примерное поведение их к тому же могут раз в год отправить в восемнадцатидневный отпуск домой. Отбой для всех, кто не работает в ночную смену, установлен в 10 вечера.
Кровати - узкие железные койки с тощим матрацем, простыней, одеялом и подушкой. Некоторые, чтобы высвободить место, поставлены вплотную друг к другу. Для лагеря, где содержатся разные категории преступников, это означает, что мелкий мошенник вынужден спать на расстоянии вытянутой руки от убийцы - тот не вставая, может ударить его ножом. Тем не менее, в спальнях царят чистота и порядок; помещения выкрашены в бело-голубые тона: по словам Черемных, такая гамма действует на человека успокаивающе.
Итак, можно ли сказать, что я побывал в 'образцово-показательном' лагере? Конечно - не случайно же меня привезли именно сюда. Но в то же время 'на зоне' я мог беседовать со всеми, с кем захочу, и фотографировать все, кроме сторожевых вышек. Это говорит о том, что наследники (в смысле профессии, а не духа, конечно) администрации советских лагерей, в общем уверены в своих достижениях.
И во многом эта уверенность оправдана. Контингент российских тюрем - по количеству заключенных по отношению к общей численности населения Россия стоит на третьем месте в мире (после США и Беларуси) сокращается за счет досрочного освобождения и амнистий: одна из них состоится в этом году, по случаю столетия российского парламента - Думы. На волю выйдет 15000 человек - в основном женщины и молодые правонарушители.
Что же касается коррупции и жестокого обращения с заключенными - именно они, как утверждают федеральные власти, стали причиной бунта в Льгове - то с этим в колонии 288/17 борются с помощью современных технологий. Во всех помещениях, кроме спален, здесь установили цифровые видеокамеры с дистанционным управлениям, позволяющие наблюдать за каждым заключенным. 'Мы планируем максимально увеличить количество камер и максимально сократить количество надзирателей, - объяснил мне Черемных. - 40 наших камер - это 40 беспристрастных надзирателей, которых нельзя подкупить'.
У вас наверняка промелькнула мысль: если уж кто в состоянии подкупить надзирателя, так это Михаил Ходорковский - самый богатый заключенный в стране, и несомненно, самый известный: со времен эпидемии туберкулеза ни одно событие не привлекало такого внимания к российским тюрьмам, как его судьба. Место, где он отбывает срок - глухомань даже по сибирским понятиям: колония 14/10 в Читинской области, на окраине городка Краснокаменска - центра добычи урана.
Даже после эпопеи с демонтажем его бизнес-империи российскими налоговыми властями у Ходорковского, как считается, осталось до 500 миллионов долларов. Но в колонии 14/10 ему не дают никаких поблажек. К моменту своего ареста в 2003 г. Ходорковский в глазах иностранных инвесторов олицетворял 'Россию будущего': умный, энергичный либерал с невероятно амбициозными замыслами, стоящий во главе эффективного энергетического гиганта. Однако на родине его воспринимали совершенно по-другому: как хрестоматийный образ грабителя-олигарха, присвоившего народное достояние, созданное не одним поколением россиян. Так что Путин, санкционировав процесс над Ходорковским, нисколько не рисковал своей популярностью в обществе. Главное было не позволить ему после 'падения с Олимпа' откупиться от неприятностей.
Поэтому он остается в Краснокаменске. Как и все, Ходорковский встает в 5:45 утра и отрабатывает положенные шесть часов, пакуя рукавицы и комплекты школьной формы - они отправляются для продажи, вот только никто не может сказать, куда именно. По вечерам он встречается с адвокатами или читает принесенные ими книги, предпочитая Фрэнсиса Фукуяму (Francis Fukuyama) и Алексиса де Токвиля телепередачам, которые нравятся другим заключенным. Впрочем, отбой для него, как и для всех, наступает ровно в 22:00.
В апреле Ходорковский ненадолго объявил голодовку и был помещен в тюремную больницу. После возвращения в казарму молодой заключенный Александр Кучма, с которым он подружился, порезал ему нос ножом. По словам администрации колонии, Кучма впоследствии обвинил Ходорковского в сексуальных домогательствах.
Возможно, речь идет о попытке оклеветать Ходорковского, но главная опасность, которой он подвергается в заключении, вероятно, связана с физической расправой. Ведь он находится в окружении молодых людей, которым насилие знакомо не понаслышке: именно из-за этого большинство из них оказалось в тюрьме, и держать их в узде российским тюремным властям куда труднее, чем Ходорковского.
На следующий день после посещения лагеря 288/17 меня привезли в спецколонию, где содержатся преступники, страдающие от алкогольной и наркозависимости - она расположена на берегу Енисея восточнее Красноярска. Там я побеседовал с Сергеем Зактировым (ему 26 лет), отбывающим восьмилетний срок за убийство, которое, по его словам, он совершил в целях самообороны. 'В гараже я поссорился с одним типом, и он попытался меня задушить, - рассказывает он совершенно буднично, заваривая чай и показывая мне фотографии жены и детей в залитой солнцем комнате для подачи прошений, которую отвели нам для разговора. - Я просто схватил нож, который там валялся и полоснул его - прямо как Джек Потрошитель!'
Наш разговор слушал Евгений Балабанов, уже отсидевший шесть лет из 10: в 19 лет он застрелил продавца в Красноярске из немецкого пистолета, купленного за 270 фунтов. Балабанов был безукоризненно одет: отутюженные черные брюки и пиджак, который, как он потом рассказал, ему подарила мать. По его словам, 'на зоне' он многое узнал о человеческой природе, осознал собственную глупость, и даже прочел кое-что из Бальзака. Но тюрьма ему уже 'осточертела физически и морально'. Через год его могут освободить досрочно, и я спросил Балабанова о его дальнейших планах. 'Планы? У меня их нет. В тюрьме жизнь особая. Я ничего не знаю о том, как все обстоит на воле'.
