Заслужила ли Россия, пусть даже и временно, право возглавлять 'промышленно-развитые демократии'? Оправдано ли включение России Путина в элитарный клуб тех стран, которые изначально сами себя называли элитой? В канун санкт-петербургского саммита в западных и российских СМИ вновь возродилось обсуждение этих вопросов, что вызывает некоторое ощущение дежавю. Западная пресса концентрирует свое внимание на все явственнее проявляющихся в политике особенностях авторитарного и бюрократического режима, подминающего оппозицию и независимые СМИ. Российские комментаторы, включая тех, кто ориентируется на Кремль, энергично отражают антироссийские нападки и подчеркивают, что возвращающаяся на международную арену Россия не намерена выслушивать нравоучения Запада. Причем даже те, которые касаются уважения к демократии и ее развития, утверждая, что страна следует своей собственной модели 'суверенной демократии'.
Своим тоном, используемыми терминами и, самое главное, отсутствием у обеих сторон желания выслушать своего союзника либо оппонента эта дискуссия напоминает не настолько далекие времена 'холодной войны' и более отдаленную эпоху исторического и психологического противостояния между Россией и Западом (в те времена, в основном, Европой). Один из величайших русских писателей конца XIX-го столетия Николай Лесков в одном из своих произведений описывает дискуссию, развернувшуюся во влиятельных политических и экономических кругах России, участники которой настаивают на том, что страна 'должна обособиться, забыть существование других западноевропейских государств, отделиться от них китайскою стеной'. Разумеется, в те времена этот термин использовался фигурально.
Как и в прошлом, новый кризис доверия в отношениях между Россией и Западом создает благоприятствующую атмосферу для тех, кто с обеих сторон заинтересован в поддержании климата противостояния. На Западе - начиная от США и заканчивая 'Новой Европой' - это необходимо для подкрепления тезиса об органической неспособности России понять демократические ценности и ее неискоренимых имперских наклонностях. В самой России - это аргумент, подтверждающий 'русофобию', присущую политике западных коллег страны, что позволяет представлять борьбу западных демократий с тоталитарным режимом как вечную войну против России. Одного лишь этого достаточно для того, чтобы прийти к печальному выводу: отношения между Россией и Западом откатываются назад или, и это может оказаться еще хуже, двусторонние отношения обречены вращаться в границах раз и навсегда очерченного круга.
Мне кажется, что (сегодняшняя) ситуация еще хуже, поскольку во времена даже самых острых конфликтов 'холодной войны' противостояние между Советской Россией и Западом ограничивались лишь политикой. Это был идеологический конфликт, противостояние режимов, политических функционеров и, разумеется, промышленной и военной системы, а также бюрократии, находившейся у нее на службе. Те, кто придерживался демократической ориентации, интеллектуальная элита и значительная часть общества скорее испытывали симпатию к Западу и расценивали модель и ценности западного общества как возможный путь выхода из того очевидного тупика, куда Россию завел большевистский эксперимент.
Сегодня, пятнадцать лет спустя после исчезновения Советского Союза, сложилась диаметрально противоположная ситуация. Набирающие силу антизападные настроения стали не только разменной монетой для правящей элиты, но и все глубже просачиваются в различные слои российского общества, захватывают новый класс предпринимателей, интеллектуальные круги и сознание простых обывателей. И именно в этих переменах гораздо сильнее, чем в явных или тайных авторитарных желаниях Владимира Путина и его окружения, заключается поддержка режима 'вертикали власти', что опаснейшим образом напоминает модель правления советской эпохи.
Трансформация сознания российского общества объясняется несколькими причинами. Одна из основных - синдром разочарования плачевным опытом постсоветского развития страны, которое было представлено российскому обществу в качестве 'западной модели'. В отличие от остальных стран Восточной Европы, выход России из кризисного периода посткоммунизма происходил не на основе органического и политического сотрудничества с Западом и в соответствии с политическим демократическим проектом, а скорее вопреки ему. Эти обстоятельства дают основание российским демократам говорить об эволюции страны и ее комплексах несправедливо униженной и побежденной нации как о своего рода 'Веймарском синдроме' или, используя более актуальное сравнение, 'синдроме Сербии'.
Следующая причина - развенчание 'западного мифа', парадоксальным образом созданного советской пропагандой, разрушение идеализированного представления о Западе как земле обетованной. Прошедшие пятнадцать лет показали, что по многим аспектам западное общество переживало исчезновение своего антипода - советского режима - настолько же тяжело, насколько и российское. Перед Западом, гордо именовавшим себя 'свободным миром' благодаря существованию на другой стороне земли мира без свободы, встала необходимость подтвердить право на моральное и политического лидерство своим собственным примером, а не только обвинениями в адрес исторического соперника. Оказалось, что западный мир не всегда справляется с этой задачей эффективнее мира посткоммунистического.
А что же сегодня? Означает ли новая ситуация окончательный отход России от западного направления, которое на протяжении долгого времени являлось важным вектором национальной политики - по крайней мере, для реформаторов? Готова ли она защититься от Европы, не говоря уже об Америке, 'китайской стеной', и на этот раз уже буквально? И, что самое важно, что мы можем предпринять, чтобы этого не произошло? Если наш диагноз верен и метастазы антизападных настроений глубоко проникли во все слои российского общества, тогда для возврата России к политике сближения, а не удаления от Запада, необходимо, в первую очередь, избавиться от иллюзий, что проблема сводится лишь в фигуре нынешнего или будущего лидера страны.
Российское общество до тех пор будет оставаться заложником собственного прошлого и политических сил, которые, спекулируя своими комплексами, пытаются убедить население страны, что иной альтернативы нет, пока, на основании уже собственного опыта, оно, наконец, не поймет, что Запад - союзник в поиске решений общих или схожих проблем, а не заклятый исторический враг, мечтающий о дезинтеграции России, и вероломный соперник, плетущий против нее интриги.
Очевидно, что потребуется много времени для того, чтобы Россия снова освободилась, но на этот раз не от тоталитарного режима, а от собственных предрассудков и страха перед новым сложным миром. Разумеется, это освобождение должно стать результатом внутренней эволюции, для чего может потребоваться суммарный опыт нескольких поколений. Но для этого также потребуется серьезный вклад и терпеливые усилия со стороны самого Запада (с учетом многих исторических и культурных причин Европа подходит для этого больше Соединенных Штатов). Не нужна новая 'Восточная Политика' или Ostpolitik, необходима настоящая 'Восточная Стратегия', направленная на повышение демократической образованности всего общества в целом, а не на обучение отдельно взятых политиков.
И лучшим способом для реализации (названной 'стратегии') является не целомудренная критика 'отклонения' российских властей от принятых в Европе критериев поведения и не финансовая помощь неправительственным организациям (хотя и то, и другое оправдано), а объяснение различным слоям российского общества, что европейский опыт может им пригодиться в решении собственных обыденных проблем. Иными словами, этой великой стране необходимо напомнить, что правившие ею режимы и правительства пытались лишить ее исторической памяти, что с самого начала она была и остается частью Европы и только от нее зависит, захочет ли она вернуться в отчий дом.
Андрей Грачев - политолог, профессор международных отношений в университетах Европы и Японии. В настоящее время работает над книгой об истории окончания 'холодной войны'
___________________________________________________________
Андрей Грачев: Как Запад подвел Москву ("The International Herald Tribune", США)
Россия покидает орбиту Запада ("Foreign Affairs", США)
