В разгаре самый жаркий день этого года. . . под сводами пустой церкви бьются апокалиптические аккорды, а мы с Джорджем Соросом (George Soros) обсуждаем его комплекс мессианства. Человек, за один день на своей операции против Банка Англии сделавший миллиард долларов, всегда считал себя особенным. Еще ребенком Сорос испытывал, по его собственным словам, 'мессианские фантазии'.
- Я чувствовал, что время проходит, а я только ищу свое место в мире, - говорит он. Резкий голос напоминает о его центральноевропейском происхождении.
- Там, где я был, я чувствовал себя не в своей тарелке.
Сегодня, однако, он в обстановке, вполне подходящей даже для людей с таким гипертрофированным эго. Это клуб Mosimann's, открытый в здании бывшей пресвитерианской церкви. Сегодня день обучения персонала, поэтому в клубе никого нет. Но, поскольку мы заказали отдельный кабинет за 150 фунтов, нас все равно обслужат.
Пока мы пьем в баре, стоящем в торце здания, там, где раньше был проход между рядами скамеек, воздух над нами наполняется звуками вагнеровского крещендо. Под такую музыку, наверное, хорошо вторгаться куда-нибудь в Польшу - неудивительно, что корпоративных клиентов клуба она так воодушевляет.
Но Сорос уже играет в другой лиге. Он с олимпийским спокойствием и отстраненностью рассказывает о своей величайшей операции - 'черной среде', 16 сентября 1992 года. В тот день, когда Сорос успешно поставил на девальвацию британского фунта, пало правительство Джона Мейджора, консерваторы уступили место лейбористам, а само название этой незабываемой даты прочно вошло в политический фольклор. Правда, незабываемой она стала для всех, но, похоже, не для того, кто на ней больше всех заработал.
- Это что, среда была? По-моему, четверг.
- Среда, точно среда, - подтверждаю я.
- Правда? - снова спрашивает он, будто хочет в себе сегодняшнем уйти максимально далеко от себя тогдашнего.
Сегодня Соросу 75 лет, и он больше не сотрясает своей поступью рынки всего мира. И, по его собственному признанию, его фонд Quantum, которого мир так боялся все 90-е годы, больше не играет по-крупному. Но сегодня его амбиции, можно сказать, даже выше. Сорос открыл целую сеть благотворительных фондов, раскинувшуюся буквально по всему миру; он гордится тем, что помог организовать 'революцию роз' 2003 года в Грузии, в результате которой был свергнут президент Эдуард Шеварднадзе; сейчас он активно вкладывает деньги в развитие оппозиции правительству Джорджа Буша.
Кроме того, Сорос написал девять книг - большую их часть за последние десять лет, - посвященных его любимой теории 'рефлексивности'. Я прочел только последнюю, 'Век ошибок' (The Age of Fallibility), но мне уже хочется максимально отодвинуть тот момент, когда мы переведем разговор в плоскость абстрактных понятий. Поэтому я спрашиваю Сороса, неспешно потягивающего кампари с содой, не об этом, а о 1944 годе, когда в его родную Венгрию вошли нацисты и убили сотни тысяч его соплеменников - евреев. Ему самому пришлось разносить по домам приказы на депортацию. Однако этот год он называет лучшим годом своей жизни.
- Это, без сомнения, было время, оказавшее на меня формирующее воздействие, - говорит он. Его отец каким-то образом добыл фальшивые паспорта и этим спас жизнь своей семье и многим другим семьям.
- У нас с отцом были очень близкие отношения, и весь свой ум он вкладывал в то, чтобы на практике показать, что нужно делать, чтобы выжить. Отец и этот его принцип позднее повлияли на очень многие мои авантюры и финансовом мире и в филантропии. Я понял, что бывает такое время, когда нельзя больше руководствоваться обычными правилами, а также то, что иногда пассивность только делает твое положение более опасным: менее опасно бывает пойти на риск.
Сорос откидывается назад - жара.
Сорос постоянно меняется - то он повелителен и властен, то пафосен и напыщен, то скромен. Он упивается теми эпитетами, которые к нему применяют, особенно такими, как 'человек, победивший Банк Англии' и 'государственник без государства' - но при этом внимательно слушает, кивает и сам говорит о себе в самых нелестных тонах, когда я спрашиваю его, а не кажется ли ему, что он - лишь очередной миллиардер, играющий в большого мыслителя?
- Да, заносчив, - говорит он. - И бесстыден.
Я указываю ему на разницу между ним самим и его отцом, о котором сам Сорос говорит, что он повлиял на его личность больше, чем кто-либо еще. Оба они выросли в период мировых войн - во время русской революции его отец успел даже посидеть в тюремном лагере в Сибири. Но Сорос-старший не стремился ни к деньгам, ни к власти.
- Его в некотором роде сломила его же собственная жизнь, - говорит Сорос об отце, юристе, решившемся на издание первого и единственного в мире литературного журнала на эсперанто, а закончившего торговцем эспрессо в нью-йоркском Кони-Айленде. - Он не любил, когда на него обращали внимание.
За нашими спинами раздается шорох, и появляется, улыбаясь в густые усы, Антон Мосиманн (Anton Mosimann), шеф-повар и владелец этого заведения, уже облачившийся в смокинг. Как и у Сороса, у него своя философия - на его сайте написано, что у курицы должен быть вкус курицы, а у рыбы - вкус рыбы, а уж книг он написал гораздо больше, чем его клиент-миллиардер.
- Вы сегодня закрыты? - спрашивает его Сорос.
- Вас накормить что-нибудь найдется, - заверяет нас Мосиманн, и вскоре мы уже идем через пожарную дверь в заднюю часть церкви, в специальный кабинет под названием Davidoff, на средства самой фирмы отделанный под внутренность коробки из-под сигар.
Сегодня не первый день, когда Сорос проникает в ресторан через черный ход. В 1947 году, когда он приехал в Великобританию (отец отговорил его ехать в Советский Союз), во время учебы в Лондонской школе экономики (London School of Economics) он работал где придется - какое-то время подвизался в одной из самых шикарных лондонских кондитерских того времени, Quaglino's, питаясь исключительно пирожными. Приходилось и продавать всякую мелочь с лотка, и работать служащим в бассейне.
Однако наибольшее влияние на него оказала все-таки учеба, особенно мимолетное знакомство с философом Карлом Поппером (Karl Popper), проповедовавшим превосходство концепции 'открытого общества' над коммунизмом и тоталитаризмом нацистов. Больше всего Сороса привлекла в его философии мысль о том, что, поскольку человечеству свойственно совершать ошибки, общество должно базироваться не на неких жестких доктринах, но с легкостью принимать новые идеи. И сам он пошел еще дальше, утверждая, что люди неизбежно совершают ошибки.
Здесь и начинается теория рефлексивности. Основная ее мысль заключается в том, что неверные представления людей о реальности взаимодействуют с этой реальностью, что проявляется либо в снижении курса валюты, либо в распространении таких идей, как война президента Буша с террором. Эта теория, утверждает Сорос, как раз и помогла ему сделать состояние.
- Я на самом деле легко отношусь к своему богатству, - улыбается он (что ж, у меня гора с плеч). Сорос, по его словам, позволяет себе лишь мелкие капризы - например, постоянно держит прислугу в своей лондонской квартире, хотя большую часть времени проводит в США.
В 1956 году он поехал в Нью-Йорк в один из хеджевых фондов и работал там менеджером. В том же году в Америку приехал и его отец. Два десятилетия спустя, когда Сорос заработал первые тридцать миллионов, наступил 'кризис среднего возраста'.
- Я доводил себя до ужасного состояния - думал, на самом деле думал, причем подолгу и постоянно, зачем мне еще больше денег, - рассказывает он, погружая вилку в цикорный салат, - тогда мне и пришла мысль создать фонд 'Открытое общество'.
Сорос говорит, что сеть финансируемых им организаций - это 'нечто среднее между фондом и движением'. Деньгами этого фонда платят зарплату министрам в Грузии после 'революции роз', этими же деньгами спасали от голодной смерти ученых в бывшем Советском Союзе. Сорос стремится с помощью этих денег добиваться прозрачности государственного управления, соблюдения прав человека и свободы прессы. В Венгрии фонд выделял деньги даже ассоциации любителей игры на цитре.
Однако лучше всего его знают как человека, умеющего делать деньги. О Соросе-финансисте рассказано уже очень много - как он потерял миллионы долларов в России и Японии, как никогда не боялся играть по-крупному. Например, в 'черную среду' он заработал целый миллиард потому, что вложил в операцию десять миллиардов. Инвестиции для него были огромной головной болью, потому что он боялся потерять то, чем рисковал. Что там ни говори о теории рефлексивности, признает Сорос, а настоящее чувство опасности часто приходило к нему через спину: спина начинала болеть.
Сегодня в нем уже нет той готовности рисковать - он хочет, чтобы нажитое им осталось в мире и после его смерти. Дни, когда он в один день мог поставить на карту все, что имел, прошли.
- Когда не зависишь от рынка, очень легко себя чувствуешь, - говорит он. Что он оставит после себя? Книги и благотворительную деятельность.
- Деньги - лишь средство достижения цели; цель - это философия, ставшая действием.
Он также не отказался от попыток добиться поддержки своей концептуальной платформы, хотя уже давно признал, что и сам не может толком разобраться во всем, что написал. Для кого же тогда написаны его книги, спрашиваю я, протыкая вилкой бифштекс под соусом тартар, из которого лениво вытекает яичный желток. Сорос спокойно пережевывает своего лосося и вытирает с пальца каплю майонеза.
- Для студентов, для тех, у кого собственное видение мира пока еще только формируется.
Для студентов? Но ведь последние пятьдесят страниц 'Века ошибок' - это не что иное, как переработка текста сорокатрехлетней давности, которым не очень заинтересовался даже его старый наставник Поппер.
- Мне кажется, что я не смог должным образом выразить свои мысли.
В книге, по словам Сороса, сделана попытка изучить американское общество, которое он обвиняет в том, что оно переизбрало себе Буша, сделав тем самым мир, с его точки зрения, в целом опаснее.
- Вообще-то, я это написал, чтобы самому более ясно представить себе, что я думаю. Первичная, так сказать, аудитория этих книг - это я сам.
Он хочет изменить и общественное мнение - во время последних выборов он проехал по США, везде выступая с обличительными речами против Буша. Ну это уже просто причуда богатого человека, замечаю я.
- Ну, поскольку я богат, какую бы глупость я ни совершил, все считается причудой богатого человека, - он то ли смеется, то ли выплевывает эти слова.
И не странно ли, что миллиардер пишет длинную филиппику против американской концепции "потребительского общества" и способов, которыми бизнес стимулирует желания потребителей?
- Я добился успеха в капиталистической системе, - отвечает он. - Кто способен критиковать глобализацию лучше человека, процветающего в условиях глобализации?
Трапеза подходит к концу. Мы подхватываем чашки с эспрессо, и он ведет меня обратно в главное здание, по пути от чего-то уворачиваясь - вроде бы это пустая тележка для десертов. В дверях нас провожает сам Мосиманн и его сотрудники, и Сорос усаживается рядом с шофером в скромный 'Ситроен'.
Проходят дни, а счет от Мосиманна все не приходит. Я даже представить себе не могу, в какую сумму обошелся редакции наш обед. Но сколько бы нам ни насчитали, это ведь в любом случае меньше, чем он сделал за десятую долю секунды в одну только 'черную среду'. Или это 'черный четверг'? Да какая, в сущности, разница. . .
____________________________________________________________
Джордж Сорос: IPO "Роснефти" - быть или не быть? ("The Financial Times", Великобритания)
Джордж Сорос: Удушение общества - тяжелая рука Путина может остановить рост России ("The International Herald Tribune", США)
