Вот уже ровно 15 лет мы пытаемся постичь тайну ГКЧП, того странного путча, не перевернувшего страну. Или все-таки перевернувшего?
С первых минут путч вызвал массу вопросов. Услышав про ГКЧП, я с дачи помчался в редакцию. Опыта революционной работы у меня не было, но историю изучал и, понимая логику большевиков (почта-вокзал-телеграф), предполагал, что пути в Москву перекрыты. Каково было мое удивление, когда показалась электричка! Странно. . .
Но самое удивительное происходило в редакции - телефоны не умолкли, телеграф отстукивал свою морзянку, и только в телевизоре уныло плескалось 'Лебединое озеро'. Автор произведения - товарищ Чайковский - был известен своей нетрадиционной ориентацией, поэтому мы сразу зашутили про известную часть тела, через которую в стране все и делается. Пока начальники прозванивались насчет того, о чем следует писать или молчать, мы страстно обсуждали, отчего страну так странно вспутчило и надолго ли это? Вокзалы, телефоны и телеграф убеждали - ненадолго. И тут нас позвали на экстренное совещание.
Стало известно, что в стране будет выходить одна газета (наконец-то доперли - выдохнул зал), а нам следует помалкивать. У одного светлоголового руководителя возникла мысль - обратиться к временному руководству страны с просьбой разрешить выпуск газеты. Мы гневно закричали о том, что обратиться, значит, признать. А кто они такие? И было принято решение ни о чем не просить. Если выпускать газету не дадут, то можно готовить информбюллетень и рассылать его по стране.
А потом мы с товарищем сели в редакционную машину и поехали по городу. Москва жила, как показалось, не замечая переворота. Если у редакции еще стояли БТРы, то на улицах никакой техники не было. Только у Белого дома стояло несколько боевых машин пехоты и пара танков. Солдатики лежали на броне и задумчиво курили. Никакого отвращения к свергнутой власти они не испытывали! Приятель рванул в Белый дом к пресс-секретарю Ельцина Павлу Вощанову, который до своего назначения работал в 'Комсомолке' и был нашим товарищем - не один литр мы с ним сгубили над рукописями. А я остался ждать и от нечего делать пошел к танкистам. Поговорить.
Мы лениво болтали на солнышке, пока двери Белого дома не распахнулись и к танку решительными шагами не направился Ельцин, окруженный толпой соратников. Площадь в эту историческую минуту была совершенно пуста - кто бы ни говорил сегодня, что на ней были толпы людей. Из телевизионщиков были только японцы, к которым чуть погодя примкнули парни из CNN. Ельцин подошел к танку и вдруг стал взбираться на него. С первого раза штурм брони был неудачен. Второй тоже. Я думаю, Ельцин бы до завершения путча взбирался бы на танк, если бы не крепкие руки демократов из его охраны. И он влез на броню (заодно и в историю), наступив при этом мне на ногу. Свидетельствую - тяжела таки шапка Мономаха, но теперь ноги не жалко. Я не мог не заметить, что первое лицо еще не суверенного российского государства гордо несло следы похмелья. Это обстоятельство заметно улучшило мне настроение, поскольку и я той знаменательной ночью пил не только чай.
Вскоре народ собрался на площади и стоял здесь до полного краха путча. Когда годы спустя социологи провели опрос - если бы все повторилось, вы бы пришли? - немногие ответили 'да'. А многие сказали - 'нет'. А в прошедшее воскресенье радиостанция 'Эхо Москвы' поинтересовалась у своих слушателей: 'На ваш взгляд, в результате августовских событий страна больше приобрела или больше потеряла?' Ответ уже никого не удивил: из 1059 позвонивших 32% заявили, что Россия больше приобрела, а остальные уверены, что больше потеряла. А главное, что мы тогда потеряли - СССР.
В эти дни я придумал новое средство от бессонницы - стал считать (естественно, с закрытыми глазами!), а что мы приобрели? Во-первых, новый гимн - мечта гэкачеписта. Во-вторых, великую однопартийную систему - ту, что накрылась в том августе. Не забудем и добрую формулу старого времени: 'Одна страна - один политик'. И прилагающееся к нему чувство весьма глубокого удовлетворения. Добавим сюда и выборность сверху донизу одним лицом. И родную суверенно-управляемую демократию, которая не чета буржуазной лжедемократии. А как вам начало движения по добровольному присоединению к России?. . . Не забудем и про достижения свободы слов, состоящих из согласных букв и чуточку гласных.
Вчера с удивлением прочитал воспоминания о тех днях Горбачева: 'Без гласности и демократии чиновник начинает кроить жизнь по своим лекалам и в своих корыстных интересах. ГКЧП это и пытался'. . . Словом, я засыпаю тяжелым сном с полной уверенностью, что в августе переворот все-таки удался. Правда, утром думаю - кому?
Михаил Горбачев говорит, что главное, что мы потеряли в том августе, - это СССР. Но мы потеряли себя в СССР, но не СССР в себе. Мы до сих пор тянемся к стилистике того времени, к тем брендам, к той атмосфере. Но в СССР мы возвращаемся не потому, что там было лучше, а потому, что мы там - были. Это не попытка вернуть эпоху, а просто желание вернуть себя. Старые песни и советские бренды - это не репутация социализма, а репутация собственной жизни, которую в отличие от КПСС, никчемной назвать трудно. Даже если это и так на самом деле.
Что же касается августовского путча, то он стал некой прививкой от революций для всего общества. Мы поняли, что глупо в России совершать перевороты - ведь дерьмо все равно окажется сверху.
Автор - лауреат премии "Золотое перо". Специально для "Евразийского дома".
