Чтобы понять, насколько изменился мир за последние пять лет, достаточно вспомнить чрезвычайное обращение к нации президента Пакистана Первеза Мушаррафа (Pervez Musharraf) от 19 сентября 2001 года. Пакистан был одной из трех стран, наряду с "нашими друзьями из Саудовской Аравии" и Объединенными Арабскими Эмиратами, признавшей движение "Талибан". А если учесть, что пакистанцы сами создавали и поддерживали талибов, то такое признание не потребовало от них больших усилий.
Вы наверняка помните заявление Буша, которым тот объявил: либо вы с нами, либо с террористами. Это заявление создало серьезную проблему для генерала Мушаррафа. Он был с нами, но все остальные жители его страны были на стороне террористов, включая его армию, разведслужбы, средства массовой информации, а также квадриллион сумасшедших имамов.
И тем не менее, в условиях, когда на горизонте уже маячили американские войска, готовые войти в Афганистан, он в тот вечер появился на национальном телевидении и сказал пакистанскому народу, что это самая большая угроза существованию страны за более чем 30 лет. Он добавил, что делает все возможное, дабы его братья-талибы "не пострадали". Он заявил, что попросил Вашингтон представить доказательства причастности к нападениям того парня бен Ладена, однако США отказались сделать это.
Затем он процитировал Мединскую Конституцию (которую пророк Мохаммед подписал после определенного периода волнений), попытавшись тем самым оправдать помощь неверным, и заявил, что у него нет иного выбора, и он должен предложить американцам использовать воздушное пространство Пакистана, его разведывательные сети, а также оказать им другую поддержку. Затем президент сделал паузу, чтобы дать зрителям от души похлопать в ладоши, а когда вместо рукоплесканий услышал мертвую тишину, нарушаемую лишь стрекотанием сверчков, то поблагодарил всех и пожелал спокойной ночи.
Видимо, тот телефонный звонок из Вашингтона, на который он ответил днем раньше, был крайне важным и содержательным. И все это произошло в течение недели после событий 11 сентября. Может быть, вы помните предвыборную кампанию 2000 года, когда один предприимчивый журналист предложил тогдашнему губернатору штата Техас Джорджу Бушу неожиданный экзамен по именам мировых лидеров. Когда Буша попросили назвать имя лидера Пакистана, он не смог этого сделать. Ну и что? Спустя три недели после событий 11 сентября на вопрос "кто такой генерал Мушарраф?", Буш мог бы вполне справедливо ответить: "Он будет тем, кем я захочу его видеть". А если бы генерал Мушарраф не захотел играть по предложенным правилам, то вскоре вопрос о нем зазвучал бы по-новому: "Кто до прошлой недели был лидером Пакистана?"
Не возникает ли у вас ощущения, что Вашингтон больше не делает таких телефонных звонков? Если вернуться в сентябрь 2001 года, огромное удивление вызывает то, как много смогла сделать администрация за короткий промежуток времени. Например, в течение нескольких дней она заручилась согласием России на использование военных баз в бывшей советской Центральной Азии в целях проведения интервенции в Афганистане. Должно быть, тот телефонный звонок в Москву тоже был крайне важным и содержательным. Москва наверняка знала, что любая успешная афганская экспедиция в еще более худшем свете продемонстрирует ее собственные провалы в этой стране - особенно если американцы добьются таких успехов, используя старые базы русских. И все же она согласилась на это.
Прошло всего пять лет, и Соединенные Штаты Америки, похоже, вновь оказались в трясине вечной непрекращающейся многосторонней болтовни по Ирану и многим другим проблемам - болтовни, посредником в которой выступает ООН, а застрельщиком - Евросоюз. Та самая администрация, которая когда-то сумела скомандовать генералу Мушаррафу "кругом", сегодня предлагает пряники иранскому президенту Махмуду Ахмадинежаду (Mahmoud Ahmadinejad). После падения талибов деспоты и диктаторы этого региона начали задумываться над тем, кто станет следующим. Сейчас они вполне спокойно могут делать ставку на то, что следующего не будет.
В чем же разница между сентябрем 2001 года и сегодняшним днем? Дело вовсе не в том, что кто-то "полюбил" Америку, или, как часто предполагают демократы, страна завоевала "симпатии" мира. Пакистанские генералы и Кремль не будут уступать вашим требованиям лишь потому, что "сочувствуют" вам. Они соглашаются только тогда, когда вы сумеете произвести на них впечатление и убедить, что другого выбора у них нет. Генерала Мушаррафа и Со. напугала не американская мощь, а то, что Америка, оказавшись в руинах 11 сентября, пусть с запозданием, но все же проявит силу воли и применит эту мощь. Теоретически Америка сегодня так же сильна, как и тогда. Однако что касается силы воли, то здесь мы отступили назад, вернувшись в период до 11 сентября. Никто сегодня не думает, что Америка готова использовать свою силу и мощь. И поэтому шейх Хасан Насралла (Hassan Nasrallah), господин Ахмадинежад и желающий показать собственную силу Асад-младший безнаказанно показывают Америке свои кукиши.
На прошлой неделе мне довелось побывать в парламенте Австралии, где мы проводили программу "Время вопросов". Возник вопрос об Ираке, и министр иностранных дел Александр Даунер (Alexander Downer) начал колошматить этим вопросом по полу и по скамьям оппозиции, в темпе бравурного марша демонстрируя свою политическую уверенность. Кульминационным моментом его ликующего выступления стала довольно неловкая насмешка, прозвучавшая так: "Постоянным спутником лидера оппозиции стал белый флаг".
Иракская война непопулярна в Австралии, точно так же, как непопулярна она в Америке и в Великобритании. Однако австралийское правительство даже радо, когда оппозиция начинает поднимать этот вопрос, нисколько не препятствуя ей делать это так часто, как она только пожелает. Дело в том, что и господин Даунер, и его премьер-министр отчетливо понимают, что желание избежать этого вопроса отнюдь не добавит им популярности. Таким образом, в более широком плане для них это даже политический плюс. В отличие от Буша и британского премьер-министра Тони Блэра, они обсуждают вопрос не о том, стоило или нет стране идти на эту войну. Они говорят о том, проиграет страна эту войну или нет. Вряд ли это хорошая политика, но вопрос задается в самую точку.
Конечно, если бы Буш начал насмехаться над Джоном Керри (John Kerry), Тедом Кеннеди (Ted Kennedy), Говардом Дином (Howard Dean) и Нэнси Пелоси (Nancy Pelosi) [представители демократической оппозиции в американском Сенате - прим. пер.], говоря о том, что их постоянным спутником стал белый флаг, они тут же обиделись бы: мол, как он смеет сомневаться в их патриотизме. Но если в их патриотизме нельзя сомневаться даже в условиях, когда они реально хотят проиграть войну, то когда же можно?
По сути дела, вопрос стоит точно так же, как он стоял 11 сентября 2001 года. Речь идет об американской силе воли и национальной целеустремленности. Однако реальность гораздо хуже, ибо (как это начинает понимать Израиль) начать битву, будучи неспособным довести ее до конца - это гораздо хуже для вашей репутации, нежели вовсе не начинать ее.
Простофили-демократы думают так: все, что можно представить в качестве неудачи в Ираке, унижает только Буша и неоконсерваторов. В реальности же (похоже, что о такой мысли демократы знают лишь понаслышке) неудачи унижают всю нацию, и наверняка сводят "на нет" американское влияние.
В конце сентября 2001 года администрация преподнесла важный урок крутым парням типа генерала Мушаррафа и российского президента Владимира Путина: в этом ужасном мире Америка может быть еще ужаснее. Но с тех пор прошло очень много времени.
Марк Штейн (Mark Stein) является старшим пишущим редактором издательской компании Hollinger Inc. Publications, североамериканским обозревателем британской Telegraph Group, североамериканским редактором Spectator, а также журналистом-комментатором ряда других изданий.
