Будущее - это другая страна, здесь мы ведем себя совсем иначе, не переставая удивляться собственной шизофрении тридцатилетней давности. Почему же тогда мы не видели всего этого более четко? Почему мы так несерьезно относились к потрясающей потребительской победе Запада над коммунизмом? Когда-то мы воспринимали возможность ядерного уничтожения как нечто само собой разумеющееся, а потом, всего через десять лет после победы, ввязались в войну с терроризмом, убедив себя в том, что это наша основная проблема, и начали воевать так, будто на самом деле мы хотели ее проиграть.
То, что мы не проиграли, еще более любопытно и, вероятно, потрясает наших противников-террористов не менее, чем нас самих. Правильнее сказать, мы сами себе осложнили жизнь, позволив джихадистам втянуть себя в целых три конфликта: в Ираке, Афганистане и Сомали. На своей последней видеозаписи, сделанной перед тем, как болезнь почки победила его, Усама Бен Ладен выглядит триумфатором: он начал войну, которую завершат другие, он использовал 'Аль-Каиду' для мобилизации радикального ислама на борьбу, а западные лидеры, кряхтя и пыжась, завели свои страны в тупик. Многие из нас, смотря эту последнюю видеозапись, были вынуждены согласиться с ним. Нам не удалось победить в битве с исламофашистами, наша в уверенность в своих силах и наши свободы оказались в кризисе.
Однако именно идеи в конечном итоге справились с вызовом терроризма: идеи не западных правительств, а индивидов; технологический импульс и творческие инстинкты, создавшие то, что сегодня мы называем 'технологическим средневековьем'. К двадцатым годам нынешнего столетия международная система изменилась так резко, что война с террором стала казаться Западу тривиальной, а исламский мир потерял к ней интерес.
Именно крупные кризисы второго десятилетия вызвали те системные изменения, которые мы признаем, но сущность которых до конца не понимаем. Ближний Восток погрузился в хаос, перед которым оказались бессильны ведущие державы, и который выявил отсутствие политического лидерства в регионе. Соединенные Штаты объявили о своей победе и вышли из игры. Русские и китайцы полезли в огонь и обожглись. После этого великим державам удалось изолировать регион, и он рухнул в пропасть, в которой пребывает и поныне.
Это было не самое лучшее решение в разгар энергетического кризиса, но у них не было выбора. Энергетический кризис достиг своего политического пика в середине десятилетия, вызвав обострение отношений между Соединенными Штатами и Китаем в то время, как Россия пыталась при помощи своих энергоносителей влиять на ситуацию в Европе и Азии, чтобы в конце концов обнаружить, что вызванные этим противоречия приносят ей больше вреда, чем пользы. Это было нехорошее и опасное время. Мы прошли через этот период без формального обмена ядерными ударами между 12 ядерными державами, но не без использования ядерных технологий теми, у кого был к ней доступ.
Хотя ведущие державы выглядели все более бессильными, бесконечная риторика была единственным, что они могли противопоставить последствиям климатических изменений, экологическим проблемам и возрастающей опасности для жизни, связанной с преступностью, бедностью и скудостью ресурсов. В 2015 г. мы перешли ключевой рубеж: доля городского населения в мире превысила 50 процентов - более 80 процентов в развитом мире. Мы свыклись с явлением мега-городов, которые либо выживают и процветают либо терпят неудачу и превращаются в очаги нищеты и нестабильности. Если в 2001 г. мы говорили о новой американской империи, то к 2021 г. Америка больше напоминала Римскую империю III века.
Но к этому времени было ясно, что люди, города и организации сами принимают решения. Они поняли, что государство образца XX века годится только для определенных вещей. Влияние коммуникационных, компьютерных и транспортных технологий, давших больше власти индивидам, чем государству, еще более возросло с внедрением биотехнологий, нанотехнологий и достижений материаловедения. В 2020-е гг. национальные экономики были почти полностью расщеплены на региональные очаги и еле теплящуюся периферию.
Если бы Китай сохранял единство чуть дольше, то его руководство могло бы по индийскому образцу сохранить контроль над рядом подобных очагов в Азии. Но китайское правительство просто не справилось с динамикой ключевых секторов общества. Китай 'регионализировался' окончательно и бесповоротно, что привело к постепенному снижению роли пекинского правительства.
Вашингтон сумел найти обоснование падению своего значения в мире. 'Мы всего лишь возвращаемся к роли, бывшей традиционной для нас в XIX веке, - объявил он. - Экономика динамична, общество самостоятельно; многие годы мы выступали против расширения полномочий правительства, теперь оно стало для нас нормой'.
Европа давно свыклась с этим, но все же ей пришлось оставить мечты о европейском сверхгосударстве или даже объединенной супер-экономике.
В нашем мире господствуют постмодернистские индивидуальные ценности. Чтобы объединиться, мы не прибегаем к помощи политических 'измов'. Это уже история. Мы научились жить в глобальной 'не-системе', которая далека от хаоса, но, по-видимому слишком хорошо приучает нас к своим жестким диспропорциям, к нищете периферии, сосуществующей с силой и благосостоянием метрополий, все более усугубляющимся сетями корпоративных династий.
Но в этом мире остается немало личной свободы и локального творчества, непонятного человеку ХХ века. Как и прежде, мы почти не можем повлиять на глубинные причины изменения климата, бедности и лишений, но изобрели удивительные способы борьбы с их симптомами.
Именно поэтому нынешнее поколение не боится джихада, угроза которого всегда была основана на характерной для ХХ века интерпретации коллективной воли к власти в фашистском духе. За пределами Ближнего Востока исламские общества приспособились к новому средневековью не хуже и не лучше, чем все остальные. Нельзя сказать, что сегодня, в 2031 г., религия потеряла свое значение, но, как оказалось, эту Землю наследуют не кроткие, а умеющие приспосабливаться.
Майкл Кларк - профессор оборонных исследований в Кингс-колледже, Лондон
____________________________________________________________
Буш и Линкольн ("The Wall Street Journal", США)
