Всего месяц назад в России случилось неожиданное: частный телеканал, в сетке вещания которого нет ни слова о политике и вообще мало слов, над которыми можно было бы задуматься, выпустил новое шоу. Двое отобранных для нового проекта ведущих были давно известны своими политическими работами, а также либеральными взглядами и нежеланием подчиняться диктату властей.
Передача прошла в эфире всего четыре раза, после чего ее благополучно прикрыли - приглашенные гости слишком дерзко говорили о том, как власти вмешиваются в рассмотрение дел судами присяжных и 'организуют' принятие решений, угодных Кремлю. Закрытие было воспринято фактически как нечто само собой разумеющееся и не вызвало большого шума. Собственно, шум стоило бы поднимать лишь в том случае, если бы программа и дальше шла по телевидению с теми же лицами у микрофона.
В России государство все ужесточает и ужесточает контроль над средствами массовой информации с самого момента прихода Путина к власти. В свое время самой главной целью для власти были общенациональные телеканалы, но Кремль не стал преследовать работавших на них журналистов и редакторов. Он занялся сразу их владельцами, и в качестве инструмента удовлетворения собственных интересов этот способ показал прекрасную эффективность. Кампанию против крупнейшей группы частных СМИ власть начала еще в 2000 году, спустя всего лишь несколько дней после инаугурации Путина, и уже через год, который прошел попеременно то в судах, то в закулисных операциях против ее владельца Владимира Гусинского и его партнеров, вся группа и самая главная ее часть, лучший телеканал страны НТВ, были куплены газовым монополистом 'Газпромом', который связан с Кремлем так тесно, что сказать, где начинается один и кончается другой, совершенно невозможно.
Я, кстати, работала в той самой группе заместителем главного редактора еженедельного журнала. Когда на смену старой корпоративной структуре пришла новая, все работавшие в редакции восемьдесят человек были уволены буквально в один день, а вместо них стали работать совершенно новые люди. Журнал все выходил под тем же именем, но полностью перестал быть информационным и со временем превратился в некое семейное чтиво. Новые редакторы не считали нужным информировать читателя ни о том, что происходит вокруг, ни о том, почему.
К середине 2003 года все три общенациональных телеканала с собственными новостными и политическим службами уже находились под жестким контролем Кремля. К середине 2004-го из эфира вместе с остатками свободной политической сатиры убрали ток-шоу, выходившие в прямом эфире; многих журналистов, которых невозможно было контролировать, вынудили уйти. Сегодня новости и рассказы о политических событиях подвергаются тщательной фильтрации, измерению и распределению, чтобы на экране не появилось ничего неожиданного или нежеланного для Кремля. Общенациональные каналы имеют возможность смотреть практически сто процентов российских семей, причем для многих это единственный источник информации о российской политике, политической элите и событиях, происходящих на всей огромной территории России. С помощью контроля над телевидением Кремль имеет возможность по своему усмотрению формировать общественное мнение в России по политически важным вопросам. По недавно проведенным оценкам, львиную долю политического времени на телевидении получают разнообразные чиновники и люди из власти и лишь несколько процентов достается раздробленной оппозиции. Деятельность президента освещается на сто процентов позитивно, как, собственно, и все, что бы ни делали его правительство, его советники и те, кто ему верен.
Контроль над телевидением осуществляется хорошо скоординированной командой верных власти телеменеджеров и их неформальных кураторов в Кремле. Причем их взаимодействие отнюдь не сводится к тому, что Кремль просто диктует свою волю и раздает профессионалам телевидения приказы типа 'это раздуть, это замолчать': высокопрофессиональные, талантливые топ-менеджеры национальных каналов, настоящие интеллектуалы, сами добровольно и активно участвуют в создании картины России, удовлетворяющей запросам высших кремлевских руководителей. Они не хуже тех, кто следит за ними из Кремля, знают, как делать цензуру на своих каналах. Выучили правила 'правильного' репортажа и сами журналисты. Сегодня даже и подумать нельзя о том, чтобы выйти за эти невидимые границы. Телерепортеры зачастую занимаются самоцензурой еще до того, как их материалы попадут к менеджерам, и иногда делают это более строго, чем пришло бы в голову начальству.
Самый яркий, хотя и далеко не единственный, пример нескрываемого контроля над телевидением, мы увидели осенью 2004 года, когда Кремль приказал радикально сократить количество материалов о трагедии в Беслане, в которой в результате наглого террористического акта в одной из школ Северной Осетии погибло более 330 людей, в основном детей. После того, как завершилась операция по освобождению школы, на телевидение будто надели колпак: ни на одном из национальных телеканалов не показывали ни выживших заложников, ни родственников погибших, не было ни интервью с независимыми экспертами по терроризму, ни общественных дискуссий. Ни для президента, ни для его правительства не наступило никаких политических последствий - даже несмотря на множество свидетельств некомпетентной и плохой организации силовой операции, из-за которой и погибло множество людей; несмотря на то, что командующие явно занимались не спасением жизней заложников, а перекладыванием ответственности друг на друга. Ни одно из этих свидетельств не было показано на телеэкранах.
Информацию о Беслане можно в огромных количествах найти в печати, на радио и в интернете. По размерам аудитории эти СМИ, может быть, и не идут ни в какое сравнение с телевидением, но те оставшиеся печатные органы, которые еще проводят независимую редакционную политику по широкому кругу общественно-политических вопросов, занимаются аналитикой и публикуют различные мнения, рисуют картину, разительно отличающуюся от той России, которую мы видим на телеэкране. В стране с реальной политической оппозицией и хотя бы сколько-нибудь ярко выраженной гражданской политической активностью даже части этой информации было бы достаточно, чтобы вызвать серьезную политическую бурю. Однако в России ее присутствие совершенно не ощущается. Кремль ее попросту игнорирует.
Жалобы на то, что печатная пресса приходит в упадок, слышатся со всего мира; в любой стране у телевидения больше аудитории, чем у других СМИ. Однако в России разница между телевидением и печатной прессой поистине поразительна. Общенациональные телеканалы может смотреть практически каждый из ста сорока миллионов россиян, а лучшая из серьезных ежедневных газет страны, 'Коммерсант', выходит в основном в Москве тиражом хорошо если в сто тысяч экземпляров.
Еще одно кремлевское ноу-хау - полное отделение телевидения от независимых голосов на радио и в печати. В телевидение никогда не попадают темы, несовместимые с картинкой, которую оно рисует; на телевидение никогда не приглашают 'неправильных' журналистов, пишущих для газет. Этот маленький мирок свободы слова оказывает на политику, пожалуй, так же мало влияния, как в годы советской власти оказывал самиздат (тексты, которые коммунистическая тайная полиция считала антисоветскими и которые поэтому приходилось распространять тайно).
Однако, не смущаясь очевидной неважностью печатной прессы, Кремль недавно принялся и за нее. Метод смены владельца, который был так хорошо отработан на телевидении, сегодня применяется и с целью забрать в 'надежные руки' лучшие ежедневные издания страны. В конце лета бизнесмену, тесно связанному с 'Газпромом', был продан 'Коммерсант'. Теперь Кремль с помощью нового верного ему владельца наверняка сменит главного редактора, и затем будет формировать редакционную политику уже по собственному вкусу.
А российскому бизнесу уже успели как следует объяснить, что делать, так что теперь любой богач с готовность исполняет все, что пожелает Кремль. Как бизнесмены не представляют собой единой группы, которая встала бы на защиту своих интересов, так и другие социальные и профессиональные сообщества в России раздроблены, никому не верят и не хотят объединяться под каким-нибудь одним знаменем. Журналисты - не исключение. В них нет корпоративного духа, и они, за очень редким исключением, не встанут на защиту коллеги, попавшего в немилость к государству.
__________________________________________________________
Избранные сочинения Маши Липман на ИноСМИ.Ru
После Беслана СМИ заковали в кандалы ("The Washington Post", США)
Россия закрывает двери перед СМИ ("The Washington Post", США)
