Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
На этой неделе исполнится 60 лет с того момента, как Международный трибунал приговорил к смерти нацистских архитекторов Холокоста. Почему же с тех пор стольким военным преступникам удается избежать заслуженной кары?

На этой неделе исполнится 60 лет с того момента, как Международный трибунал приговорил к смерти нацистских архитекторов Холокоста. Почему же с тех пор стольким военным преступникам удается избежать заслуженной кары?

Шестьдесят лет назад судьи вынесли свой вердикт: 11 подсудимых приговариваются к смертной казни через повешенье, еще семеро - к длительным срокам заключения, а трое к немалому возмущению русских были оправданы.

Этот приговор пережившим войну нацистским лидерам вынес самый знаменитый суд в истории - Международный военный трибунал, десять месяцев заседавший в Нюрнберге, изучая свидетельства о чудовищных преступлениях против человечности. Развернувшаяся в Нюрнберге драма и сегодня приковывает неослабное внимание и вызывает острые споры. Там мир увидел шайку бандитов, причинивших человечеству неописуемые страдания, на скамье подсудимых, под конвоем - даже внешне из них будто выпустили воздух.

До этого никто и никогда не пытался привлечь к суду руководство целой страны, развязавшее войну. Что это было: 'Правосудие победителей', как презрительно заметил рейхсмаршал Герман Геринг? Или процесс знаменовал собой утверждение нового миропорядка, в рамках которого деяния вроде тех, что совершали нацисты, уже не будут считаться 'неподсудными'?

В понедельник на BBC2 начинается показ нового многосерийного документально-художественного фильма, создатели которого воспроизводят биографии самых печально знаменитых фигур из числа подсудимых: важнейшие эпизоды их допросов и самого процесса воспроизводят актеры, а историк Ричард Овери (Richard Overy)

комментирует происходящее на экране.

Овери - не единственный, кто пытается ответить на вопрос: какие уроки сегодняшний мир, раздираемый войнами, мог бы извлечь из того, что произошло, или не произошло, в разрушенном до основания городе на юге Германии шестьдесят лет назад.

На заключительном этапе Второй мировой войны между союзниками разгорелись острые споры о том, как поступить с нацистскими лидерами после победы. Британцы были категорически против судебного процесса над ними. По мнению Лондона это обернулось бы бесконечным юридическим крючкотворством, из-за которого суд превратится в балаган.

Черчилль заявил, что нацистских главарей следует просто объявить вне закона и расстреливать на месте. Какое-то время президент Рузвельт склонен был с ним соглашаться. На судебной процедуре, как это ни парадоксально, настаивали русские - ведь Сталин обожал показательные процессы.

После визита в Москву в октябре 1944 г., Черчилль отметил: 'Д.Дж. [Дядюшка Джо] внезапно занял чрезвычайно респектабельную позицию. Никаких казней без суда быть не должно: иначе все скажут, что мы побоялись их судить'. Руководство США с этим согласилось. Американцы, как известно, в принципе помешаны на законе и адвокатах, и они активно ввязались в спор с британскими союзниками. В апреле 1945 г. заместитель военного министра Джон Дж. Макклой (John J. McCloy) не без раздражения писал: 'Неужели именно англичане, для которых так важен принцип 'нет наказания без суда', так и будут возражать против судебной процедуры [в отношении нацистов]?' В конечном итоге британцы, естественно, уступили американцам и русским: иначе и быть не могло.

В начале лета 1945 г. оставшиеся в живых нацистские лидеры сдались сами, или были арестованы в своих убежищах по всей Германии, и начались допросы и подготовка обвинительного заключения. У большинства людей известие о том, что Гитлер мертв, вызвало облегчение, хотя Сталин, к примеру, сожалел, что его показательный процесс останется без главного подсудимого. Однако союзники были ошеломлены, увидев кучку бледных, опустившихся субъектов, еще недавно по воле Гитлера правивших половиной мира. 'Главные персонажи этого 'созвездия' шутов и бандитов выглядят столь гротескно и нелепо, - писал один из офицеров Союзной контрольной комиссии, - что только 'идиот в квадрате' мог выбрать их правителями'. Один из заключенных с горечью спросил: 'Почему вы нас просто не расстреляете?' Большинство нацистов, однако, жаждали высказаться: оправдаться, рассказать о себе следователям, психологам, высокопоставленным визитерам - всем, кто готов был слушать. Почти никто из них не испытывал чувства вины - лишь горечь поражения.

По всеобщему мнению, наибольшее впечатление производил Геринг. Он почти ничего не отрицал, и ни в чем не раскаивался. 'Жиртрест', как его прозвали охранники, своими рассказами вызывал у советских офицеров приступы хохота, называл международные договоры 'туалетной бумагой', и надменно заявлял: он гордится всем, что делал по приказу фюрера.

Тюремщики оказали неимоверно тучному Герингу услугу, урезав его рацион питания и отобрав у него солидный запас наркотиков. В последние годы войны другие главари банды относились к рейхсмаршалу с презрением - он полностью провалился в качестве командующего 'люфтваффе', и вообще превратился в ходячую развалину. Однако в тюремной камере, а затем в заде суда, он неузнаваемо преобразился. К Герингу вернулись прежняя энергия и красноречие - он защищался мужественно, чем поневоле заслужил восхищение даже у судей. Все 12 часов перекрестного допроса он лгал, сохраняя непоколебимую уверенность в себе. Геринг даже, не моргнув глазом, заявил, что разграбил музеи всей Европы лишь для того, чтобы спасти шедевры мирового искусства от гибели.

Никто, и уж тем более сам Геринг, не сомневался в том, каким будет приговор. Но если другие подсудимые изворачивались и раболепствовали перед судом, то рейхсмаршал дерзко заявлял: нацистское руководство делало лишь то, что обязана делать любая страна, ведущая войну не на жизнь, а на смерть.

Прокуроры, пожалуй, проявили опрометчивость, включив в список обвинений бомбежки Варшавы и Роттердама - ведь позднее союзная авиация сравняла с землей большинство немецких городов. Только решение судей о том, что никакие встречные обвинения, связанные с эксцессами союзников, не будут приниматься в качестве доказательств защиты, избавило американцев, британцев, и особенно русских, от большого конфуза.

Гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер, человек блестящих способностей, сумел сделать то, что не удалось никому из подсудимых - он буквально покорил своих обвинителей. Британский военный юрист Эйри Нив (Airey Neave) писал: шпееровское 'обаяние и очевидное прямодушие' явно выделяются 'в этом отвратительном месте'. Шпеер признавал все обвинения и заявлял о готовности разделить коллективную ответственность за преступления нацизма против немецкого народа и всего человечества. Тот факт, что этот умный, культурный, цивилизованный человек охвачен раскаяньем, произвел глубокое впечатление на представителей западных союзников (на русских ничто не производило впечатления: они просто хотели, чтобы все подсудимые как можно скорее отправились на виселицу).

Шпеер, которого в фильме BBC2 блестяще играет Натаниэль Паркер (Nathaniel Parker), разыграл свою партию в Нюрнберге как по нотам, и его усилия были вознаграждены: вместо смертного приговора он получил 20 лет тюрьмы. Лишь намного позже, когда степень соучастия Шпеера в нацистских преступлениях стала очевидной, судьи трибунала поняли, что он обвел их вокруг пальца.

А вот Вальтер Функ, нацистский экономический босс рангом пониже, ни на кого впечатления не произвел. Этот низенький, рыхлый, больной человек, на допросах то и дело не мог сдержать рыданий. За этим следовал презрительный окрик коменданта тюрьмы, американского полковника Эндрюса (Andrus): 'Соберитесь, Функ! Будьте мужчиной, Функ!' Риббентроп, бывший гитлеровский посол в Лондоне а затем министр иностранных дел, теперь был на грани нервного срыва. В этом полуслепом, болезненно худом человеке, близоруко оглядывавшемся вокруг, трудно было узнать надменного, уверенного министра, который подписывал нацистско-советский пакт, давший старт Второй мировой войне.

Большинство из тех, кто присутствовал на Нюрнбергском процессе, вспоминали его с тяжелым чувством. Тоску нагнетало даже само место действия: разрушенный город, чьи голодные и больные жители копались в развалинах буквально в нескольких шагах от Дворца правосудия. Ужасала и необходимость неделю за неделей выслушивать рассказы о неописуемых зверствах, смотреть кинохронику о лагерях смерти, наблюдать, как подсудимые изворачиваются и лгут. Кроме того, участников преследовало чувство неловкости от того, что за одним столом с американскими, британскими, французскими судьями сидят представители СССР. Большинству людей к тому времени уже было ясно, что сталинская тирания по своей кровожадности не уступает гитлеровской. В перерывах между заседаниями русские избегали всякого общения с другими в неофициальной обстановке - ну разве что, напившись, пускались в пляс в бальном зале городского 'Гранд-отеля'. Все это лишь усиливало, как выражается Ричард Овери, 'атмосферу отупляющей истерии, окружавшую мрачноватый процесс отправления правосудия'.

В 1946 г. Европа не только страдала от голода и нищеты - она была опустошена морально. Большинству людей хотелось подвести черту под прошлым, и начать жить дальше, строить что-то новое.

Большинство из тех, кто участвовал в Нюрнбергском процессе, были убеждены, что, несмотря на все свои недостатки (так, председатель трибунала американец Роберт Джексон (Robert Jackson), явно не соответствовал масштабу поставленной задачи), суд все же добился очень важного результата. Так, он официально зафиксировал доказательства по ряду самых тяжких преступлений, совершенных нацистами (чтобы составить полный каталог зверств этого режима, процесс должен был бы продлиться не одно десятилетие). 'Достоинство Нюрнберского процесса состоит в том, что эту идею, рожденную ненавистью военных лет, взрастили люди, жаждавшие мира, - писала Ребекка Вест (Rebecca West), одна из его самых известных летописцев. - Конечно, суд был скомкан и небезупречен. . . Ведь дело приходилось иметь с преступлениями 'нового типа', которые не охватывались ни национальным, ни международным правом'.

Позднее критики Нюрнберга склонны были соглашаться с Герингом, который, прежде чем избежать виселицы, приняв яд, называл процесс судилищем победителей над побежденными. Так, российские судьи представляли режим, безнаказанно уничтоживший 25000 пленных польских офицеров в Катыни. Британские и американские солдаты также порой хладнокровно убивали пленных без каких-либо последствий для себя. А жертвами союзных бомбардировок Германии стали 300000 мирных жителей.

Тем не менее, Эйри Нив, который лично допрашивал нескольких обвиняемых и присутствовал почти на всех заседаниях суда, всегда верил, что процесс был необходим, и 'действия союзников во время войны не снижают его непреходящего значения'. Большинство мыслящих людей с ним согласно. Нельзя поддаваться жалкой и беспомощной идее о том, что 'все мы виноваты'. Большинство людей совершает поступки, за которые им потом бывает стыдно. Тем не менее, не подлежит сомнению, что в ходе Второй мировой войны союзники, пусть с оговорками, представляли силы добра. Эксцессы и 'преступления', совершенные союзными войсками, не шли ни в какое сравнение с нацистскими зверствами. И некоторые видные немецкие деятели, которые сегодня ставят их на одну доску, компрометируют собственную страну.

В 1945 г. союзники поняли, что отказ от суда над кайзером в 1918 г. был большой ошибкой. Германский император нашел убежище в нейтральной Голландии, которая отказалась его выдать. Если бы суд все же состоялся, он бы продемонстрировал всему миру подлинную суть германской военной тирании, которая в 1914 г. вовлекла мир в пучину войны. Однако в его отсутствие у международного сообщества, не говоря уже о германском народе, не было ясности - кого следует винить в развязывании Первой мировой войны (кстати, нет ее и по сей день).

Нюрнберг не оставил сомнений в том, кто несет ответственность за Вторую мировую. Более того, те, кто вел процесс, надеялись, что он создаст прецедент на будущее. В 1945 г. глава трибунала Роберт Джексон, 'романтик права', как назвал его один из коллег, отмечал в отчете президенту Трумэну, что значение процесса измеряется не 'личной судьбой любого из подсудимых - они и так уже сломлены и дискредитированы'. Его главная задача, писал судья - восстановить верховенство закона, зафиксировать фундаментальные принципы, по которым в будущем станут оценивать политические акции и действия людей.

Тем не менее, надежды на создание постоянного международного уголовного суда были реализованы лишь спустя полвека. ООН так и не приняла 'международного уголовного кодекса', за который ратовал Джексон. Только в 21 веке, и к тому же без участия США, в Гааге был учрежден постоянный Международный суд, рассматривающий дела военных преступников, которых удается передать в руки правосудия.

За 60 лет, отделяющих нас от Нюрнбергского процесса, ни один представитель крупного государства не предстал перед международным трибуналом: ведь великие державы всегда защищают 'великие' интересы. Ни один американский или британский лидер не понесет ответственности за иракскую войну - ну разве что перед Создателем. Наверно, стоит смириться с неизбежностью - на скамье подсудимых в Гааге мы увидим только мелких побежденных тиранов - боснийских сербов, либерийцев, руандийцев.

Мало кто сомневается, что Садам Хусейн заслуживает смерти, однако процесс над ним в Ираке превратился в фарс, ставящий коалиционные власти в столь неловкое положение, что вряд ли кто-нибудь согласится рассматривать его в качестве примера того, как следует поступать со свергнутыми диктаторами.

Ранним утром 16 октября 1946 г. десятерых нацистских лидеров, осужденных в Нюрнберге, одного за другим привели в заброшенный спортивный зал тюрьмы, где должна была состояться казнь. Риббентроп пробормотал: 'Смерть, смерть. . . Так я и не напишу мои потрясающие мемуары'. Фельдмаршал Кейтель посетовал: 'Все-таки виселица. Надеялся, что хоть от этого меня избавят'. Заукель, руководивший гитлеровской системой рабского труда, возмущенно пнул ногой дверь спортзала: 'Я умираю невиновным. Приговор несправедлив'.

Сегодня, конечно, никто всерьез не сомневается, что нацистские главари, повешенные 16 октября, более чем заслужили такую судьбу. Однако справедливую кару за чудовищные злодеяния они понесли лишь благодаря чрезвычайной ситуации - победе союзников во Второй мировой войне. За 60 лет, что прошли с тех пор, множество государств совершали военные преступления - и не несли за это ответственности.

____________________________________________________________

Варвары ("Daily Mail", Великобритания)