Бенедикт XVI в Москве? Или, возможно, лучше будет уточнить, что героем вероятного (или, как все чаще утверждают, возможного) паломничества в Третий Рим, сердце православного славянства, станет выдающийся баварский теолог Йозеф Ратцингер?
Пытаясь придать большую состоятельность слухам, доносящимся со всех сторон, мы не можем воздержаться от предположения, что недоверчивые и обладающие сегодня большим могуществом хранители русского православия готовятся сейчас к экуменической встрече с папой-немцем именно в силу того, что он немец, тогда как папе-поляку в такой встрече упорно отказывалось именно потому, что он был поляком. Для того чтобы осознать смысл исторического изменения курса, при котором верхи московского духовенства, похоже, готовы сблизиться с новым понтификом, необходимо вернуться к запутанной вражде - не только конфессиональной, но и этнической, - много веков разделявшей российское христианство с польским, связанным с Римом и с Западом. Повторимся: Ратцингер не происходит из славянского католичества, подобно Каролю Войтыле. Более того, Ратцингер даже не из Пруссии, которая могла бы напомнить о жестоких набегах тевтонских рыцарей-крестоносцев на проявлявших языческие наклонности славянских крестьян - он происходит из далекой и безобидной Баварии.
Для российских православных диалог с Войтылой коварным образом оказывался диалогом между родственниками и, следовательно, становился каверзным и крайне запутанным. Из Москвы Иоанн Павел II казался чуть ли не наполовину русским. Он был сыном поляка и украинки; более того, он в совершенстве владел языком Толстого, читал кириллицу, до мельчайших деталей был знаком с системой православной литургии, отлично разбирался в тонкостях, связанных с униатами и восточными католиками, придерживающимися латинской литургии. В глазах замкнутой, приближенной к Путину, Московской Патриархии роль, которую сыграл Войтыла в политической и идеологической битве с коммунизмом, была важной, но лишь до определенной степени. Далее позиция выворачивалась наизнанку и делалась более жесткой. Отличавшийся борцовским духом католический священник из Кракова, превратившийся в Папу-победителя, разжигатель польского патриотизма, опасный разрушитель коммунистической империи, которая была также и империей великорусской, человек, занимавший сторону хорватов в конфликте с православными сербами, не мог не вызвать атавистическую неприязнь русской национальной церкви к католикам славянского происхождения, которые считаются перебежчиками и неверными.
После падения атеистической империи большевиков, которая парадоксальным образом была для одинокой русской церкви одновременно и тюрьмой, и оборонительной крепостью, панхристианский экуменизм Войтылы показался рассерженным православным прелатам проповедью коварного прозелитизма. Римский понтифик, обращавший свой взгляд из соседнего Вильнюса на Восток, бросая чеховский клич 'В Москву, в Москву!', беспокоил и раздражал бородатых защитников священной автокефалии древней православной Московии. Когда Войтыла осмелился сунуться в Киев, Патриарх Алексий II, давний антипапист и сторонник путинского национализма, отправился в Белоруссию и из этой закостеневшей в своем сталинизме республики заклеймил украинское паломничество понтифика как 'католический набег'.
Поляк Войтыла, достигший успеха во многих политических и апостолических начинаниях, всегда считал одним из горчайших поражений своей жизни язвительный отказ, который он раз за разом получал от российского Патриарха. Он посетил Румынию, Грецию, православную Грузию. Но Киев, исток российского православия и ключ к нему, должен был стать для него не местом конфликта, но ключом к обретению взаимопонимания с русским народом и русской верой. Самой природой предназначенными вратами в Третий Рим, первым шагом к преодолению глубочайшего разрыва, раскола между славянскими народами.
Немец - более того, баварец - Ратцингер, который отлично разбирается в расколах и разрывах внутри Германии, который является ученым толкователем культурных и вероисповедальных различий, возможно, сумеет добиться успеха там, где это не удалось излишне пассионарному и чересчур славянскому папе Войтыле.
Возможно, в расколе между православным и католическим христианством, который он так мечтал преодолеть, Войтыла видел, прежде всего, трагическое и кровавое религиозное расхождение между восточными и западными славянами. Многовековая напряженность между поляками, украинцами и русскими, бесконечная резня между хорватами и сербами в прошлом столетии, служили, в его представлении, печальным тому доказательством. Напротив, можно считать, что для Ратцингера, смотрящего с позиции историка и философа, разделение церквей в большой степени утратило присущие ему этнические коннотации и приобрело более широкое значение, став частью тысячелетнего противостояния между византийским Востоком и европейским Западом, которое, впрочем, уже лишилось былых страстей. Таким образом, можно предположить, что Алексий II видит в Бенедикте XVI ту фигуру, которой он не мог разглядеть в Иоанне Павле II, - собеседника, находящегося над схваткой, не вовлеченного лично в славянские изводы древних теологических и культурных заблуждений Европы.
И все же - неужели мы действительно доживем до того дня, когда бледный Бенедикт и хмурый Алексий отслужат вместе божественную литургию в соборе Василия Блаженного, у стен Кремля?
