Северные осетины против ингушей, южные осетины против грузин, чеченцы против мегрелов, кабардинцы против адыгейцев, абхазцы против сванов и имеретинцев. Советское наследие на обочинах бывшей империи оказывается гигантским источником ненависти, и Россия с США сталкиваются там, как во времена, предшествовавшие разрушению Стены.
На перепачканных ореховых досках, кое-как перекинутых между двумя ящиками с российскими снарядами, хачапури ожидает гостей, которые не придут. Корочка хлеба, тоненькая, как у фокаччи, только что вытащенной из каменной печи, сплавилась в одну клейкую массу с козьим сулугуни. В Кекви, как и в других грузинских селениях, влачащих печальное существование посреди осетинских деревень на Кавказе, унижение повторяется еженедельно. Повстанцы, борцы за независимость, хранящие верность президенту Эдуарду Кокойты, врываются в избы (так в тексте - isbe, прим. пер.) пастухов. Они заказывают тамаду - священный праздничный пир. Однако когда тень накрывает долину Прони, никто не является, чтобы отведать бараньих шашлыков, поджаренных на углях. Десятки приборов, разложенных по ранжиру, баклажанные рулеты и куриные супы со сливами остаются гнить в пыли. Зураб Цхарадзе ждет стоя; рядом с ним - четверо детей, худых, как больные собаки. Он не имеет права отпить даже глоток хванчкары - сладкого вина, которое Сталину посылали в Кремль из его родного Гори (в трех часах езды на осле отсюда). Именно так - заставляя выбрасывать с трудом достающуюся еду - южные осетины утверждают свое господство над оголодавшим грузинским меньшинством. Остатки лачуг ослушников до сих пор дымятся на берегах горной реки.
В ущелье Диди Лиахви, в селе Хетагурово, где расположена штаб-квартира прорусски настроенных сепаратистов, наступает очередная ночь войны. Крыши прошивают очереди из автоматов Калашникова и разрушают гранаты. Кровная месть идет следом за кровной местью. Древняя круговая порука, скрепленная отчаянием, вновь воскрешает кровавые столкновения, открывая разверстые пропасти исполненного гордости недоверия. Вот уже пятнадцать лет армии беженцев блуждают по склонам Кавказа, уничтожая друг друга, чтобы вернуть себе малые родины, украденные Советским Союзом. Северные осетины против ингушей. Южные осетины против грузин. Чеченцы против мегрелов. Кабардинцы против адыгейцев. Абхазцы против сванов и имеретинцев. Сталинские депортации не признавали такой роскоши, как национальная принадлежность. Крах коммунизма быстро удушил опьяненную свободой анархию. Советское наследие на границах империи оказывается поразительным источником ненависти. Две войны в Чечне. Распространение ваххабитского терроризма в Дагестан. Десант грозненских боевиков в грузинское Панкисское ущелье.
Русофобские революции в Средней Азии, на Черном море и даже на Днепре, на Украине. Ветер злобы и обид, посеянных Москвой с хирургической точностью, дует на все больших пространствах. Караваны беженцев, где агрессоры смешиваются с защитниками, занимают территории, покинутые кем-то еще, кто был депортирован. Именно в этом неведомом аду Кавказа кочевники, беженцы и боевики оспаривают друг у друга последнюю Стену. Она не пала в 1989 году: она - пусть и невидимая - осталась на месте и по-прежнему отделяет азиатские степи от европейских равнин, иррациональную ностальгию по большевикам от противоречащей доводам разума надежды превратиться в западный протекторат.
Противостояние между Грузией и Россией напоминает об этой усталости, об этих поразивших весь организм раковых клетках. В самопровозглашенных независимых республиках - Абхазии и Южной Осетии, - опустошенных грузинами и заполненных русскими, продолжают угрожать конфликтом. Одна искра, пусть даже ненамеренная, одна ложь, распространившаяся со стремительностью падающей звезды, - и ночь озарят новые снаряды из Тбилиси. Ожесточенные схватки бушуют уже несколько месяцев, хотя об этом и стараются молчать. Бадри Мцхерадзе носит камуфляжную форму с 1992 года: чтобы отомстить за изнасилование жены, он обезглавил несколько абхазских семей. Для того чтобы не умереть с голода, он теперь топит братьев-грузин, пересекающих вброд реку Окун (так в тексте - прим. пер.). Вот уже пятнадцать лет он не остается ни в одном убежище больше чем на две недели. Он ни во что не верит. Он еще молод, но выглядит изможденным, как кошмар.
Таких как он вооруженных беженцев Кавказа на тайных тропах, пронизывающих туннелями снега перевалов, собрались тысячи и тысячи. Целые контрабандные арсеналы: наркотики; бочки с нефтью; бочки с алкоголем. Целые деревни, снявшиеся с мест в тот момент, когда в Москве объявили, что империи настал конец, продолжают искать землю, где они не чувствовали бы себя лишними и чужими. Это сухие щепки, разлетающиеся от костра. Дети и старики одинаковым образом могут восхвалять идею самоопределения в объятиях русских или патриотическое слияние с американской орбитой. Они доверяют только долларам (которые можно спускать на водку) и собственным обидам. Новая власть в Тбилиси держится на народном ликовании по поводу национального воссоединения. Президент Саакашвили, вновь покоривший Аджарию, теперь нацеливается на Сухуми и Цхинвали.
Попытки нападений в июле этого года и в 2004 году натолкнулись на жестокость российских наемников и отчаянную гордость местных кланов. Непредсказуемость президента и его зыбкий реформаторский оппортунизм в любой момент могут обернуться атакой. А могут и не обернуться ею никогда. Так что жалкие и несчастные народы богатейшего Кавказа, подвергавшиеся эксплуатации при царях, уничтожавшиеся секретарями КПСС, использовавшиеся номенклатурой при капиталистическом авторитаризме, вымирают, оказавшись подвешенными между бывшим сотрудником КГБ и бывшим информатором ЦРУ.
В абхазских окопах Кодорского ущелья и на осетинских блокпостах на выезде из Рокского туннеля изгнанники из числа чеченцев и казаков клянутся продолжать резню, пока не будет восстановлена советская власть, распавшаяся в 1991-м году. Грузинские солдаты притворяются, что они защищают своих соотечественников, оставшихся в сепаратистских анклавах. Но на самом деле они стреляют только потому, что лишь демонстрируя единство Родины закавказские лидеры могут садиться за столы переговоров в Вашингтоне или Брюсселе и взывать о помощи НАТО. Элиты меряются силами, а платят за это те, кто потерпел поражение от социализма.
Владимир Путин помогает самоопределению Абхазии и Южной Осетии, разрушая грузинскую экономику, чтобы подготовить смену режима в Тбилиси к выборам 2008 года и изгнание США из этого региона. Это жестокий цинизм и империализм по украинскому образцу: с Саакашвили будет то же, что и с Ющенко, которого постепенно уничтожили спецслужбы ФСБ, готовя ему на смену кремлевского проконсула, подобного антизападнически настроенному Януковичу, на которого так легко давить. Тбилисские олигархи, которые с незапамятных времен наживали богатства в Москве, не исключают, что герой 'розовой революции' может кончить так же, как и Шеварднадзе, сбежавший из парламента три года назад. А Михаил Саакашвили, напротив, хвастает, что в самом скором времени будет поднимать тосты в непокорных регионах. Он выманивает у Буша доллары, чтобы финансировать самую впечатляющую гонку вооружений на всем пространстве от Каспийского до Средиземного моря. Он обещает, что две русских военных базы будут заменены на американские. Он обменивает верность Североатлантическому союзу и сближение с рынками ЕС на потоки нефти и газа, идущие из Азербайджана и Казахстана.
Постсоветская зараза сегодня расшатывает на Кавказе все шарниры; она распространяется от горной гряды Тянь-Шаня до самых Балкан, вызывая жар и лихорадку второй 'холодной войны'. После заката идеологий борьба за независимость и национализм сделались местным специфическим вариантом глобального конфликта между Востоком и Западом. Поэтому наряду с селами здесь опустошают мечети, церкви, синагоги и калмыцкие храмы. Бывшие жители Советского Союза - той его части, что находилась между Россией и Грузией, - обнаруживают свое мусульманство, православие, еврейство, буддизм или язычество; но уничтожать друг друга они могут только винтовками.
Для того чтобы попасть в центр Тбилиси из аэропорта, нужно проехать по проспекту Буша. Президентский дворец Кокойты, устроенный в бывшей цхинвальской школе, выходит на улицу Сталина. Развалины здания самопровозглашенного правительства Багапша в Сухуми осыпаются над площадью Хрущева. Масштабы несопоставимы. Саакашвили хватается за Соединенные Штаты, чтобы высвободиться из-под российского влияния. Абхазы и южные осетины взывают о признании к Кремлю, потому что надеются на воскрешение советского прошлого. В действительности никто не мечтает ни об Америке, ни о Российской Федерации. Кавказских 'сирот', готовых на любую резню ради заросших пастбищ своих соседей, воодушевляет этническая и религиозная ненависть и надежда на благополучие, которое было у них отнято. Ненависть и злоба сеялись годами; теперь достаточно похищения, не санкционированного старейшинами, или по ошибке сбитого вертолета, чтобы насилие сделалось неконтролируемым.
В уже побелевших лесах между Карачаево-Черкессией и Абхазией депортированных грузин выгружают целыми грузовиками. За три недели в Москве и Санкт-Петербурге российская милиция арестовала их более трех тысяч, в основном прямо на улице. Это строители, владельцы гостиниц и казино, торговцы фруктами, спортсмены-чемпионы, люди, торговавшие вином или минеральной водой 'Боржоми', женщины и дети. Их держали в переполненных камерах, не кормили много дней подряд, разлучали, а теперь их распродают посредникам на границе, бросают в пасть врагу. Сто долларов чтобы сократить срок заключения, еще сто - чтобы получить возможность покинуть Россию, еще сто - чтобы избежать преследований со стороны мегрелов, сванов, кабардинцев и чеченцев, проникших в Абхазию. Грузин отказываются принимать в российских больницах. Двое стариков умерли в приемнике-распределителе, где их держали в заключении в ожидании депортации. Одна пара, чтобы договориться с тюремщиками, переписала на них свою квартиру. Покрытые грязью тропы, спускающиеся из Кодорского ущелья к морю у Афона, и дорожки, ведущие вниз с осетинских ледников Казбека, забиты грузинами, высланными из России. Они прячутся среди развалин советских многоэтажек, разбомбленных двенадцать лет назад. Они охотятся за тощими телятами посреди гор прогнившего бетона. Они воруют апельсины и прячутся в каменных башнях, которые, подобно крепостям, защищали утраченные владения их отцов. Этот трагический исход происходит на глазах у российских миротворцев, наблюдателей ОБСЕ, стихийно собравшихся отрядов волонтеров и резервистов из Грузии, Абхазии и Осетии. Это стремительное бегство в прошлое, в надежде отыскать родственников в Зугдиди или Кутаиси, в Карели или Каспии, которые превратились во взрывоопасные лагеря депортированных грузин.
Взаимная экономическая блокада между Москвой и Тбилиси усугубляет ситуацию, доставшуюся Кавказу от советских времен. Южная Осетия и Абхазия опустошены грузинской осадой. Цхинвали и Сухуми напоминают Грозный, разве что кое-где стены покрашены. Каждое утро на рассвете в разоренных столицах (республик) становятся видны здания, много лет назад разрушенные бомбардировками. Самопровозглашенные президенты Кокойты и Багапш отвечают на вопросы, зачитывая по-русски ксерокопии факсов, присланных из Кремля. Отрезанные от международного сообщества, они уверяют, что в ближайшем будущем их республики будут напоминать 'Финляндию или Маршалловы острова'. Через две недели в Южной Осетии должны состояться 'президентские выборы', а также референдум о независимости. Требование о воссоединении с Северной Осетией, входящей в состав Российской Федерации, грозит поджечь фитиль грузинского национализма. А тем временем хрупкая демократия в Тбилиси пытается выстоять под ударом, нанесенным российскими санкциями. Экспорт заблокирован, денежные переводы эмигрантов заблокированы в московских банках, границы на замке, поезда, самолеты и корабли остановлены, бизнесмены изгнаны, иностранные инвесторы бегут.
Саакашвили использует доллары Всемирного банка развития, чтобы скупать целые погреба непроданного вина. Зима уже не за горами. Если вновь будут приостановлены поставки газа и электричества, как в январе, когда погибли сотни людей, страна вновь будет ввергнута в разруху девяностых. Генерал Магомедов, командующий абхазским фронтом, признает, что 'грузинское правительство в изгнании', с боями водворившееся в июле в Кодорском ущелье, не перенесет отступления из Цхинвали. Самый изобретательный из дипломатических ходов Саакашвили превратится для него в политическую могилу, предрекают офицеры российского генерала Кулахметова.
Пока разворачивается драма этой безвестной войны всех против всех, Кавказ тонет в неоплаченных счетах, оставшихся после краха Советского Союза. Россия желает вернуть его под свою власть, чтобы вновь почувствовать себя собой. Европа и Соединенные Штаты исполнены решимости получить здесь плацдарм, чтобы контролировать месторождения энергоносителей в Средней Азии и исламское движение, проникающее из Ирана и Афганистана. Поэтому, вместо того чтобы ремонтировать школы, больницы и заводы, сооружаются казармы и повсюду устанавливаются тысячи бесконечно продажных блокпостов. Реальный уровень безработицы превышает 80 процентов. Телеги и мотыги на примитивных земельных участках, напоминающих зараженные огороды Чернобыля, приходят на смену тракторам и молотилкам. Это безумное возвращение в прошлое подпитывается не знающим преград российским расизмом и сотрясает все, что здесь осталось от двадцатого века - худшее наследие Советского Союза.
В одинокой абхазской 'апацке', глядящей на турецкое побережье, два человека едят маринованную осетрину, лобио и козий сыр, выдержанный в мятных листьях. Харчевня пуста. Она стоит между белой пеной Черного моря и ярко-зеленым субтропическим лесом. Один из этих людей - грузин, другой - осетин. Они двоюродные братья. Они утверждают, что убили родных братьев друг друга. Они утверждают, что ненавидят друг друга, что они уверены в этом до смерти. Они - детища КПСС. Они спрашивают друг друга, когда начнется последняя война. Кладут винтовки на лавку. Встают из-за стола и пускаются в пляс, исполняя неистовую лезгинку. У этих людей, танцующих в одиночестве, руки и ноги солдат. Они прикасаются друг к другу в отчаянии и, не произнося ни слова, исчезают на тропинках, ведущих в противоположных направлениях.
