Убийство Александра Литвиненко - это, безусловно, тема, на которую нельзя не писать. Однако странно, что лишь смерть человека встревожила нас настолько, что мы поняли, что в отношениях с путинской Россией у нас серьезные проблемы. Неважно, было отравление Литвиненко заказано Кремлем или нет. Уже не первый день всем нам вполне очевидно, что мы имеем дело с режимом, который не только попирает демократию и права человека внутри страны, но и проводит все более агрессивную и одностороннюю политику на международной арене.
Поскольку на первом плане всю прошлую неделю оставалась упомянутая шпионская история, из внимания общественности как-то выпало событие, в долгосрочной перспективе чреватое для наших отношений с Россией гораздо более серьезными последствиями. Его кульминация наступила, когда Польша приняла решение заблокировать переговоры по подписанию нового договора о сотрудничестве между ЕС и Россией.
Надо сказать, что у Польши для этого есть все законные основания. Россия не просто нарушает соглашение по энергетике, используя поставки газа в качестве политического оружия, но и запретила - явно в приступе дипломатической враждебности - импорт польского мяса. А с января Россия грозит распространить этот запрет на все страны ЕС.
Торговые эмбарго, объявляемые под вымышленными 'санитарно-гигиеническими' предлогами, похоже, быстро становятся излюбленным внешнеполитическим оружием России. Этим оружием Россия уже бьет, например, Грузию и Молдову. Однако самый серьезный повод для беспокойства дает все же оказываемое ею давление в сфере энергетической политики. Сегодня от России зависит 25 процентов потребления газа в Европе; к 2020 году эта цифра может подняться до 70 процентов - а Россия год от года становится все более и более агрессивной.
Оптимисты утверждают, что Россия оставалась надежным поставщиком энергоносителей даже в советскую эпоху. Это так, но здесь не учитывается один важный фактор. После заключения Ялтинского соглашения главной целью Советского Союза было сохранение статус-кво и содержание своей огромной империи - то с помощью субсидий, то путем применения военной силы. Для этого России нужно было торговать с Западом, меняя энергоносители на твердую валюту. А сегодня и Запад - уже не единственный потенциальный потребитель, и Россия поддерживать статус-кво более не намерена. Сегодняшняя Россия - это ревизионистская держава, президент которой в публичном выступлении выражает сожаление по поводу распада советской империи и добивается восстановления ее господствующего положения, никак не стесняя себя при этом в выборе средств. А энергопоставки - это лишь инструмент, который сейчас ему наиболее удобен.
В основе жесткого националистического курса Путина лежит постулат о том, что страны, лежащие на границах России, не имеют права сами определять свою политическую судьбу. Именно поэтому Россия столь яростно реагировала на 'революцию роз' и 'оранжевую революцию'. В этом смысле трения между Россией и Европой есть отражение антагонизма их стратегических культур. Современная Европа поощряет добровольную интеграцию и исполнение всеми без исключения норм международного права, в то время как внешняя политика Путина принадлежит старой европейской традиции с разделом пространства на 'сферы влияния' и конкуренцией сверхдержав. А поскольку Европейский Союз стал полюсом притяжения для тех стран бывшего Советского Союза, которые хотят выхода из старой 'гоббсовской' вселенной, для Путина он превратился в геополитического конкурента.
Иногда рост российского влияния в сфере энергопоставок приводят в качестве примера "мягкого влияния" (soft power). Но у кого повернется язык назвать 'мягкими' такие меры, как прекращение поставок газа Украине среди зимы? Это совершенно незаконный инструмент давления. То же самое происходит и за пределами российского 'ближнего зарубежья': Путин одновременно предпринимает шаги по дальнейшему усилению зависимости Европы от российского газа и неустанно напоминает, что у России есть и альтернативный рынок для его продажи - Азия, имея в виду, что Европа должна понять сей прозрачный намек и не нарываться на неприятности с Москвой. Фактически от нас требуют 'финляндизации', то есть своеобразной дипломатической самоцензуры.
Европейская дипломатия должна быть нацелена на то, чтобы поставить российскую политическую элиту перед четким выбором: если русские откажутся от монополизма и использования энергопоставок с целью получения геополитического преимущества, то есть будут исполнять российские обязательства по Договору к Энергетической хартии (Energy Charter Treaty) и подпишут транзитный протокол к ней, то у них будет конструктивное и прибыльное энергетическое партнерство на справедливых коммерческих условиях. Если нет - Европа будет проводить единую и целенаправленную политику энергонезависмости путем диверсификации энергопотоков, повышения энергоэффективности и постройки инфраструктуры, которая позволит ей выходить на контакт с другими поставщиками.
Европа не хочет возрождения 'холодной войны', но во взаимоотношениях с Россией нам никогда не разработать эффективной политики, пока мы не отбросим ложную стыдливость, приобретенную после ее окончания, и не поймем, что в противостоянии такому лидеру, как Путин, нет ничего постыдного. Противостояние гегемонистским амбициям Кремля не в большей степени является проявлением 'русофобии', чем возражения однополярным претензиям вашингтонских политиков-неоконсерваторов - проявлением 'антиамериканизма'.
И с той, и с другой стороны за такой политикой стоит определенная ментальность, не приемлющая равенства суверенных стран как основы международных отношений. Избранный ими путь - не европейский, и об этом мы уже давно должны были заявить вслух.
Автор статьи - председатель Фонда 'Россия' (Russia Foundation), бывший советник правительства
___________________________________________________________
Россия - враг ("The Wall Street Journal", США)
