'Вы не узнаете Москву, - говорили мне. - Она так изменилась! Ничего общего с недобрыми старыми временами'. Я скептически пожал плечами, сел в самолет, и после шестилетнего отсутствия вернулся в город, где прожил большую часть девяностых.
Что ж, изменения действительно налицо: город стал богаче, здесь теперь больше ресторанов, баров, магазинов, ночных клубов, супермаркетов и торговых центров, больше огней и машин, а пробки стали еще невыносимее. (Вот уж где давно пора вводить платный въезд в центр!)
Но пожалуй еще примечательнее то, что многое ничуть не изменилось. Всякий, кто бывал в Москве в прошлом десятилетии, узнает ее с первого взгляда. В стороне от главных проспектов по-прежнему громоздятся песочного цвета многоэтажки, отделенные друг от друга полосками жидкой грязи, которые здесь называются дворами. Залитый огнями центр, возрожденный усилиями мэра Лужкова, окружен бетонной массой пригородов, где и сегодня почти не встретишь ярких цветовых пятен, особенно зелени. Торговцы все так же ютятся в тесных киосках.
Впрочем, сохранилось и то, что мне всегда нравилось. Метро по-прежнему великолепно, архитектура потрясает. Москвичи не утратили иронически-озорного юмора, так напоминающего британский. В общем, этот город, может, и не радует глаз, но не полюбить его невозможно.
Даже внутри Кремля - главного бастиона власти - мало что изменилось: все те же бесконечные полутемные коридоры с красными ковровыми дорожками, которые так любили советские дизайнеры по интерьеру. Все эти переходы жутковато пустынны - здесь вполне можно снимать сиквел 'Сияния' [The Shining - знаменитый фильм ужасов по роману Стивена Кинга, где действие происходит в закрытом на зиму отеле - прим. перев.].
Впрочем, Дмитрий Песков пугающего впечатления не производит. Да, по неизвестной мне причине на столе у него лежит деревянная булава, утыканная шипами. Но даже помахав ей шутки ради, он непохож на героя Джека Николсона с топором в руках; а когда Песков высовывает голову из-за двери, чтобы нас поприветствовать, ни у кого не вырывается крик ужаса. В общем, пресс-секретарь Владимира Путина по международным делам - человек обаятельный и дружелюбный, аппаратчик 'нового типа' с изысканными манерами и отличным чувством юмора, не выпускающий сигарету изо рта.
Правда, его слова не назовешь такими уж дружелюбными. Британская пресса, замечает Песков, устроила настоящую 'истерию' вокруг 'дела Литвиненко'; Россия, россияне, и лично президент глубоко оскорблены предположениями о том, что между мрачными событиями в центре Лондона и этой краснокирпичной крепостью существует какая-либо связь. На вопрос о смерти Литвиненко, он отвечает вопросом: 'Преступление? А вы уверены, что речь идет о преступлении?' Что же касается полония, то он не может быть российского происхождения: они точно знают где находятся все их запасы этого изотопа. (Чай в моей чашке вдруг показался каким-то невкусным).
Что ж, насколько я помню, обидчивость всегда была характерна для Кремля, но в 1990-х он не вел себя с такой беззастенчивой уверенностью. Это новшество принес с собой Путин. В 1999 г., когда я последний раз побывал в Кремле, я с жалостью наблюдал как бедняга Борис Ельцин - немощный царь обанкротившегося государства - отчаянно пытался 'сохранить лицо' во время встречи с Биллом Клинтоном. Ковровые дорожки остались прежними, но стиль руководства полностью изменился.
Как заметил в разговоре со мной глава одной российской компании мобильной связи, 'Россия поднялась с колен и старается утвердить свои позиции в мире - как политические, так и экономические. Этот гигант просыпается, пытается выпрямиться во весь рост. Не все могут с этим смириться'.
Конечно, спящего великана пробудил не только бывший офицер КГБ, но и нефтяные доходы. В Кремле считают, что, купаясь в нефтедолларах, Россия в принципе может позволить себе делать все, что захочет. Ей уже не нужны партнерства, союзники, западные инвесторы и совместные предприятия. Сегодня российский капитал стремится развернуть инвестиционные потоки в противоположном направлении. Он намерен пробиваться на мировые рынки, скупать зарубежные активы.
Пескова ничуть не смущают неприятности, с которыми столкнулись иностранные инвесторы вроде BP, Shell, и, совсем недавно, Peter Hambro. 'Сегодня, в 2006 г., нам уже незачем привлекать иностранные компании к разработке наших нефтегазовых ресурсов, - замечает он. - У нас самих полным полно денег, и мы не знаем, куда их девать'. (Для начала стоит поменять ковровые дорожки!)
Все это, конечно, здорово. Но возникает один неприятный вопрос: что станет с Россией, когда нефть будет стоить не 64, а 40 или даже 25 долларов за баррель? Парадокс ситуации - и россияне это осознают - заключается в том, что главную причину перемен, случившихся в стране за последние шесть лет, следует искать не в Москве, а на мировых рынках энергоносителей.
Когда я уезжал отсюда, нефтяные цены застыли на уровне 10 долларов. Государство было слабым, в казне было пусто - в общем, повторилась ситуация конца 1980-х, сорвавшая горбачевский перестроечный эксперимент. Так что же будет, когда цены на нефть снова упадут - а рано или поздно это неизбежно случится? Что произойдет, когда Кремлю опять понадобится нежная дружба - и уж, конечно, деньги - западных инвесторов?
У Александра Рибока одна мысль об этом вызывает дрожь. Ему - владельцу одного из самых фешенебельных торговых центров Москвы, где обед стоит 200 фунтов, а рубашки втрое дороже - нынешний бум особенно выгоден. 'Если цена на нефть снизится до 15 долларов, - говорит он, - мы это, несомненно, ощутим'.
___________________________________________________________
Кремль задумался: сколько еще будет идти нефтяной дождь? ("The International Herald Tribune", США)
Влияние нефтедолларов ("The Economist", Великобритания)
