Россию Путина можно понять только в свете национального краха, вызванного распадом СССР
Самое логичное событие второй половины 20-го века произошло 15 лет назад в укромном охотничьем домике в Беловежской Пуще, что недалеко от Минска. 8 декабря 1991 года главы трех из 15 республик Советского Союза во главе с Борисом Ельциным встретились там, чтобы подписать документы о ликвидации 74-летнего государства.
Для большинства западных обозревателей распад СССР был однозначно позитивным поворотным моментом в российской и мировой истории. А когда такие взгляды очень быстро стали определяющими в новой триумфальной интерпретации США, надежды на успех советских демократических и рыночных реформ Михаила Горбачева 1985-1991 годов были забыты. Советскую историю теперь представляли как 'семь десятилетий сурового и безжалостного полицейского государства Россия'. Американские ученые отреагировали точно так же. Большинство из них вернулось к догорбачевской аксиоме, гласившей, что эта система никогда не могла самореформироваться, а поэтому была обречена. Противоположные мнения о том, что в советской истории были иные возможности, были пути, 'по которым не пошли', отвергались. Их называли сомнительными, а порой даже предательскими. Несмотря на то, что реформы Горбачева удивительным образом ликвидировали диктатуру коммунистической партии, их назвали 'химерой', а следовательно, Советский Союз умер от 'отсутствия альтернатив'.
Даже в свете последовавших в 90-е годы человеческих трагедий большинство специалистов даже не задавалось вопросом о том, не мог ли реформированный Советский Союз стать самой лучшей надеждой для посткоммунистического будущего России. Большая часть обозревателей не задавалась также и вопросом о том, не могло ли сохранение Советского Союза быть более полезным для международных дел. Напротив, они пришли к выводу, что все советское необходимо уничтожить, 'разрушив до основания всю систему политических и экономических отношений'. Такая твердая точка зрения, безусловно, является сегодня единственной политически корректной в американской (да и в европейской) политике, средствах массовой информации и научных кругах.
С другой стороны, подавляющее большинство россиян сожалеет о распаде Советского Союза, что регулярно подтверждается в ходе опросов общественного мнения. И сожалеют они об этом не из-за тоски по коммунизму, а из-за утраты безопасности в собственной жизни и уверенности в будущем. Они не разделяют почти единодушное мнение Запада о том, что 'крах' Советского Союза был 'неизбежен' из-за присущих СССР врожденных фатальных дефектов. Вместо этого они считают, и не без оснований, что распад страны был обусловлен тремя 'субъективными' факторами: тем, как Горбачев осуществлял свои политические и экономические реформы; борьбой за власть, в ходе которой Ельцин уничтожил советское государство, дабы избавиться от его президента Горбачева; а также захватом собственности советской чиновничьей элитой, или номенклатурой, которая была больше заинтересована в 'приватизации' огромного состояния государства в 1991 году, чем в его защите. Поэтому большинство россиян, включая даже сидящего в тюрьме олигарха Михаила Ходорковского, по-прежнему считает декабрь 1991 года 'трагедией'.
Кроме того, все большее количество российских интеллектуалов приходит к выводу о том, что было утрачено нечто крайне важное - историческая возможность демократизации и модернизации России более постепенными и приемлемыми для всех - а следовательно, более эффективными и менее дорогостоящими методами, чем та 'шоковая терапия', которая была взята на вооружение после 1991 года.
Один общепринятый постсоветский миф, который поддерживают сторонники Ельцина, заключается в том, что ликвидация СССР была 'мирной'. На самом же деле, в Центральной Азии и Закавказье разразились гражданские войны на этнической почве, унесшие сотни тысяч жизней и давшие еще большее количество беженцев. И этот процесс все еще продолжается.
Трудно себе представить более экстремальный по сути политический акт, чем роспуск государства, являвшегося, несмотря на все свои кризисы, ядерной сверхдержавой с населением в 286 миллионов человек. И все-таки Ельцин пошел на такой шаг, сделав это методами как незаконными, так и недемократическими, что признают даже его сторонники.
Покончив с советским государством способом, которому не хватало как правовой обоснованности, так и поддержки народа (в ходе референдума за девять месяцев до роспуска СССР 76 процентов его участников проголосовало за сохранение Союза), ельцинская правящая верхушка вскоре испугалась реальной демократии. За этим последовало вооруженное ниспровержение Ельциным российского парламента.
Экономические последствия беловежской встречи были не менее трагичны. Роспуск СССР безо всякой предварительной подготовки разрушил его высоко интегрированную экономику и стал главной причиной спада производства на всей территории бывшего Советского Союза, который в середине 90-х составил почти 50 процентов. Это, в свою очередь, вызвало массовую бедность и сопутствующие социальные аномалии, которые, по словам одного уважаемого московского экономиста, остаются 'главным фактом' сегодняшней российской жизни.
Кроме того, как писал позже прежний сторонник Ельцина, 'почти все произошедшее в России после 1991 года было в значительной степени предопределено дележом собственности бывшего СССР'. Советская элита присвоила значительную часть огромного государственного состояния, игнорируя принципы справедливости и мнение общества. Чтобы обогатиться, она старалась захватить самые ценные богатства страны, которые распределялись сверху без участия законодательных органов власти. И она этого добилась - сначала благодаря собственным усилиям путем 'спонтанной номенклатурной приватизации', а затем, после 1991 года, благодаря кремлевским указам Ельцина.
Опасаясь за свое нечестным путем обретенное богатство и даже за собственную жизнь, новые владельцы действовали так же решительно, как и Ельцин, в целях ограничения или ликвидации инициированной Горбачевым выборной парламентской демократии. На ее месте они постарались возвести политическую систему, защищающую их богатство и одновременно развращенную этим богатством. Оптимально такая система могла быть 'управляемой' демократией. Поэтому их выбор пал на Владимира Путина - энергичного и решительного человека из спецслужб, который в 1999 году сменил одряхлевшего президента Ельцина. Страдая от неуверенности относительно того, как долго они смогут удерживать в руках свои огромные богатства, эти люди были больше заинтересованы в их хищническом использовании, нежели во вложении средств в свои активы. Результатом этого стало 80-процентное снижение капиталовложений в российскую экономику к концу 90-х годов - и сильное отставание страны. С такой историей совсем не удивительно то, что попытки Путина восстановить контроль государства над российским нефтегазовым сектором настолько популярны.
Так почему же многочисленные западные комментаторы приветствуют распад Советского Союза, называя его 'прорывом' на пути к демократии? Их реакция была главным образом основана на антикоммунистической идеологии и на многообещающих мифах.
Ельцин уничтожил Советский Союз при поддержке номенклатурной элиты, которая, по словам ельцинского премьера, бежала 'на запах богатства как зверь на запах добычи', а также при помощи демократического крыла интеллигенции. Бывшие врагами в эпоху догорбачевской советской системы, эти люди в 1991 году вступили в сговор. Произошло это в основном потому, что радикальные рыночные идеи интеллигенции оправдывали номенклатурную приватизацию.
Однако наиболее влиятельные проельцинские интеллектуалы не были ни случайными попутчиками, ни истинными демократами. С конца 80-х годов они утверждали, что рыночную экономику и крупную частную собственность нужно насаждать в российском обществе 'железной рукой' с использованием 'антидемократических мер'. Как и стремившаяся к богатству элита, эти люди считали новоизбранные законодательные органы власти России настоящим препятствием. Восхищаясь чилийцем Аугусто Пиночетом, они так говорили о Ельцине: 'Пусть он будет диктатором!' Поэтому совсем не удивительно, что они аплодировали (вместе с правительством США и основными средствами массовой информации), когда Ельцин в 1993 году при помощи танков разогнал всенародно избранный российский парламент.
Политические и экономические альтернативы существовали в России и после 1991 года, и ни один из факторов, способствовавших гибели Советского Союза, не был необратимым. Но если в ряду этих альтернатив и были демократические и рыночные устремления, там также присутствовали жажда власти, политические перевороты, алчность элиты, экстремистские идеи и широко распространенное беззаконие и предательство. Можно было с самого начала понять, что в этом ряду возьмет верх.
Стивен Коэн - профессор российской истории Нью-Йоркского университета, автор книги 'Неудачный крестовый поход: Америка и трагедия посткоммунистической России' (Failed Crusade: America and the Tragedy of Post-Communist Russia). Это сокращенная версия его статьи, опубликованной в последнем номере The Nation.
____________________________________
Россия и иллюзия демократии ("The Independent", Великобритания)
Конец оппозиции ("The Wall Street Journal", США)
