Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Путинская Россия и мы

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Cамоуправство 'Газпрома' и диковатая история вокруг Shell и сахалинских месторождений, внутренние репрессии и по меньшей мере загадочные смерти журналистов, а также двойных и тройных агентов, сомнительная ситуация вокруг иранской ядерной проблемы и дестабилизация бывших советских соседей: похоже, что Россия вернулась к дореволюционной автократии

Самоуправство 'Газпрома' и диковатая история вокруг Shell и сахалинских месторождений, внутренние репрессии и, по меньшей мере, загадочные смерти журналистов, а также двойных и тройных агентов, сомнительная ситуация вокруг иранской ядерной проблемы и дестабилизация бывших советских соседей: похоже, что Россия вернулась к дореволюционной автократии. Равновесие между ветвями власти и правовое государство налицо лишь в теории. Ельцинский хаос закончился - Путин централизовал государство и поработил Думу при помощи националистической 'суверенной демократии', теория которой была разработана в Кремле. Он заткнул рот прессе, воссоздал монополии в энергетической промышленности, вернул к власти спецслужбы вместе с группой 'верных сторонников президента'. Благодаря резкому росту цен на энергоносители и снижению стоимости рубля Россия расплатилась с внешним долгом и расширила потребление при помощи 'адаптированного китайского рецепта', состоящего в централизованном политическом контроле, а также перехода под государственный контроль экономики: формально она остается рыночной, но государство сосредотачивает в своих руках контроль над промышленностью, оставляя частным лицам менее важные сферы деятельности и торговлю. В России опасаются ужесточения режима, страдают от нарастающего неравенства, однако не сожалеют о ельцинском хаосе.

Путин считает, что время работает на него - и он не торопится. Он сокращает риски и повышает цену на свою помощь во время кризисов, не теряя контактов с Западом и не настраивая его против себя благодаря сложностям; он обещает Вашингтону сотрудничество в борьбе с терроризмом, каковым он считает, в частности, сепаратизм и репрессии в Чечне. На постсоветском пространстве первоначальное поражение на Украине сменилось частичной реставрацией Януковича; на Кавказе Грузия разбита в пух и прах в войне за независимость, в которой сепаратистов поддерживает Москва; то же самое происходит в Приднестровье; центрально-азиатские диктатуры контролируются Россией. После горбачевского 'общего дома - Европы' и близкой дружбы Ельцина с Америкой Путин использует в общемировом сценарии многополярный подход. Иными словами, он стремится к роли великой державы в игре, рассчитанной на многих участников (США, Китай, Россия, Европа, Индия, Япония) и происходящей одновременно на нескольких взаимосвязанных досках. Он занимает позицию в центре того или иного кризиса, чередуя шаги навстречу с отказами, используя виртуальную природу военного потенциала и реальные возможности энергетических богатств, а также Совет Безопасности ООН и - с недавних пор - 'большую восьмерку'. Он непрерывно держит под угрозой Китай и Японию при помощи сибирских нефте- и газопроводов, устраивает короткое замыкание в Польше и балтийских странах при помощи трубы, проложенной между Россией и Германией, отвергает Энергетическую хартию ЕС, ведет жесткие переговоры в ООН в связи с санкциями в адрес Ирана и Северной Кореи.

Какова политика, применяемая к 'этой' России? 'Реалистическое течение' советует ограничиваться теми аспектами, которые связаны с поставками энергоносителей, как происходит с Саудовской Аравией и эмиратами Персидского залива: заботиться о поставках, обеспечивать регулярное исполнение контрактов с соответствующими гарантиями, экспортировать промышленную продукцию и товары широкого потребления с тем, чтобы обеспечить импорт, закрывать глаза на продвижение демократии и защиту прав человека. Это значит - обуздывать стремление России к тому, чтобы играть важную роль в ключевых проблемных регионах (на Балканах, на Ближнем и Среднем Востоке) и принимать как данность ее обструкционистскую тактику в ООН. Однако Россия с географической, культурной и исторической точки зрения гораздо ближе к нам, чем государства нефтяных шейхов, и ее общий вес с ними несопоставим. Ее откат назад представляет для нас опасность, ее экспансионизм может стать угрозой для безопасности границ стран НАТО и ЕС, причем слабость России несет не меньше опасностей, чем ее сила.

'Идеалистическая' альтернатива видит в сдерживании составную часть продолжающихся в России внутренних реформ. Это значит - непрерывно твердить все о том же 'ближнем зарубежье', о Чечне, пытаться достучаться до общественного мнения внутри России и до того, что осталось от независимой прессы, использовать инструментарий, разработанный ОБСЕ по отношению к СССР, чтобы способствовать соблюдению прав человека, создать условия для экономического и технологического сотрудничества. На международной арене это значит - укреплять не смирившихся с ситуацией соседей, то есть Украину и Грузию, фактически исключить Россию из 'большой восьмерки' (она не соответствует критериям демократии, свободы и рыночной экономики), ограничить ее роль в разрешении локальных кризисов. Однако, даже если не принимать во внимание энергетический шантаж, российский вклад в дипломатическое разрешение кризисов, пусть даже противоречивый и неоднозначный, грозит в таком случае обернуться открытой враждой, а режим, ощущая себя зажатым в кольцо, видя, что с ним отказываются вести диалог, а вместо этого лишь критикуют и читают нотации, может усилиться и ожесточиться. В России осознают, что существует 'две меры и два подхода', применяемые к тем тоталитарным и тираническим государствам, в которых мы, как нам кажется, не нуждаемся.

Существует ли в отношениях с Россией, где происходит путинская реставрация, третий путь, предполагающий политическое, экономическое, дипломатическое, а не идеологическое ведение дел с Москвой? За пятнадцать лет Россия самостоятельно прошла путь к государственному устройству, в котором наблюдается дефицит демократии, но которое, тем не менее, отличается от тоталитаризма партийного государства и от военной угрозы. Российское общество изменилось, территория и население имеют совершенно другой вид, зарождается буржуазия, границы стали проницаемыми, демократия наступает, а авторитаризм представляется скорее распространенным, чем монолитным.

Путин - человек авторитарный и не страдающий от излишних предрассудков; он холоден и расчетлив, он умеет различать условия и границы государственных интересов, его политический склад был сформирован в КГБ. В смысле глобального равновесия предлагать 'крупную сделку', нечто вроде рамочного соглашения мирового правительства, было бы иллюзией. Мудрый образ действий заключается в том, чтобы рассматривать многополярный расклад, в котором видную роль играют многие игроки. Таков и есть мир, в котором мы живем. Стремление Москвы быть признанной в качестве одного из главных игроков поддерживается политическим, экономическим, энергетическим, географическим ее положением, ее историей, наконец. После ельцинского безгласия Россия превратилась в ревизионистскую державу: если это осознать, станет ясно, что без ее вклада в разрешение локальных кризисов невозможно обойтись, однако это требует от Запада способности к дипломатическим, а не риторическим переговорам, это требует внушительности и готовности представить конкретные доказательства того, что участие России желательно.

Участие в глобализованном устройстве мировой экономики должно быть увязано с правилами поведения, поддающимися проверке. Политическая цена на газ, применяемая по отношению к некоторым странам, постепенно достигнет общемирового уровня, но Москва не должна шантажировать его получателей, а эти последние не должны производить незаконные заборы метана. Энергетика должна перестать быть единственной темой, которая, в московском восприятии, интересует Европу; должно исчезнуть также ощущение, что можно добиться европейского нейтралитета относительно контроля над 'ближним зарубежьем' или изоляции Польши, которое прискорбным образом зародила Германия Шредера. Падению цен на энергоносители суждено охладить эйфорию российских нефтепромышленников, которым требуются иностранные инвестиции и технологии для разработки месторождений и рынки сбыта конечной продукции. У них возникнут те же проблемы, что и у арабских нефтедобытчиков. В энергетике, как и во внешней политике, соглашение, которое будет гарантировать равную выгоду для всех сторон, имеет шанс на долгую жизнь, оставив рынку возможность определить его условия под неусыпным присмотром международной общественности. Международная финансовая обстановка, обретшая опасную непрозрачность, определенно нуждается в таком контроле и присмотре.

Нет никаких противоречий в том, чтобы сохранять твердую верность нашим принципам и одновременно способствовать развитию России в направлении демократии, свободы и рынка: главное, чтобы дело не ограничивалось риторическими экзерсисами, чтобы возникли конкретные политические отношения с поддающимися контролю условиями. В такой перспективе законно будет предположить, что мягкое давление западных обществ, имеющее такую большую силу в глобализованном мире, привлекая и заставляя себе подражать, изменит разномастное российское общество и даст ему возможность самостоятельно прийти к новому государственному устройству.