В субботу, 7 октября, на Анну Политковскую обрушились проблемы, которые могли бы привести в уныние любого. Двумя неделями ранее ее отец, бывший дипломат, умер от инфаркта, выходя из московского метро по дороге в больницу, где лежала мать Политковской Раиса Мазепа. Ей был поставлен диагноз 'рак', и она была слишком слаба даже для того, чтобы участвовать в похоронах своего мужа. 'Ваш отец простит меня, потому что он знает, что я всегда любила его', - сказала она Анне и ее сестре Елене Кудимовой в день его похорон. Через неделю ей сделали операцию, и с тех пор Анна и Елена по очереди дежурили у ее постели.
Политковская собиралась провести этот день в больнице, но ее 26-летняя беременная дочь переселилась к матери, пока ее дом подготавливали к встрече ребенка. 'У Анны было столько забот, - говорила мне Елена Кудимова во время встречи в Лондоне накануне Рождества. - И она пыталась закончить свою статью'. Политковская была специальным корреспондентом малотиражной либеральной 'Новой газеты', и ее новая статья - как и большинство остальных - была посвящена террору, господствующему в Чечне, республике на юге России. На этот раз она стремилась оставить документальное свидетельство пыток, практикуемых отрядами пророссийского премьер-министра Рамзана Кадырова. За последние семь лет Политковская написала десятки статей о жизни на войне, многие из которых собраны в ее книге 'A Small Corner of Hell: Dispatches from Chechnya.' Для Политковской было характерно проводить время в больнице, а не на поле боя, и ее материалы часто были свидетельством грабежей, насилия и ничем не сдерживаемой жестокости, царящих в республике, думать о которой не желает большинство россиян и почти никто из журналистов. Однажды в 9-ой городской больнице Грозного Политковская встретила 62-летнюю женщину по имени Айшат Сулейманова, чьи глаза выражали 'полное равнодушие к миру', как она писала в одном из своих материалов. 'А на ее оголенное тело смотреть выше сил: женщина выпотрошена, как курица. Хирурги разрезали ее выше груди и по самый пах'. Двумя неделями ранее 'молодой парнишка в форме российского военнослужащего посадил Айшат перед собой на кровать в ее собственном доме и вкатил ей в тело пять пуль класса 5,45 мм. Тех самых, которые запрещены к применению всеми возможными международными конвенциями как бесчеловечные'.
На Западе честность Политковской была вознаграждена долей славы и рядом наград, торжественно вручавшихся в бальных залах отелей от Нью-Йорка до Стокгольма. На родине ничего подобного не было. Суровая критика в адрес президента России Владимира Путина гарантировала ей изоляцию, преследования и, как предсказывали многие, смерть. 'Я пария, - написала она в прошлогоднем эссе. - Это результат моей журналистской работы в годы второй чеченской войны и публикации на Западе книг о России'. Несмотря на то, что Политковская хорошо умела излагать свои мысли, была привлекательна и культурна, ей запрещали появляться на телевидении, являющемся единственным способом получения информации для огромного большинства россиян. Было сделано все, что возможно при жизни человека, для того, чтобы ее образ был вычеркнут из постсоветской истории. 'Люди звонят в газету и шлют письма с одним и тем же вопросом: Зачем вы пишете об этом? Зачем вы нас пугаете?' - писала она. Ответ она давала как читателям, так и самой себе: 'Я уверена, что это должно быть сделано по одной простой причине: как современники войны мы будем нести за нее ответственность. Классическая советская отговорка 'меня там не было, и лично я ни в чем не участвовал' не сработает. Поэтому я хочу, чтобы вы знали правду. Тогда вы будете свободны от цинизма'.
В тот день Политковская подъехала к супермаркету рядом с домом матери на Фрунзенской набережной. Ее собиралась встретить дочь, но она задерживалась. Тем не менее, она была не одна. Камера видеонаблюдения запечатлела девушку и высокого худощавого человека в бейсболке, следивших за Политковской, пока она занималась покупками. Выйдя из магазина, Политковская поехала домой на своей серебристой 'десятке' и припарковалась в нескольких метрах от входа в здание. На крошечном лифте она поднялась на седьмой этаж, зашла в квартиру и положила на пол у дверей два пакета с продуктами. После этого она спустилась, чтобы забрать остальные покупки. Убийца ждал ее на первом этаже у лифта. Когда двери лифта раскрылись, он выстрелил четыре раза - первые две пули попали ей в сердце и легкие, третья пробила плечо с такой силой, что Политковскую отшвырнуло обратно в лифт. Затем убийца совершил 'контрольный выстрел', как говорят в Москве, где заказные убийства стали обычным делом. С расстояния в несколько сантиметров он выстрелил ей в голову. После этого он бросил свое оружие - пистолет Макарова калибра 9 мм со спиленным серийным номером и скрылся в сгущавшихся сумерках.
Убийство Анны Политковской было невероятным и, в то же время, совершенно предсказуемым. На нее охотились уже давно. В 2001 г. она бежала в Вену, получив по электронной почте угрозу от человека, писавшего, что офицер спецназа, которого она обвиняла в жестокостях по отношению к мирным жителям (и вина которого была в конечном итоге доказана) намерен отомстить. Пока Политковская находилась за границей, у дверей ее дома была застрелена очень похожая на нее женщина. Следователи считают, что пуля предназначалась Политковской. В 2004 г. она ощутила резкое недомогание в самолете по пути в Беслан, город в Северной Осетии, где, по просьбе чеченских лидеров, она должна была вести переговоры с террористами, захватившими школу и взявшими в заложники более 1100 человек, главным образом, детей. Российские военные, провалившие операцию против террористов, не хотели, чтобы она была там. После приземления в Ростове ее госпитализировали и на следующий день на частном самолете увезли в Москву для лечения. Когда она прибыла, результаты анализа крови и другие медицинские записи каким-то образом исчезли. Она выжила - и получила ярлык 'повивальной бабки терроризма'. Угрозы стали постоянными: ночные звонки, письма и послания по электронной почте. Зловещие, предвещающие самое худшее. 'Анна слишком хорошо знала, чем рискует', - говорила мне ее сестра. Политковская родилась в Нью-Йорке в 1958 г., когда ее отец работал в ООН. Недавно родные уговорили ее получить американский паспорт. 'Но на большее она не пошла, - говорит Кудимова. - Мы все умоляли ее остановиться. Умоляли. Мои родители. Ее редактора. Ее дети. Но она всегда отвечала одинаково: 'Как мне жить, если перестану писать правду?'
Начиная с 1999 года, когда кадровый офицер КГБ Владимир Путин был, по сути дела, назначен на президентский пост Борисом Ельциным, в России было убито тринадцать журналистов. Почти все они погибли при странных обстоятельствах. Ни одно из дел не было успешно расследовано, ни по одному из них не вынесен приговор.
В июле 2003 года репортер, автор журналистских расследований Юрий Щекочихин - хорошо известный публике коллега Анны Политковской по 'Новой газете', погиб, как заявили врачи, от 'аллергической реакции'. Щекочихин, получивший известность в эпоху Горбачева благодаря своим репортажам о подъеме новой мафии, занимался проверкой обвинений в уклонении от уплаты налогов в адрес людей, связанных с ФСБ (постсоветский аналог КГБ). Никто так и не объяснил, от чего у Щекочихина возникла аллергическая реакция, а его семья уверена в том, что журналиста отравили. 9 июля 2004 года на выходе из своего московского офиса был застрелен основатель и редактор российского издания журнала Forbes Пол Хлебников, наживший себе много влиятельных врагов благодаря расследованиям фактов коррупции в среде российских магнатов бизнеса.
Нападения совершаются не только на журналистов. В сентябре 2004 года кандидат на пост президента Украины Виктор Ющенко, возглавивший 'оранжевую революцию', едва выжил после отравления. Против него активно выступал Путин. Врачи определили, что Ющенко получил дозу смертельного химического яда диоксин, который обезобразил его лицо и нанес серьезный вред его здоровью. После этого были убиты два депутата Государственной Думы, а в сентябре прошлого года, после футбольного матча возле московского стадиона застрелили заместителя главы российского Центрального банка Андрея Козлова. Козлов инициировал весьма заметную кампанию по избавлению страны от тех банков, которые были не более чем прикрытием для организованной преступности. А всего несколько недель тому назад на одной из самых оживленных улиц Москвы - Ленинском проспекте, совсем в стиле Аль Капоне был убит бывший офицер чеченского спецназа Мовлади Байсаров, которого считали соперником Кадырова. Прямо на глазах у многочисленных свидетелей, среди которых были высокопоставленные руководители милиции, убийцы произвели серию контрольных выстрелов. Не арестовали никого.
Через четыре недели после смерти Политковской в Лондоне тяжело заболел мало кому известный бывший агент КГБ Александр Литвиненко, которого Путин сажал в тюрьму, и который позже бежал в Англию. Как и многие другие, в том числе, Политковская, Литвиненко обвинял российского президента в создании предлога для начала второй чеченской войны в 1999 году. Таким предлогом стали взрывы жилых домов в Москве, в организации которых позднее обвинили чеченских сепаратистов. Решительный ответ Путина на данные теракты снискал ему огромную и прочную популярность. Обвинения Литвиненко вызвали у него возмущение. В равной степени Путина раздражало и то, что Литвиненко попал в окружение одного из самых ненавистных его врагов Бориса Березовского.
Не внушающий доверия олигарх-миллиардер Березовский в годы правления Ельцина обладал огромной властью. Это он привлек внимание Ельцина к Путину и даже сыграл важную роль в том, чтобы убедить его стать президентом. Однако когда Путин пришел к власти, Березовский оказался отрезанным от Кремля. Он обвинил Путина в отходе от ельцинских реформ и был вынужден уехать из страны. Впоследствии Литвиненко утверждал, что руководство ФСБ приказало ему убить Березовского. Лежа на смертном одре, он обвинил в своем убийстве Путина. Он также обвинил Путина в гибели Политковской. Характер отравления Литвиненко был не ясен практически до момента его смерти. Сначала врачи думали, что у него необычная бактериальная инфекция. Затем они заявили, что симптомы указывают на отравление крысиным ядом. Когда его иммунная система начала давать сбой, они подумали, что наиболее вероятным ядом мог быть радиоактивный таллий, применявшийся КГБ почти пятнадцать лет назад во время неудавшейся попытки убийства агента Николая Хохлова, который отказался выполнить приказ об уничтожении известного российского диссидента. И наконец, всего за несколько часов до смерти Литвиненко врачи поставили окончательный и даже более невероятный диагноз: он был отравлен редким радиоактивным изотопом полоний-210. Одной миллионной доли грамма такого вещества достаточно, чтобы разрушить жизненно важные органы человека.
Убийство Литвиненко стало первым известным в истории случаем ядерного терроризма против человека. В Москве, которая любит теории заговоров, люди не могли говорить ни о чем другом. Путин заставил замолчать крикливого предателя. Нет, это сделали враги Путина, чтобы испортить имидж Кремля и получить больше рычагов влияния к предвыборной президентской кампании 2008 года. Нет, это сделали союзники Путина, чтобы воспользоваться данным делом, проигнорировать конституцию и продлить полномочия президента на третий срок. Нет, это сделали 'евреи', потому что Литвиненко принял ислам. Нет, это сделали исламские экстремисты, потому что Литвиненко не сдержал своего обещания достать компоненты для изготовления 'грязной' бомбы. Нет, это сделал Березовский, чтобы поставить в неудобное положение Путина. Кремль даже сделал предположение о том, что к убийству мог быть причастен состоятельный нефтяной магнат Леонид Невзлин, который бежал из России и сейчас проживает в Израиле. Однако данные утверждения не имели никаких доказательств.
Тем не менее, в июле прошлого года Государственная Дума приняла представленный Кремлем законопроект, дающий разрешение на убийство 'врагов российского режима' за рубежом. Для людей, подобных Березовскому, чья ненависть к Путину превратилась в навязчивую идею, новый закон стал объяснением всего на свете. 'Этот парень - человек КГБ, - сказал мне как-то за чаем в одном из лондонских отелей Березовский, - этот человек издал закон, разрешающий русским убивать оппонентов за рубежом. Поэтому они и убивают своих оппонентов за рубежом'. Голос у него зазвучал громче, и затем он взглянул на меня, как бы говоря: ну неужели из этого можно сделать какие-то иные выводы? 'Это абсолютно логично. Зачем они приняли такой закон? Для чего? Потому что это Россия, и никто не согласится убивать без подписи лица, более важного, чем тот, кто отдает такие приказы.' Кремль отрицает какую бы то ни было причастность к смерти Литвиненко. Какова бы ни была правда, характер гибели этого человека, подорвал репутацию Путина на Западе.
Точно так же удар по его репутации нанесло убийство журналистки, которую обвиняли лишь в том, что она делала свою работу. Сначала Путин, как и большинство других россиян, попытался проигнорировать убийство Политковской. Он отказался даже проявить признаки сочувствия. Президент не сказал ничего и тогда, когда скорбящие люди (большинство из них - представители пришедшей в упадок либеральной элиты Москвы) собрались на поминальные службы в Хельсинки, Париже и Нью-Йорке, когда москвичи приносили цветы к подъезду дома Политковской и присутствовали на ее похоронах на Троекуровском кладбище, что на окраине Москвы. 10 октября он отправился в Дрезден (где в 80-е годы работал оперативным офицером КГБ) на встречу с канцлером Германии Ангелой Меркель. После встречи они вместе появились на пресс-конференции, и там Путин уже не смог избежать вопросов об убийстве. Ответил он немногосложно: 'Она была хорошо известна в сообществе средств массовой информации, в правозащитных кругах и на Западе. Но ее влияние на политическую жизнь в России было очень незначительным. : По моему мнению, она была слишком радикальна, и в силу этого радикализма она не оказывала большого влияния на политическую жизнь в стране и особенно в Чечне'. Такой отстраненный и прямо-таки клинический подход президента к убийству журналистки привел в ярость коллег Политковской и шокировал ее семью. 'Он как бы заявил, что поскольку она не была ценной для Кремля, то и не заслуживала права на жизнь, - сказала мне Елена Кудимова, - мне все равно, что он думает о ее работе, но что он за человек, если так говорит о мертвых?'
В конце восьмидесятых годов по настоянию Михаила Горбачева и его кремлевского окружения коммунистические газеты начали разоблачать российскую политику и войну в Афганистане, а также публиковать материалы о многочисленных 'белых пятнах' в советской истории, начиная с Ленина. Скучная, стереотипная пресса, писавшая о советской жизни - 'Известия', 'Литературная газета', 'Огонек' и 'Московские новости' - внезапно превратились в увлекательнейшие издания. Каждое утро на Пушкинской площади собирались толпы людей, чтобы почитать эти газеты, обсудить события дня и поспорить о том, что будет дальше. Начала появляться и новая пресса. Первой и самой лучшей стала 'Независимая газета'. К концу десятилетия появилась также откровенно капиталистическая деловая газета 'Коммерсант'. Вначале она выходила раз в неделю, затем стала выходить каждый день. Хотя в тот краткий, эмоциональный и полный романтики период времени главным приоритетом была правда, а не прибыль, тиражи были высокими, потому что люди все еще испытывали голод по правдивой информации о своей собственной жизни и истории.
Однако эйфория не смогла устоять перед бизнесом. Когда Ельцин в 1992 году провозгласил экономические реформы, получившие название 'шоковой терапии', цены круто взлетели вверх, и публикация газет стала непозволительно дорогой. На их страницах не было рекламы, и подписка упала почти до нулевой отметки. Испарилась и былая невинность. Атмосфера высокой нравственности журналистского мира начала меняться, уходя от идеализма в сторону продажности. Практика публикации заказных статей за деньги стала общепринятой даже в самых лучших газетах. Владельцы ресторанов, бизнесмены и государственные деятели знали, что за хорошие деньги о них хорошо напишут почти где угодно. 'Было бы неплохо сказать, что у нас всегда были чистые руки, - говорил мне Раф Шакиров, ставший позднее редактором 'Известий', - мы пытались. Но этим занимались все. Абсолютно все'.
По мере ускорения процесса распада Советского Союза правительство Ельцина все больше поглощал экономический и социальный хаос. Руководители ряда российских регионов, в том числе, из Сибири и Якутии, где под слоем вечной мерзлоты скрывались огромные месторождения алмазов, нефти и золота, начали открыто говорить об отделении. Советский генерал по имени Джохар Дудаев из своего служебного кабинета в Эстонии наблюдал за тем, как прибалтийские республики требовали для себя независимости. Он ушел в отставку с должности командира авиационного соединения стратегических ядерных бомбардировщиков, поехал на родину в Грозный и в результате сомнительных выборов провозгласил себя лидером независимой Чечни.
Борис Ельцин не воспринял чеченскую угрозу серьезно. Однако он начал беспокоиться по поводу того, что данный мятеж, произошедший в той части страны, которая веками была враждебно настроена к России, может спровоцировать похожие требования в других республиках. Ельцину с трудом удавалось сохранять единство страны, и в 1993 году он даже был вынужден направить танки против своего собственного мятежного парламента. К концу следующего года Ельцин довольно наслушался разговоров о чеченской независимости. Тем, кто призывал президента к ведению переговоров (как это было с Татарстаном и прочими регионами, стремившимися к большей автономии), Ельцин ответил вопросом на вопрос: неужели президент России должен торговаться с 'кучкой пастухов'? Министр обороны Павел Грачев пообещал, что выиграет войну против войск Дудаева силами одного десантного полка 'за пару часов', и Ельцин дал ему 'добро'.
Вместо двух часов первая чеченская война длилась почти два года. К моменту ее окончания летом 1996 года Грозный оказался в руинах, погибли десятки тысяч русских и чеченцев, а самая крупная в Европе армия была вынуждена отступить. Большая часть россиян вскоре начала выступать против войны в Чечне, главным образом, из-за того, что они видели по телевизору, в частности, на канале НТВ. Владельцем этого канала был Владимир Гусинский, один из первых московских 'олигархов'. Его корреспонденты были бесстрашными людьми. 'Те кадры создали непреодолимое ощущение того, что война эта несправедлива, и Ельцин должен ее прекратить, - говорит Маша Липман, бывшая в то время заместителем редактора журнала Гусинского 'Итоги', - она нанесла ему огромный ущерб - популярность президента резко снизилась. Война казалась крайне жестокой'.
Впервые российская пресса сыграла основную роль в изменении политического курса страны. Действительно, за единственным исключением неожиданно привалившего экономического счастья, свалившегося на головы кучки правильно оценивших ситуацию олигархов, которым разрешили покупать государственную собственность по смехотворно низким ценам, война в Чечне больше, чем какое-либо другое событие, разрушила надежды на президентство Ельцина.
К 1996 году, когда должны были состояться очередные президентские выборы, рейтинг Ельцина упал заметно ниже десяти процентов. Президент страдал сердечной и многими другими болезнями, много пил и не всегда адекватно себя вел.
После 'распада коммунизма' прошло всего пять лет, а шансы кандидата от коммунистов Геннадия Зюганова, обещавшего воссоздать в стране стабильное прошлое, стать президентом России казались почти абсолютными. Чтобы сохранить хоть какую-то надежду на победу, Ельцин вынужден был пойти на мир в Чечне и вступить в политический альянс с грубым и напыщенным, но очень популярным генералом Александром Лебедем, открыто и громко критиковавшим войну. Кроме того, всего за несколько месяцев до этого Ельцин заключил еще более важный союз - с московскими олигархами, в частности Березовским и Гусинским. Чтобы помочь президенту, они даже отложили на время собственные противоречия - ведь именно при нем они получили свои состояния, а в России, во главе которой встал бы Зюганов, им наверняка не осталось бы места. Поэтому олигархи - вместе с состоявшими у них на жалованье журналистами - вложили в ельцинскую кампанию практически безграничные ресурсы. По всем телеканалам шла только та информация, которая была нужна власти.
Молодые либералы, работавшие на телеканалах и в газетах Москвы и в годы правления Горбачева поддерживавшие Ельцина, были в ужасе: после пришествия неокоммунистического правительства их свободе пришел бы конец. Ельцин, несмотря на все его недостатки и проявлявшееся в последние годы недоброжелательство в отношении СМИ, очень редко мешал прессе делать свою работу - ни в Чечне, ни где-либо еще.
- Ельцин был оппортунистом, как и любой политик, - сказал мне недавно один из учредителей НТВ Игорь Малашенко. - У него было множество личных недостатков; он наделал массу ошибок. Однако ему не нужно было все контролировать. У него был врожденный вкус к демократии и свободе. Ему нравился тот беспорядок, который был.
Итак, несмотря на слабое здоровье, утерю поддержки в обществе и влияние ближнего круга, раздираемого междоусобицами и разъедаемого коррупцией, самые влиятельные журналисты в России - а Малашенко и НТВ были одними из главных - решили, что нет для них ничего важнее поддержки действующего президента.
Они хотели навеки оторвать Россию от коммунизма. Беспристрастие и объективность, как им тогда казалось, никому не нужны, потому что на кону стояла судьба государства. Тогда я был московским корреспондентом The Times и видел, что многие из моих друзей считали, что поражение Ельцина будет катастрофой для страны. Как-то раз я в составе пресс-корпуса поехал в Новосибирск, центр советской академической и прикладной науки, смотреть на кампанию Зюганова. Он пытался убедить людей, что свобода, которую им дали - лишь пустые обещания. В те времена зарплаты на заводах зачастую платили посудными полотенцами, автомобильными шинами или дешевыми столовыми приборами, а пенсии из-за инфляции фактически перестали что-либо стоить, и люди в толпе слушали Зюганова с облегчением и надеждой. Но мои друзья - российские журналисты - были в гневе.
- Мы избавились от этого дерьма, - сказал мне вечером один из них, - и не допустим, чтобы они вернулись. Никогда.
Они и писали так, чтобы 'они' не вернулись. Каждый раз, когда я говорил, что журналисты не должны так действовать, мне резко отвечали, что, мол, Европе и Америке легко рассуждать - там ставки не столь высоки.
- Почему, когда НТВ 'переизбирала' Ельцина при двухпроцентном рейтинге, который волшебным образом подскочил до пятидесяти двух процентов - почему вы на Западе тогда не сказали: 'Осторожно, Россия, ты создаешь новую систему, и ты еще пожалеешь об этом'? - спросил меня недавно Леонид Парфенов.
Еще два года назад Парфенов был самым влиятельным телеведущим в стране, но, стоило ему вступить в спор с Кремлем, где из его воскресной политической программы хотели вырезать один из сюжетов, как он был немедленно уволен с телевидения. Сейчас он - главный редактор российской версии журнала Newsweek. Вопрос оказался риторический.
- Нет. Мы этого от Запада не услышали. Вы все говорили: 'Молодцы ребята, Ельцин - хорошо, Зюганов - плохо'. Так что вы мешали приходу коммунизма в той же степени, что и мы.
Это, безусловно, правда. Но молодые российские демократы, отбросив правила демократии, вместе с ними потеряли собственную независимость. После этого то, что произошло и со СМИ, и с самой Россией, стало не только возможно, но и, пожалуй, даже неизбежно. По словам бывшего ведущего НТВ Андрея Норкина, 'ядовитые семена упали в землю' как раз на выборах 1996 года. Сегодня Норкин работает на принадлежащем Гусинскому спутниковом телеканале РТВ1.
- А власть сразу же поняла, хотя мы и не осознавали этого, что средствами массовой информации можно легко манипулировать ради достижения любых целей. Чего бы ни добивался Кремль - поднять рейтинг президента, опустить рейтинг его противника, провести операцию по разрушению бизнеса или устранить человека - все это могла сделать пресса. Когда в Кремле поняли, что журналистов можно использовать в качестве инструментов своей воли, и увидели, что журналисты пойдут на это, все остальное, что случилось в годы путинского правления было, к несчастью, совершенно логично.
В 2000 году, за несколько месяцев до того, как президентом стал Путин, перед окончанием президентского срока Ельцина развернулась борьба за контроль над парламентом - а через парламент и над правительством. Одну группировку поддерживал Кремль, другую - премьер-министр Евгений Примаков и чрезвычайно влиятельный мэр Москвы Юрий Лужков.
Поскольку большинство газет потеряли даже то влияние, которое еще имели, исход борьбы был решен на телеэкране. Главный государственный 'Первый' телеканал разразился серией откровенно предвзятых и клеветнических передач - и в течение буквально двух месяцев Примаков был разгромлен. Недаром Александр Роднянский, глава СТС, одного из крупнейших в России сетевых телеканалов, говорит: 'Телевидение - это единственная реальность, в которой мы существуем'.
Во время первой чеченской войны Путин хорошо рассмотрел, каких результатов способна добиться свободная пресса, и ошибок Ельцина повторять не собирался. В 1999 году после серии взрывов, приведших в ужас Москву и ставших официальным предлогом для развязывания второй военной кампании в Чечне, Кремль быстро взял под контроль практически все телевидение в России и очень жестко поступил со всеми, кто пытался этому сопротивляться: 14 апреля 2001 года государственный газовый монолит 'Газпром' силой взял под контроль НТВ - Норкина, пытавшегося в прямом эфире объяснить, что происходит в студии, оборвали на середине фразы. Вместо картинки на экранах появились цветные полосы.
Игорь Малашенко назвал этот захват - решающий момент в прекращении свободы слова в России - 'ползучим переворотом'. Вскоре все телеканалы стали собственностью государства или компаний, фактически являющихся его филиалами в мире бизнеса - например, того же 'Газпрома', контролирующего три телеканала, а также газету 'Известия'. Пропаганда стала более тонкой и более эффективной, чем в советские годы, когда телевидение было инструментом поддержки государственной идеологии. Сегодня перед ней ставятся более простые задачи - поддерживать Кремль и его корпоративные интересы.
- Сегодня идет волшебный процесс, - говорит Анна Качкаева, ведущая еженедельной программы на Радио 'Свобода' и глава телевизионного отделения в Московском государственном университете. - Цензуры нет, но система просто стала более изощренной. Я бы сказала, что это некая система контактов и соглашений между Кремлем и главами телеканалов. Нет никакой необходимости каждый день начинать с инструктажа - все можно сделать, тихонько подмигнув глазом и кивнув головой. Они встречаются только в конце недели. Но для телевидения и даже для печатной прессы самоцензура - это хуже, чем любая другая цензура. Журналисты знают - даже чувствуют, - что можно и что нельзя.
Влияние Кремля на пресс-корпус, оставшийся со времен Советского Союза и по старой памяти податливый, становится особенно заметно, как только наступает очередной политический кризис. Например, в январе прошлого года на всех каналах велась настоящая информационная война против Украины, когда она вступила в спор с 'Газпромом'. Доходы от экспорта нефти и газа остаются практически единственным фактором нынешнего экономического бума в России, не говоря уже о быстро растущей политической самоуверенности Кремля, а поскольку 'Газпром' - главный инструмент этого успеха, Путин внимательно следит за тем, как соблюдаются его интересы. Председатель правления 'Газпрома' Дмитрий Медведев назначен Путиным на пост первого заместителя премьер-министра; он считается одним из главных кандидатов на пост президента в следующем году - многие обозреватели даже предполагают, что он и Путин просто поменяются креслами. С точки зрения созданной Путиным корпоративной полуавторитарной структуры, то, что хорошо для 'Газпрома', хорошо и для России, поэтому ни один телеканал в России не осмелился ни слова сказать о том, как выглядела эта ситуация с точки зрения Украины.
В правительстве Путина умно рассчитали, что несколько газет с небольшой элитной аудиторией вполне могут продолжать печатать расследования, выходить с критическими передовицами и так далее - по крайней мере, до тех пор, пока у них не появляется какой-либо связи с телевидением (и до тех, кстати, пор, пока журналисты не лезут в Чечню). Анна Политковская начала писать об этой войне в 1999 году, когда правила игры для свободной прессы уже изменились, и каждый раз, когда она ехала работать, она эти правила нарушала. Незадолго до смерти она писала: 'Не буду долго рассказывать о радостях избранного мною пути: об отравлении, об арестах, об угрозах - по почте, по интернету, по телефону, - о еженедельных вызовах в генеральную прокуратуру - подписывать объяснительные практически по каждой написанной мною статье. Причем первый вопрос всегда 'Как и когда Вы получили эту информацию?' Конечно, мне не нравится клевета обо мне, которая постоянно появляется в других газетах и на сайтах, где меня представляют какой-то городской сумасшедшей. Мне противно так жить - я хочу, чтобы меня понимали'. И если 'Новую газету' не закрыли, то это скорее свидетельство ее малой влиятельности, нежели открытости.
Политковская, как и многие другие, приписывает низвержение свободы прессы в России влиянию прошлого Путина и рожденных им рефлексов. В своей книге "Путинская Россия. Жизнь в стране угасающей демократии" ("Putin's Russia. Life in a Failing Democracy"), вышедшей в 2004 году, она писала, что Путин - это 'продукт самой темной разведывательной службы в стране', что он 'не изменил своей природе и не перестал жить как офицер КГБ'. Действительно, при Путине власть спецслужб значительно возросла, и многие из нынешних руководителей России вышли из КГБ и других органов, пришедших ему на смену.
- Реформы КГБ, собственно, никогда и не было, - сказала несколько недель назад, после смерти Политковской и Литвиненко, Евгения Альбац, преподаватель политологии в Высшей школе экономики и автор самых язвительных и острых в России журналистских материалов о КГБ. - В начале 90-х годов эта организация распалась на несколько служб, но реформы были прекращены, особенно после того, как Путин стал президентом. КГБ снова смогла стать политической организацией. И, в отличие от советских времен, спецслужбы сегодня получили настоящую полноту власти.
Перед Рождеством первое место в новостях занимали две основные темы: столетие со дня рождения Брежнева и смерть чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета - и тому, и другому на телевидении и в газетах пропели немало дифирамбов. Брежнев в течение восемнадцати лет был генеральным секретарем Коммунистической партии. В те годы самыми заметными явлениями были экономический застой и нарушения прав человека, но никогда Брежнев не был настолько 'в моде'. По данным опроса, проведенного ежедневной газетой 'Московский комсомолец', 'у подавляющего большинства российского народа о брежневских временах и о самом Леониде Ильиче, которому 19 декабря исполнилось бы сто лет, сохранились самые приятные воспоминания'. Между тем, во времена Брежнева государство уже разлагалось и держалось на плаву исключительно за счет заоблачных цен на нефть.
'Сегодня те годы все чаще называют 'золотым веком' великой державы, после которого наступил развал эпохи Горбачева и Ельцина. Считается, что их время было временем слабой и потерянной России, а теперь, при президенте Путине, время былого величия страны возвращается', - отмечает обозреватель Сергей Строкан в газете 'Коммерсант'.
Пиночет, как и Брежнев, ассоциируется у людей с чувством стабильности и полного отсутствия каких-либо возмущений. Самая популярная газета России 'Комсомольская правда' задала читателям вопрос: нужен ли России свой Пиночет? И подавляющее большинство опрошенных сказали 'да'. 'Нам не нужен диктатор, - писала Ирина Хакамада, либерал и депутат парламента, - но нам, скорее всего, нужен Пиночет в экономике'. И это был еще сравнительно сдержанный ответ. Один читатель написал, что 'Пиночет сделал Чили образцовым, стабильным и сильным государством, блестящим примером для нас'. Подобных ответов было множество.
И с этими словами Путин, назвавший распад Советского Союза 'величайшей геополитической катастрофой века', явно согласен. Русские устали от очередей, пустых полок магазинов и пустых обещаний, которыми была полна жизнь в Советском Союзе - и в поисках новой экономической модели сначала обратились к Западу, в первую очередь к Соединенным Штатам. И вот тут случилась катастрофа действительно эпических масштабов: самые ценные активы государства были распроданы и сделали несколько десятков человек до неприличия богатыми, в то время как жизнь всех остальных стала гораздо хуже, чем была. Развалилась система здравоохранения, развалились многие социальные службы.
Россия стала первой индустриально развитой страной, в которой начала стабильно сокращаться продолжительность жизни. Сегодня средний российский мужчина живет всего пятьдесят девять лет - то есть умирает раньше мужчины, родившегося в Пакистане или Бангладеш. Поэтому нет ничего удивительного в том, что к тому моменту, когда президентом стал Путин, большинство населения было только радо обменять такие метафизические понятия, как право на мысль и слово, на такие конкретные вещи, как право иметь дом, машину и счет в банке, а также сознание того, что страной кто-то действительно управляет.
Как писала Политковская, сегодня в России стабильность - это все. Издержки никого не интересуют. Подавляющее большинство людей считает Горбачева и Ельцина проводниками исторических катастроф, принесшими страну к упадку, разрухе, хаосу и унижению перед победителем-Западом. Созданные в те годы возможности и освобождение от тоталитаризма прочно забыты.
'Да, в Россию пришла стабильность, - писала Политковская. - Страшная стабильность, когда никто не ищет правы в судах, выставляющих напоказ свое раболепство и предвзятость. Никто, если он в своем уме, не ищет защиты у органов, которым доверили охранять закон и порядок, потому что они насквозь коррумпированы. Закон сегодняшнего дня - закон Линча, он и в головах людей, и в их действиях. Око за око, зуб за зуб'.
Отношения Владимира Путина с демократией совершенно ясны: в декабре 2004 года он подписал закон, фактически уничтожающий системы прямых выборов восьмидесяти девяти российских губернаторов. Теперь президент сам выдвигает их кандидатуры - и просто ждет, пока региональный парламент подтвердит его выбор (а так происходит всегда). Но произошло не только это: Путин - это мало кто заметил, а те, кто заметили, не протестовали - также получил право назначать мэров Москвы и Санкт-Петербурга. В прошлом же году, и снова по инициативе президента, Дума сняла все ограничения на минимальное количество людей, которые должны участвовать в выборах, чтобы они были объявлены легитимными.
- За последние шесть лет я не могу припомнить ни одного случая, когда Дума голосовала против президентской инициативы, - говорит Владимир Рыжков, один из последних депутатов-либералов, кто еще согласен открыто критиковать власть. - Также не могу припомнить ни одного случая, чтобы Дума приняла хотя бы одну инициативу, исходящую из регионов. Сегодня все правила в России определяет один человек, а Дума превратилась в новый Верховный Совет.
В споре с Кремлем не может устоять ни одна компания - ни российская, ни иностранная. Это стало окончательно ясно 25 октября 2003 года, когда агенты ФСБ с оружием и в масках штурмом взяли частный самолет и арестовали находившегося в нем Михаила Ходорковского, прежде чем он успел подняться из новосибирского аэропорта.
Х
