Участники: Николас Гвоздев (Nikolas Gvosdev), Сара Э. Мендельсон (Sarah E. Mendelson)
Сегодня активно обсуждается вопрос: как будет выглядеть политический процесс в России после ухода Владимира Путина из Кремля в 2008 г. Пойдет ли она нынешним курсом ('сильная власть' внутри страны, напряженные отношения с Западом'), или станет 'сговорчивее'? Это имеет важное значение с точки зрения ситуации на энергетических рынках, демократизации 'ближнего зарубежья' и позиции России в Совете Безопасности ООН.
Редакция сайта CFR.org попросила старшего научного сотрудника Центра стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studies) Сару Мендельсон и редактора журнала National Interest Николаса Гвоздева обменяться мнениями о том, какой будет 'постпутинская' Россия, и как его уход с поста главы государства может повлиять на американо-российские отношения.
__________________________________________
29 января 2007 г. Николас Гвоздев
Надежда умирает последней! Трудно отделаться от впечатления, что сегодня, если у США возникают проблемы с внутренней или внешней политикой какой-либо страны, в качестве рецепта предлагается 'смена режима'. И конечно, эта смена не всегда оказывается к лучшему с точки зрения наших интересов.
Я с грустной нежностью вспоминаю атмосферу, которая царила в Вашингтоне во время выборов 2005 г. в Германии. Нам говорили: как только Ангела Меркель — ее почти все называли 'проамерикански настроенной' — сменит на посту канцлера Герхарда Шредера (Gerhard Schroeder), этого 'коварного злодея', создавшего в 2003 г. ось 'Париж-Берлин-Москва', которая не позволила Совету Безопасности санкционировать вторжение в Ирак, Берлин не только поддержит действия США в отношении Ирака и Ирана, но и 'задаст перцу этим русским'.
Эти ожидания не оправдались, поскольку германские политические и деловые элиты придерживаются, в общем, единой точки зрения относительно интересов страны, и ни один конкретный политик не в состоянии ее полностью изменить, каковы бы ни были его личные предпочтения. Этот пример особенно важно иметь в виду, когда мы обсуждаем возможное развитие событий в России после 2008 г. Мы зачастую слишком персонифицируем политические процессы на постсоветском пространстве (все зависит от [Бориса] Yeltsin! [Михаила] Саакашвили! [Владимира] Путина! [Виктора] Януковича! И т.д. и т.п….), а потому забываем о том, что у России есть основополагающие национальные интересы, которые не меняются от того, кто именно сидит в Кремле — царь, предсовнаркома или президент.
Проявит ли более демократическая Россия — здесь я имею в виду не наличие во власти людей, называющих себя 'демократами', а большую степень ответственности правительства перед народом — готовность идти навстречу пожеланиям США? Согласится ли она на введение карательных санкций против Ирана? Проведет ли реструктуризацию энергетической отрасли с учетом наших потребностей? Этот список можно продолжать до бесконечности:
Организаторы сегодняшней дискуссии предлагают нам ответить на два важных вопроса. Первый звучит так: способен ли 'новорожденный' режим, сформировавшийся вокруг Владимира Путина, сохраниться после его формального ухода с поста? Что ж, на мой взгляд, его 'шансы на выживание' составляют 70 из 100 — если события будут развиваться в том же направлении, что и в Мексике в 1930-е гг., или в Сингапуре в 1990-е. Второй вопрос — можно ли переломить тенденцию к ухудшению американо-российских отношений? На мой взгляд, да — если мы признаем, что в международной политике общие интересы важнее общих ценностей.
В то же время хочу подчеркнуть — я решительно против привязки этих двух вопросов друг к другу. Я не утверждаю, что демократизация России невыгодна Соединенным Штатам. В конце концов власть, действующая на основах открытости и прозрачности, подвергающаяся надзору и критике со стороны общества, более ограничена, и в чем-то более предсказуема в своих действиях, чем авторитарный режим. Но нам не стоит поддаваться иллюзии, будто уход Путина приведет к созданию в России правительства, готового согласиться с нашими приоритетами — ведь многие нынешние проблемы в наших отношениях существовали, пусть и подспудно, даже в безмятежные 1990-е, во времена дружбы между 'Биллом и Борисом'.
29 января 2007 г. Сара Мендельсон
Американо-российские отношения действительно страдают от 'персонифицированной' стратегии, которой придерживаются уже несколько администраций. Но с каких пор направленность развития России уже не считается важным вопросом с точки зрения национальной безопасности США? Отвечу: это по-прежнему так. Более того, поскольку это развитие идет в сторону авторитаризма, оно вызывает особую озабоченность.
Я согласна с Николасом в том, что после ухода Путина нынешний режим сохранится, по крайней мере, на какое-то время. Я не ожидаю серьезных перемен в 2008 г. Меня больше интересует период с 2012 г. и далее. Скажу почему: кремлевский 'ближний круг', конечно, может кататься как сыр в масле благодаря доходам от сырьевых ресурсов, которыми так щедро наделены российские недра, да и уровень жизни населения в целом, возможно, будет повышаться, но упадок и недееспособность институтов до бесконечности игнорировать нельзя. Без серьезных изменений в управленческом стиле Кремля и существенного увеличения инвестиций в важнейшие институты режим такого типа в конечном итоге обречен.
Таким образом, возникает еще один, более актуальный вопрос: как скоро россияне мобилизуются, требуя решения многочисленных проблем, с которыми они сталкиваются? Через пять лет? Через десять? Через пятнадцать? И какие проблемы вызовут особое недовольство? Посмотрите результаты любых социологических опросов, в том числе проводившихся под руководством Центра стратегических и международных исследований, и вы увидите, какое возмущение и беспокойство у россиян вызывает недофинансирование здравоохранения, особенно в условиях поразившего страну демографического кризиса. Вы узнаете, что, по их мнению, полиция не столько защищает граждан, сколько издевается над ними, и о тревоге из-за 'дедовщины' в армии. Рано или поздно, в промежутке между отпуском на заграничном лыжном курорте и походами по магазинам у представителей растущего российского среднего класса мелькнет мысль, что заключенная ими сделка — авторитаризм в обмен на 'порядок' — обходится им слишком дорого, или, хуже того, что с обещанным порядком их просто обманули.
В краткосрочной перспективе 'постпутинская' Россия будет напоминать сегодняшнюю: пространство публичной политики будет и дальше сокращаться, а общественные институты — все больше ветшать. Что же касается российско-американских отношений, то уход Путина с поста изменит лишь одну часть уравнения. Не меньшее, если не большее значение будет иметь другой вопрос — кто окажется в Белом доме. Не припомню, когда к президентской гонке в США готовилось столько участников, а вероятность, что вопросы, связанные с Россией, окажутся в центре предвыборной кампании, была так мала.
Однако я могу представить себе, что в результате нашей собственной 'смены режима', вопросы соблюдения прав человека и гуманитарных правовых норм по всему миру будут играть более важную роль во внутренней и внешней политике США. Кто бы ни оказался в Белом доме — республиканец или демократ, ему придется провести на международной арене огромную работу, чтобы устранить ущерб, нанесенный безответственным пренебрежением администрации Буша к международному праву. Эта работа должна покончить с тенденцией к попустительству, — недооценкой значения прав человека и нарушений международного права — которая придает смелости сторонникам авторитаризма и оставляет правозащитников в изоляции.
30 января 2007 г. Николас Гвоздев
Сара затронула 'вопрос на 64000 рублей': Способна ли нынешняя правящая элита мыслить широко — не только о собственных краткосрочных интересах? Меня поражает сходство между ситуацией в Мексике примерно в 1927 г. и в России 80 лет спустя. В обоих случаях мы имеем сильного авторитарного президента, склонного к централизации власти и стремящегося, чтобы созданный им режим сохранился и после предписываемого конституцией срока его пребывания у власти. [Президент Мексики] Плутарко Элиас Каллес (Plutarco Elías Calles) сумел заставить представителей политической и деловой элиты страны поступиться личными интересами, создав правящую партию (получившую впоследствии красноречивое название — Институционно-революционная партия (ИРП)), которая оставалась у власти 70 лет, и, по крайней мере в 1960-х гг., провела ряд социально-экономических реформ в интересах народа.
Российский вице-премьер Дмитрий Медведев — возможный преемник Путина — говорит о необходимости восстановления социальной инфраструктуры страны; так, в статье, опубликованный в газете 'Коммерсант' 25 января 2007 г., он уделил большое внимание здравоохранению. Однако в России всегда умели ставить амбициозные задачи в сфере развития; трагедия была в их плохом выполнении.
Таким образом, три главных вопроса звучат так: Сможет ли Путин убедить элиты согласиться с неким механизмом передачи власти? Обеспечат ли его преемники гражданам страны приемлемое качество жизни? Удовлетворится ли в обозримом будущем растущий средний класс системой 'управляемого плюрализма'?
[Вот еще один интересный факт из истории Мексики: Каллес продолжал 'править из-за кулис' при нескольких следующих президентах, однако затем Ласаро Карденас (Lázaro Cárdenas) сумел порвать связь между режимом и его создателем, и в 1936 г. вынудил последнего удалиться в изгнание. В этой связи возникает вопрос: придется ли самому Путину исчезнуть с российской политической арены, чтобы 'путинизм' пережил его правление?]
Однако, какой бы интересной ни была дискуссия на эти темы, пора вернуться к главному: какое все это имеет отношение к простым американцам?
Как я заметил вчера, если в другой стране существует демократический строй, это в целом положительно влияет на наши отношения с ней, однако на мой взгляд недавнее 'охлаждение' между США и Россией связано скорее со столкновением интересов, чем с отсутствием общих ценностей. При более демократическом строе в России ее позиция все равно расходилась бы с нашей по ряду важных вопросов — по тем же причинам, по которым у США и Франции, несмотря на то, что обе они являются демократическими странами, существуют фундаментальные внешнеполитические разногласия.
В отличие от Сары, я не уверен, что превращение вопроса о соблюдении международных норм по правам человека в основополагающий принцип внешней политики США принесет желаемый результат. На мой взгляд, многие из потенциальных кандидатов в президенты от Демократической партии не меньше, чем их соперники-республиканцы, впадают в ту же непоследовательность, что в прошлом году продемонстрировал вице-президент Дик Чейни (Dick Cheney): противоречие между 'Вильнюсом' (критикой России за ее политику в области прав человека) и 'Астаной' ('отпущением грехов' проамериканским режимам ради стратегических и экономических уступок).
Откат от демократии, конечно, должен нас беспокоить. Однако я согласен со словами президента Совета по международным отношениям Ричарда Н. Хааса (Richard N. Haass): 'главное внимание во внешней политике США должно уделяться внешней, а не внутренней политике других стран'.
31 января 2007 г. Сара Мендельсон
Сравнение между Мексикой 1927 г. и Россией 2007 г. крайне интересно; мне оно в голову не пришло. Сегодня в России часто слышишь позитивные отзывы об Аугусто Пиночете и 'чилийской модели', но можно лишь гадать, готовится ли кремлевская элита остаться у власти 'всерьез и надолго' по примеру мексиканской ИРП.
Однако я хотела бы сосредоточиться на вопросе о том, какое значение во внешней политике США должно придаваться внешней и внутренней политике других стран, поскольку по этой важной теме, судя по всему, у нас есть серьезные разногласия, и она имеет непосредственное отношение к нашей дискуссии о ситуации в России.
Когда мы игнорируем или отодвигаем на второй план внутреннюю политику других стран, угрозы национальной безопасности США усиливаются. Мне в голову не приходит ни одной проблемы, связанной с национальной безопасностью, которую можно было бы понять или решить на основе такого разграничения внешней и внутренней политики. Взять хотя бы терроризм, распространение оружия массового поражения, болезни, или экологические вопросы: Мне кажется, после 11 сентября, помня о том, как режим талибов предоставлял убежище террористам, обоснованность подобной точки зрения доказать трудно.
Происходящее в самой России должно волновать американцев по ряду причин, связанных, в частности, со способностью ее властей контролировать ядерные материалы (вспомним полоний!), продолжающимся конфликтом в Чечне, и серьезными медицинскими проблемами — в частности, распространением штамма туберкулеза, резистентного к лекарственным препаратам. Впрочем, самая важная причина, пожалуй, заключается в том, что в стратегическом и экономическом плане США тесно взаимосвязаны с Европой, а проблемы России — это проблемы европейского региона. Поведение российских властей внутри страны связано с их поведением на международной арене.
Что же касается наших выборов 2008 г., то я говорила скорее о своих надеждах, чем о реальном положении вещей. Боюсь, все кандидаты — как демократы, так и республиканцы — не желают даже поднимать вопрос о правах человека. На мой взгляд, ущерб, нанесенный имиджу США за рубежом, очень велик, и внушает большую тревогу, поэтому, чтобы Вашингтон вновь мог служить вдохновляющим примером для других стран и играть роль мирового лидера, кандидатам в президенты следует занять твердую позицию в отношении, скажем, активизации и поддержания существующих международных правовых норм, особенно тех, что помогают защитить американцев, служащих за рубежом, например, Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания. Отход от безусловного запрета на применение пыток, по мнению многих отставных американских генералов, подвергает наших военнослужащих дополнительному риску. Кроме того, он производит ужасающее впечатление за рубежом.
Я воочию убедилась в этом на прошлой неделе, присутствуя на собраниях четырех фокус-групп, состоящих из молодых людей, в Москве и Ярославле — городе в трех часах езды на северо-восток от российской столицы. Участники, например, утверждали: 'Если США чем-то не нравится какая-нибудь небольшая страна, они попросту применяют силу'. Постоянно упоминались Ирак и Вьетнам. На нас теперь смотрят как на страну, неспособную сотрудничать с другими государствами. И пока это мнение сохраняется, мы не можем быть мировым лидером.
Выступая за прекращение практики, в рамках которой мы дружим с диктаторами, если это соответствует нашим краткосрочным интересам, я понимаю, что вряд ли найду много сторонников. Но Ник так и не убедил меня, что серьезное сотрудничество можно строить только на общности интересов, без общих ценностей. Не нужно быть франкофоном, чтобы понять: разногласия, которые у нас возникли с Францией (и правительствами многих других европейских стран) из-за войны в Ираке, бледнеют перед проблемами, которые ждут нас в отношениях с Россией в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективе. Я не говорю, что сотрудничество с Россией невозможно, но на глубину этого сотрудничества наличие или отсутствие общих ценностей, несомненно, влияет.
________________________________________________
Преемник Путина определяется в скрытой борьбе ("The Wall Street Journal", США)
Сомнения по поводу преемника Путина выбивают Кремль из колеи ("The Financial Times", Великобритания)
