Узнав о смерти Курта Воннегута, я сразу же достал с полки его роман 'Фокус-покус' (Hocus Pocus). Возможно, он не относится к числу его лучших книг (я, кажется, так и не одолел 'Фокус-покус' до конца), но незадолго до публикации летом 1990 г. я получил этот томик в твердой обложке в подарок от самого Воннегута. Он нарисовал один из знаменитых шаржей на самого себя - всклокоченные волосы, кустистые брови, сигарета, повисшая в углу рта - и написал 'Милому старине Грегори - моему соавтору'.
Воннегут с полным основанием войдет в историю как мрачноватый сатирик, критиковавший наше общество, и самый выдающийся представитель литературной 'контркультуры'. Однако я запомнил его чудаковатым и добрым стариком, чья ранимость и честность казалась особенно пронзительной на фоне окружающего претенциозного мира.
Когда я впервые встретился с Воннегутом, мне было 23 года. Я был впечатлительным и вечно напуганным помощником редактора в нью-йоркском издательстве Putnam Publishing. Как-то раз, когда его редактора - и моей начальницы - Фейт Сэйл не было на месте, он зашел к нам и спросил дежурную, может ли он поговорить с Сэйл. Вместо нее вызвали меня.
'Простите, мистер Воннегут, я Грегори, помощник Фейт. В ближайшие две недели ее не будет - она в Лондоне. Могу я вам чем-нибудь помочь?'
Он был огорчен, казалось, даже напуган. Потом он спросил о рукописи 'Фокуса-покуса', которую недавно сдал в издательство: 'Что, Грегори, ужасно написано?'
Я, естественно, понятия не имел, хорош или плох его роман. В мои обязанности входило не чтение рукописей знаменитых писателей, а просмотр опусов, которые грудами слали нам начинающие авторы, и подготовка писем с отказом в их публикации. Но первым делом у меня мелькнула мысль: 'Господи, парень, ты же Курт Воннегут! О чем тебе волноваться?'
Однако я не высказал ее вслух, а взял его за локоть серого свитера - поношенного, пропахшего табаком - и заверил, что книга получилась отличная, а потом спросил, не хочет ли он присесть и чего-нибудь выпить. После этого я побежал срочно звонить начальнице.
Не знаю, хотела ли Сэйл его просто успокоить, или действительно считала, что некоторые места в романе надо переделать, но она попросила Воннегута внести правку прямо в издательстве - благо как раз напротив меня один кабинет пустовал.
Следующие несколько дней он по утрам поднимался к нам на 16 этаж, и какое-то время проводил в этой маленькой комнатке. Не знаю, чем он там занимался, но каждый раз Воннегут тепло со мной здоровался и даже приглашал поболтать. Узнав, что в колледже я изучал теологию, он усмехнулся и сказал: когда-нибудь мы вместе напишем книгу обо всех этих безумных вещах, в которые люди верят.
В 1992 г. я бросил редакторскую работу, уехал из Нью-Йорка, и почти не вспоминал о Воннегуте - до самого кануна рождества 2005 г. В тот день, ежась от пронзительного холода, я ждал поезда на Дрезден на берлинском вокзале Шенефельд, и читал его шедевр 'Бойня номер пять', до которого у меня раньше не доходили руки. К тому времени я уже прочел и отличную книгу историка Фредерика Тэйлора (Frederick Taylor) о бомбардировке Дрездена в 1945 г. Но вечером, сходя с поезда в столице Саксонии, я думал не о количестве самолетов и сброшенных бомб, а о людях, ставших очевидцами катастрофы - таких как Воннегут и его герой Билли Пилигрим - и о том, что сотворил с ними этот ужас.
Один критик как-то написал: 'Бойня номер пять' - 'не столько о Дрездене, сколько о неспособности Воннегута примириться с произошедшим'. Полностью с ним согласен. Подобно жене Лота, Воннегут постоянно оглядывался на эти дни, не в силах преодолеть себя. Нет, он не превратился в соляной столб, и, что самое важное, не ожесточился душой. Он видел объятый пламенем Дрезден и плакал, но, как герой другого его романа, миллионер-филантроп Элиот Розуотер, Воннегут своими книгами убеждал нас - будьте добрее!
И, вспоминая те несколько дней, когда мне довелось трудиться рядом с великим Куртом Воннегутом, могу сказать, нисколько не кривя душой: он сам был воплощением того, что проповедовал.
__________________________________________
Курт Воннегут: Человек - самая большая ошибка эволюции! ("Washington ProFile", США)
Курт Воннегут: "Наши правители - это шимпанзе, пьяные от власти" ("La Jornada", Мексика)