Непросто расставаться со статусом сверхдержавы, с ролью одного из мировых вершителей судеб, оказаться во втором эшелоне, в шатком клубе средних аристократических держав. Но именно это произошло с Россией в 1989 году: она лишилась своей империи, но не утратила историческую имперскую память; осталась европейской, но чуждой Евросоюзу страной; потеряла своих союзников, но не давнюю соперницу НАТО, которая принялась принимать в свои ряды страны, ранее находившихся под российским влиянием.
В подобной непростой ситуации поведение игроков становится нетривиальной задачей: оно всегда был двусмысленным, сегодня оно становится нереалистичным, неумелым и опасным. Тем более что московские руководители должны поддерживать видимость своего авторитета в международных делах, чтобы компенсировать недостатки внутриполитического курса, а также, чтобы сдерживать рост национализма в той самой стране, которая когда-то дала жизнь концепции популизма.
Эти тенденции начали постепенно развиваться, когда СССР Горбачева, а затем новая Россия Ельцина подчинились жестким законам победоносного однополярного мира: Москва поддержала США во время первой войны в Персидском Заливе, хотя и не принимала в ней активного участия, и заняла сдержанную позицию, когда западные страны взялись за Ирак, который был ее старым союзником, и за Югославию, которая являлась немаловажной частью славянского мира.
Горбачев был вынужден принять решение о роспуске Организации Варшавского договора, а противостоявшая ей НАТО не только не была - как этого можно было ожидать - в свою очередь упразднена, напротив, она расширила границы своего влияния до 'ворот' имперской России, и даже залезла на некоторые ранее принадлежавшие ей территории. Новый царь был также вынужден в период между 1994-1997 годами пойти на заключение партнерского соглашения с военным альянсом, который не был распущен, несмотря на то, что у него больше не осталось врагов, ничто не угрожало его землям, и можно было не опасаться нападения захватчиков.
Доказательство неоднозначности статуса НАТО не заставило себя ждать: чтобы оправдать свое право на существование Североатлантическому альянсу пришлось заниматься вопросами, которые его не касались. В Косово НАТО попыталась положить конец этнической чистке, что в конечном итоге привело к тому, что жертвы стали палачами, затем начала заниматься Афганистаном, далее не так активно - Ираком, идут разговоры о ее помощи Палестине и Судану. Определенно, это далеко от Атлантики : Бывший военный альянс, созданный в свое время ощущавшим нависшую над собой угрозу Западом, переживает опасное превращение в некое подобие западного ООН, который подумывает принять в свои ряды Японию или Австралию, чтобы стать клубом 'достойных наций' или верных друзей Вашингтона. НАТО также становится чем-то вроде ООН для избранных, в частности, чтобы обойтись без услуг России.
Естественно, этот неявный 'минилатерализм' вызывает раздражение Москвы, а также Пекина, большинства неприсоединившихся стран и даже ООН. Правда, данная 'мутация' завершится успехом лишь при условии, что НАТО сможет доказать, что в этом бесполюсном мире угрозы все еще существуют, даже в самом сердце Запада. Поэтому и родилась эта удивительная, возвращающая Западу смысл его существования инициатива по созданию противоракетного щита, который будет размещен на территории Польши и Чехии. Нервная реакция Москвы легко объяснима: нелегко убедить властителей Кремля, что в данном случае речь идет исключительно о защите Европы от возможных ударов со стороны Ирана или Северной Кореи . . .
Дело принимает тем более серьезный оборот, что события разворачиваются на фоне череды конфликтных ситуаций, возникших в конце 1990-х годов, в основном после 'эрозии' порожденного событиями 11 сентября антитеррористического фронта: усиление активности США в черноморском регионе, на Кавказе и Каспии, любопытная эволюция вопроса Косово, возрождение в странах Балтии антисоветских, очень быстро превратившихся в антироссийские, настроений, радикализация польского режима, а также наиболее вопиющие перегибы, среди которых вызывающие беспокойство действия России в области энергетики и прав человека.
Именно так к обоюдному удовольствию и создается - причем, очень быстро - образ врага: Таллинн или Варшава жаждут мести; Вашингтон мечтает о старых добрых временах, когда враги делали его популярным, а значит незаменимым; Москва тоскует по мировому могуществу на мировой арене, раз уж ее внутренняя политика оказалась неэффективной. Именно они окажутся в выигрыше. Давайте же задумаемся о том, какую Европу они для нас уготовили.
Бертран Бади, профессор парижского Института политических исследований (Institut d'études politiques).
__________________________________
Грубость, реализм и Россия ("The New York Times", США)
Чудовище или герой нашего времени? ("Al Ahram", Арабская пресса)
