Comment is free . . .
Телесные повреждения, нанесенные мне в Москве, - ничто по сравнению с избиениями, которым подвергались в России другие люди. Порой они оказывались смертельными.
Недавний разгон московского гей-парада - очередное доказательство стремительного скатывания России к автократии и авторитаризму. Короткая эпоха посткоммунистической демократической открытости начала девяностых позади.
Несмотря на конституционные гарантии свободы самовыражения и права на протест, эти гражданские свободы сегодня сильно зависят от прихоти лидеров Кремля. Российский режим при президенте Владимире Путине с его диктаторскими замашками несет на себе отпечаток сталинизма. Это проявилось в неоднократных нападках на таких демократических активистов, как Гарри Каспаров, и закрытии антивоенного правозащитного Общества русско-чеченской дружбы.
Две недели назад, во время московского гей-парада я на себе испытал откат России от демократии, пострадав в результате сговора правительства и милиции с правыми экстремистами.
Московская милиция и ОМОН не только не защитили от жестокого нападения участников гей-парада, но и не арестовали нападавших. Хотя нас нещадно избивали, милиция арестовала лишь горстку хулиганов, и большинство из них быстро отпустили, часто - без предъявления обвинения.
Более того, сегодня имеется множество доказательств сговора милиции с крайне правыми. Фашистам, по сути, дали возможность сделать то, что хотела, но не осмеливалась сделать на глазах мировых СМИ милиция: поколотить голубых.
Эта печальная сага началась, когда мэр Москвы Юрий Лужков издал в середине мая распоряжение, запрещающее гей-парад. Он предупредил, что вся сила государства будет брошена на то, чтобы не допустить его. Чего он боялся? Разве могут несколько десятков участников гей-парада угрожать кому-то, тем более, могущественному российскому государству?
Лужков стоял на своем, несмотря даже на то, что право на мирный протест гарантировано российским законодательством, а всего двумя неделями ранее Европейский суд по правам человека объявил незаконным запрет на гей-парад в Варшаве.
По просьбе организаторов московского гей-парада я отправился в Москву, чтобы выказать солидарность с кампанией за права лесбиянок, геев, бисексуалов и транссексуалов в России. Они надеялись на то, что присутствие сочувствующих из-за рубежа, таких, как я, сделает московские власти менее агрессивными. Мы ошибались.
Учитывая запрет марша и угрозы мэра, неудивительно, что всего 40 человек отважилось принять участие в митинге в защиту прав геев напротив мэрии Москвы на главной улице столицы - Тверской.
Наша попытка передать мэру Лужкову письмо протеста переполнила чашу терпения властей. Очевидно, в путинской России передача петиций незаконна. Организатора московского гей-парада Николая Алексеева немедленно арестовали и грубо затолкали в милицейский фургон. Милиционеры попытались схватить и остальных из нас. Мне удалось ускользнуть от группы захвата.
То, что произошло после этого, все прояснило. Как будто по условному сигналу милиционеры расступились. Из-за их спин хлынули орды неонацистов, ультранационалистов и религиозных фанатиков, которые бросились на нас с кулаками. Они вскидывали руки в нацистском приветствии и кричали леденящие душу лозунги: 'Москва - не Содом' и 'смерть гомосексуалистам'. Милиция и ОМОН наблюдали за этим со стороны.
Когда я выставил плакат с надписью 'Права геев' по-русски и по-английски, меня ударили в правый глаз, чуть не лишив сознания. Потом фашисты повалили меня на землю. Меня всего избили. Это происходило на глазах десятков милиционеров. Они не вмешивались. По крайней мере, поначалу. Наконец, они решили что-то сделать и арестовали меня - а не тех, кто меня избивал. Правым головорезам позволили спокойно уйти.
На дежурстве были сотни милиционеров. Они легко могли не позволить неонацистам подойти к нам ближе, чем на 100 метров. Но они этого не сделали. Могу лишь предполагать, что отказ нам в защите был сознательным решением властей.
Я несколько раз видел, как офицеры ОМОНа и милиции дружески общаются с правыми экстремистами. Они беседовали как хорошие знакомые. В какой-то момент я заметил, что офицер милиции указывает экстремистам-гомофобам направление, в котором побежали некоторые участники гей-парада. Экстремисты ринулись по улице и напали на наших людей. Это выглядело так, будто милиция помогала правым расправиться с нами.
Свидетелем подобного сговора стал и Скотт Лонг (Scott Long), международный наблюдатель от нью-йоркской организации Human Rights Watch. На пресс-конференции в помещении московской Хельсинской группы он заявил, что видел, как милиция и правые экстремисты совместно идентифицировали участников гей-прайда, которых потом избивали или арестовывали.
Позже российские активисты предполагали, что некоторые из нападавших могли быть офицерами милиции, действовавшими в качестве провокаторов. Они говорят, что это излюбленная тактика Кремля в борьбе с демократами и правозащитниками. Я не уверен. Но я видел людей в гражданском, которые были в толпе крайне правых, ходили за милицейские автобусы и разговаривали с милиционерами и омоновцами. Возможно, мои русские друзья правы. Не исключено, что некоторые из правых хулиганов были переодетыми офицерами милиции, делавшими в гражданской одежде то, что они не могли бы сделать в милицейской форме.
Когда я был арестован, омоновцы отволокли меня в милицейский автобус. Меня заставили сесть рядом с тремя арестованными ранее неонацистами - похоже, это было сознательным актом запугивания.
Омоновцы обзывали меня 'гомиком'. Кроме того, они потребовали, чтобы я сказал, гей ли я. Я несколько мгновений колебался, опасаясь последствий, которые могло повлечь за собой признание моей гомосексуальности. Когда я ответил 'да, гей', один из офицеров ОМОНа хлопнул дубинкой по ладони и заявил: 'Скоро мы доставим тебя в участок и там с тобой позабавимся'. По всей видимости, он не собирался угощать меня чаем с пирожными.
Вскоре после того, как я был избит и арестован, московская милиция начала операцию по ограничению ущерба. Она заявила, что я был задержан ради моей же безопасности, и что напавший на меня арестован. Как сообщала International Herald Tribune, 'милиция арестовала нападавшего и посадила Тэтчела в милицейский фургон с целью его защиты, - говорит официальный представитель московской милиции Евгений Гильдеев'.
Это заявления неверно, судя по словам Евгения Гуськова, офицера, расследовавшего нападение на меня. Он сообщил мне, что личность нападавшего не установлена, и он не арестован.
Хотя московская милиция начала расследование этого нападения, я подозреваю, что это не более, чем пиаровский ход, призванный создать впечатление, будто они что-то делают. Я не рассчитываю на то, что преступник будет арестован. Слишком многие московские милиционеры - гомофобы и сочувствуют фашистам. Они не защитили нас от насилия неонацистов и не арестовали напавших на нас головорезов.
В прошлом году, когда тоже была сорвана попытка проведения гей-парада, правый экстремист бросил камень в лицо немецкому депутату от партии зеленых Фолькеру Беку (Volker Beck). Нападение на Бека было зафиксировано на пленке. В русском издании Newsweek он был назван по имени и, более того, приводилось его признание в том, что именно он бросил камень. Его так и не арестовали, не говоря уже о том, чтобы привлечь его к уголовной ответственности. Московские власти защищают крайне правых, даже когда они совершают жестокие преступления на почве ненависти и делают публичные признания.
Я еще легко отделался. Я получил небольшое сотрясение, в результате которого у меня несколько нарушены равновесие, координация, память и концентрация. Правый глаз все еще видит не совсем отчетливо, по всему телу у меня синяки. Но серьезных травм у меня нет. Я жив. Врачи говорят, что мое здоровье полностью восстановится через несколько недель.
Мои неприятности - ничто по сравнению с тем, что пришлось испытать российским правозащитникам, авторам журналистских расследований, защитникам окружающей среды и противникам войны в Чечне. Порой их даже убивают.
Сожалею ли я о чем-то? Действительно, избиение - это не то, чего я хотел или на что рассчитывал. Но я осознавал риски. Порой идти на риск необходимо - для того, чтобы бросить вызов несправедливости. Позитивным эффектом моего избиения стало то, что оно помогло высветить жестокий, репрессивный характер правления Путина и Лужкова.
Более того, начавшееся как выступление в защиту прав лесбиянок и геев превратилось в нечто более масштабное. В конечном итоге, мы защищали право на свободу самовыражения и мирный протест. Эти свободы стоит защищать всем россиянам - геям и натуралам.
___________________________
Почему мы не замечаем нетерпимости соседей? ("The Independent", Великобритания)
Искаженный характер перехода России к демократии ("The Guardian", Великобритания)
