Текст публикуется с любезного разрешения редакции 'Project Syndicate'
Государства-нации созданы на основе этнического и территориального единства, а их история и политическое развитие основаны на чувстве коллективной идентичности. Империи появляются, когда национальная группа считает свое существование внутри своих территориальных границ или опасным, или неэффективным, и предпринимает вынужденное расширение, которое обычно связано с крупномасштабным насилием.
Западная Европа нашла другое направление для своего развития только после Второй мировой войны, когда гитлеризм остался в прошлом, а сталинизм представлял собой очень реальную опасность. Западноевропейская интеллигенция поняла, что и национализм, и империализм были недопустимыми подходами к построению государства, и что для европейской стабильности необходим союз наций, который может и должен расширяться, но который никогда не превратится в империю.
Политическая элита Западной Европы быстро приняла эту позицию, и "евроатлантическое" политическое мышление Америки вместе с Планом Маршала решительно внесло в это свой вклад. Римские Соглашения, а также учреждение Совета Европы, стали олицетворением правовых, экономических и политических - но главным образом, философских - достижений.
Фундаментальные изменения произошли в Европе, когда развал советского коммунизма открыл совершенно новые возможности. Но невозможно не думать о том, что западные европейцы и американцы стремились сменить свою стратегическую перспективу 'холодной войны' на другую, которая сосредоточена исключительно на торговле и коммерции. Те, кто был готов рассмотреть сотрудничество с Советским Союзом Михаила Горбачева в 1990 году - в том же году, когда Парижская Хартия намеревалась учредить 'Европу от Ванкувера до Владивостока' - к 1992 году начали пренебрегать Россией и другими бывшими советскими республиками, за исключением стран Балтики. Вместо этого Запад решил преследовать только тактические отношения с постсоветской бюрократией России.
Западным лидерам не хватило нервов, чтобы вступить в отношения с российскими людьми в духе полного сотрудничества и одновременно открыто осуждать нарушения прав человека новым российским государством. Запад смотрел сквозь пальцы на авторитарные тенденции до тех пор, пока проблемы России не вышли за пределы страны.
Многие влиятельные эксперты просто перевернули экономический детерминизм, который характеризовал самых примитивных марксистов, и предположили, что в какой-то момент политика европейского стиля разовьется в России самотеком в результате воплощения идей свободного рынка. Однако, для советских людей Европа и Запад выделялись уважением к индивидуальной, интеллектуальной свободе и достоинством человеческой жизни; способность вести бизнес была вторичной. Распад СССР произошел не по экономическим причинам, а потому что небольшой подъем 'железного занавеса' открыл действительность, которая резко отличалась от идеи о том, что люди были в подчинении у государства.
Расширение Европейского Союза после 2004 года отметило начало новой главы в европейской истории, но оно не показало новую общеевропейскую стратегию или обновленное чувство интеграции. Впервые с его основания в 1957 году, ЕС был вынужден задуматься, насколько далеко простираются границы Европы в плане политики, экономики и культуры.
Безусловно, с исторической точки зрения Россия всегда была обособленной от западноевропейских традиций и цивилизации государств-наций, которые появились после подписания Вестфальского Договора в 1648 году. Однако, это разделение было далеко не абсолютным, и в девятнадцатом веке Западная Европа, Центральная Европа и Россия имели тесные связи как объединенное культурное и экономическое пространство, которое росло и развивалось несмотря на религиозные разнообразия и политические перевороты. Федор Достоевский отметил, что Россия нуждалась в Европе, и что Европа была второй российской родиной. Но все изменилось после Второй Мировой Войны и Большевистской революции.
Отношения между ЕС и Россией в настоящее время полностью прагматические, основанные на реальной политике и торговле, которые в свою очередь затмевают стратегическую перспективу. Но нефть, газ и металлы не лучший способ построить мосты между людьми. Чтобы построить те мосты, которые нам нужны, необходимы совсем другие материалы.
И российские, и западноевропейские изоляционисты одобряют почти один и тот же вредный подход. Привыкшие к авторитаризму и обремененные посттоталитарными комплексами, большинство русских, тем не менее, не являются ни изоляционистами, ни настроенными против запада. Но пассивный изоляционизм, определяемый идеей о том, что все за пределами России так или иначе является абстрактным, это неотъемлемая часть российского образа мыслей. Этот тип мышления создает очень большую опасность для России, и он столь же опасен для ее ближайших соседей и для запада.
Права человека, открытость и демократические ценности искренне должны быть общими, как средства для достижения настоящего партнерства. В современной атмосфере правительства и корпоративной бюрократии трудно разговаривать на таком языке. Однако, в стратегическом плане невозможно избежать или приукрасить серьезный язык, который необходимо использовать в диалоге между партнерами. Все еще есть надежда на то, что политическим будущим Европы не будет сомнительная "многополярность", а наоборот станет сотрудничество, основанное на общих ценностях свободы и справедливости.
Григорий Явлинский - председатель Российской Объединенной Демократической Партии 'Яблоко', Виктор Коган-Ясный - политический советник партии 'Яблоко' и председатель Региональной Гражданской Инициативы в Москве
Copyright: Project Syndicate, 2007.
Перевод с английского - Ирина Сащенкова ________________________________________
ЕС неспособен выработать стратегию по отношению к путинской России ("The International Herald Tribune", США)
Россия - Европа: это не 'холодная война', а полная неразбериха ("Le Temps", Швейцария)
