Сегодня в Вашингтоне много говорят о крахе общенациональной внешней политики, в отличие от времен 'холодной войны', когда между двумя крупнейшими партиями не возникало внешнеполитических разногласий. Однако, какими бы горячими ни были сегодняшние споры относительно Ирака или методов ведения так называемой глобальной войны с террором, обе партии внешнюю политику основывают на одном железобетонном постулате, относительно которого между ними нет никаких противоречий: Соединенные Штаты в обозримой перспективе останутся единственной сверхдержавой мира, единственным гарантом международной безопасности и глобальной торговли. Иными словами, в ближайшие десятилетия может измениться что угодно, но двадцать первый век будет во всех отношениях таким же 'веком Америки', как и двадцатый.
Этот постулат опирается, в свою очередь, на двух взаимосвязанных допущениях.
Допущение первое: поскольку ни одна страна или альянс нескольких стран пока не продемонстрировали ни особого желания, ни способности спорить с США за мировое первенство, ни одна страна и в будущем этого не сделает. Сторонники этой формулы говорят, что амбиции Китая в самом лучшем для него случая ограничиваются региональным масштабом, а Европейский Союз слишком разобщен и слишком мало стремится что-то делать, чтобы восстанавливать свою некогда грозную военную машину. Что касается России, то окопавшиеся в Вашингтоне апологеты постоянства нынешнего миропорядка твердят, что снижение численности населения и чрезмерная зависимость от минеральных ресурсов в долгосрочной перспективе отодвинут Россию от центральных ролей на мировой арене.
Допущение второе: США нужны миру и мир по достоинству ценит то, что США в мире делают. В несколько измененном варианте, 'США нужны миру больше, чем мир нужен США'. Авторы этого утверждения полагают, что если до сих пор никто всерьез не пытался бороться с американской гегемонией, то лишь потому, что именно США мир обязан, как выражаются аналитики-международники, поставками 'общемирового товара': Америка поддерживает во всем мире политическую и экономическую стабильность, выступает гарантом демократического и капиталистического мирового порядка и - обладая несравнимой ни с одной другой страной военной силой - играет роль 'средства последней надежды', то есть всемирного полицейского.
Пока оставим в стороне обоснованность этих утверждений. В любом случае, они заслуживают серьезного отношения к себе благодаря хотя бы частотности их повторения представителями американских (реже - британских) политических и политологических кругов. Во все имперские эпохи - от Pax Romana и Pax Britannica до нынешнего Pax Americana - империи оправдывали свой господствующий статус тем, что они удовлетворяют не столько собственные, сколько общемировые интересы. Оглядываясь на 1900 год, год апофеоза британского имперского могущества, Г. Уэллс (H.G. Wells) писал: "Британская Империя, расползаясь по миру, все же сохраняла традиции свободной торговли и открытого и откровенного отношения ко всем, из какого бы уголка планеты они ни происходили".
Вот и сегодня американские политики со всех концов политического спектра - от Барака Обамы (Barack Obama) до Руди Джулиани (Rudy Giuliani) и от консервативного политолога Роберта Кагана (Robert Kagan) до либерала Майкла Мэнделбаума (Michael Mandelbaum) - демонстрируют столь же сильную убежденность в добрых политических началах Америки. Сколь бы ни были резки их внутренние разногласия по всем другим вопросам, все они одинаково уверены: миру лучше всего, если во главе его стоит Америка, а если мир лишится Америки как лидера, то такой мир будет опасен, беспорядочен и неблагополучен.
Допустим, мы им поверили. Тогда получается, что единственная серьезная угроза американской гегемонии, которая только-только вырисовывается на горизонте - потенциальное нежелание американского народа поддерживать в свою страну как гегемона.
А теперь давайте зададимся вопросом: а что если представители американской нации, выступающие носителями указанных выше убеждений, не являются, вопреки распространенному мнению, носителями беспристрастного взгляда на ситуацию на мировой арене, очищенного от всякого рода антиимперских мистификаций? Что если на самом деле эти люди стали жертвой тех же иллюзий, какие перед Первой мировой войной питал правящий класс Великобритании, уверенный, что Британская империя есть настолько важный фактор мировой стабильности и являет собой столь совершенный образец мировой справедливости - по крайней мере, по сравнению с аналогами в прошлом и альтернативами в тогдашнем настоящем, - что она способна выдержать и выдержит любые посягательства на свою гегемонию?
Тех, кто, оглядываясь назад в историю, заключает, что любая империя через какое-то время становится самовлюбленной, вряд ли можно упрекать в желании притянуть аргумент за уши. Как британский империалист Сесиль Родс (Cecil Rhodes) вещал о том, что британский колониализм в Африке - это 'благотворительность плюс пять процентов', так и сегодня президент Буш не устает говорить об особой миссии Америки - нести демократию во все уголки мира. К тому же, история наглядно демонстрирует еще одну вещь: 'звездный час' империи - вещь недолгая, а со временем гегемония становится все более и более скоропортящимся товаром. Если Римская Империя продержалась более семисот лет (а если считать и Византию, то вообще больше тысячи), то Британская была империей чуть более трехсот лет в Индии и менее века - в Африке. Экономические же трудности, которые сегодня испытывает на себе Америка, заставляют прийти к выводу, что срок, отпущенный ей на 'княжение' в качестве единственной сверхдержавы мира, будет еще короче.
Американцы с самого детства верят в то, что их страна - исключение из всякого рода правил. В приложении к внешней политике это оборачивается, как правило, тем, что те, кто ее делают, думают, что исторические пределы, положенные другим странам, к Америке неприменимы. Поэтому к мысли о том, что первенство Америки может уже сегодня подходить к концу, американцы, как правило, не предрасположены. Однако сегодня убежденность в том, что Соединенные Штаты - которым в ближайшие десятилетия, когда центральную роль в мировой экономике займут, как и пятьсот лет назад, Китай и Индия, придется, несомненно, приспосабливаться к условиям многополярного мира - могут до бесконечности играть роль мирового гегемона, все больше смотрится не продуктом рационального анализа, но стремлением выдать желаемое за действительное.
Самый главный постулат 'имперскости', справедливый для всех империй, будь то Рим, Испания или Британия, состоит в том, что их политическая сила всегда обусловливалась силой экономической, и наоборот. Поскольку никто не берется отрицать, что в экономическом отношении США ждет относительный спад (хотя Америка практически наверняка останется одним из центров мировой экономики), то утверждать, что геополитика не станет, вслед за экономикой, многополярной, можно лишь на том основании, что история по каким-либо причинам не применит к Америке один из немногих своих нерушимых законов. Такая убежденность - это не убежденность аналитика. Это убежденность верующего.
Война в Ираке показала, что возможности военной мощи, которой Америка привыкла так гордиться и по которой, что бы ни случилось со всем остальным, она еще многие десятилетия будет оставаться безусловным лидером, на самом деле сугубо ограниченны. В наше время, когда возникает столько асимметричных угроз, военная масса быстро устаревает как способ измерения военной силы.
Все это я говорю не потому, что предрекаю США выпадение из списка наиболее важных мировых держав, но лишь потому, что для Америки наступила эра, когда она становится страной-должником, а это значит, что дни, когда она сначала диктовала правила, а потом сама же становилась их гарантом, сочтены. Можно говорить все, что угодно, но из международных управленческих структур, сформировавшихся после Второй мировой войны, уже сыплется песок - да и пора бы, более шестидесяти лет прошло. Все понимают: что-то пора менять.
На настоящий момент единственной сверхдержавой пока остаются Соединенные Штаты. Но если не заниматься самообманом, думая, что в среднесрочной перспективе все будет продолжаться так же, как сегодня, а проводить грамотную политику, то мы - руководствуясь исключительно собственными интересами - должны сделать все, что от нас зависит, чтобы в наиболее жизненно важных для нас областях уже сейчас сформировать международные правила, которыми будут определяться отношения между Америкой и другими государствами после того, как 'звездный час' Америки - что неизбежно - останется в прошлом.
Если мы этого не сделаем, то нам придется проделать тот же путь, на который в 1914 году вступили британцы - воображать, что если сложившиеся политические условия хороши для нас, то они хороши и для всего остального мира, и что такое положение будет длиться вечно. Мы сегодня и вправду стоим перед выбором, но это не выбор 'второй американский век против анархии'. Это 'многополярный мир, в котором мы все же будем играть важную роль' - против 'антиамериканского века'.
Дэвид Рифф - автор многих книг. Среди его произведений - 'Под угрозой оружия: демократические мечты и вооруженное вторжение' ("At the Point of a Gun: Democratic Dreams and Armed Intervention") и 'Приют на одну ночь: кризис гуманизма' ("A Bed for the Night: Humanitarianism in Crisis").
_________________________________
Мировое лидерство Америки расшатано ("The International Herald Tribune", США)
Ставлю на Америку ("The Washington Post", США)
