Пятьдесят лет назад, когда большая часть живущих ныне на нашей планете людей еще не родилась, весь мир услышал звуковые сигналы спутника, подаваемые из космоса. Этот звук вызвал изумление и новые предчувствия. Теперь все в мире будет не так, как прежде — в геополитике, в науке и технике, в повседневной жизни и в возможностях человека и человечества.
Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли — новую луну — 4 октября 1957 года. Преодолев силу земного притяжения, вырвавшись из атмосферы в околоземное пространство, спутник вышел за пределы человеческого опыта и вывел нас в новое измерение. Теперь человек мог смотреть на себя как на путешественника в космосе. Подобное увеличение мобильности человечества в один прекрасный день могло стать таким же символом раскрепощения, как первые шаги наших давних прямоходящих предков гоминидов.
Однако первая реакция на этот запуск стала отражением тех мрачных опасений, которыми был охвачен мир в эпоху 'холодной войны'. Это было время страха и раскола, когда две сверхдержавы — Советский Союз и Соединенные Штаты Америки грозно смотрели друг на друга сквозь прицелы оружия массового уничтожения. Спутник изменил характер и масштабы 'холодной войны'.
Он стал невзрачным на вид провозвестником новой тревоги. Это был простой шар весом чуть более 80 килограммов и шириной около 60 сантиметров. Тщательно отполированная поверхность спутника из алюминия должна была хорошо отражать солнечный свет и быть видимой с поверхности Земли. Два радиопередатчика с антеннами-усиками постоянно передавали в эфир сигналы на тех частотах, на которых их могли засечь ученые и радиолюбители, чтобы подтвердить советское достижение.
Русские совершенно определенно хотели, чтобы спутник стал громким доказательством их технической доблести и возможных военных последствий. Но похоже, что даже они не смогли предугадать ту безумную реакцию, которую вызвал их успех.
Когда советский диктатор Никита Хрущев получил доклад о запуске, он, конечно же, был доволен. Вместе со своим сыном Сергеем Хрущев включил радиоприемник, чтобы послушать сигналы спутника. Сын вспоминает, что потом они отправились спать, так и не осознав 'масштабности произошедшего в те часы'.
Советская пресса опубликовала стандартное сообщение об этом событии, уместившееся в двух колонках, сделав это с минимумом злорадства. Но газеты на Западе, особенно в Соединенных Штатах, были переполнены новостями и анализом случившегося.
Сигналы спутника эхом прозвучали как в апартаментах власть предержащих, так и на улицах рядовых городов. Люди слушали, а ночью забирались на крыши домов и выходили во дворы, чтобы увидеть в ночном небе движущуюся световую точку, похожую на блуждающую звезду. Обычно новое изобретение или открытие вызывало стандартный вопрос: 'Что на сей раз сотворил Господь?' Теперь вопрос звучал по-другому: 'Что эти русские сделают в следующий раз?'
Историк из Университета Пенсильвании Уолтер Макдугалл (Walter A. McDougall) писал по этому поводу: 'Ни одно событие после Перл-Харбора не вызывало такого отклика в общественной жизни'. Молодое поколение может сравнить воздействие этого события с терактами 11 сентября.
Спутник вызвал у американцев кризис уверенности в себе. Неужели страна из-за своего благополучия слишком расслабилась? Неужели отстает наша система образования, особенно в сфере подготовки ученых и инженеров? Насколько сильны институты либеральной демократии в соперничестве с авторитарным коммунистическим обществом?
В своей работе 'The Heavens and the Earth: A Political History of the Space Age' ('Небеса и Земля: Политическая история космической эпохи') доктор Макдугалл писал, что до спутника 'холодная война' была 'военно-политической борьбой, в которой Соединенным Штатам нужно было лишь оказывать помощь своим находившимся на линии огня союзникам и утешать их'. Теперь же, продолжал он, 'холодная война' стала 'тотальной, она стала борьбой за лояльность и доверие всех народов, ведущейся на всех полях общественных достижений; в этой борьбе научные книги и расовая гармония стали такими же важными инструментами внешней политики, как ракеты и шпионы'.
Во времена запуска спутника Джон Ф. Кеннеди (John F. Kennedy) был молодым сенатором от штата Массачусетс, не интересующимся особо космосом. Юрий Гагарин был никому не известным военным летчиком. Джон Гленн-младший (John H. Glenn Jr.) был летчиком корпуса морской пехоты, недавно установившим рекорд по скорости трансконтинентального перелета на реактивном самолете из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Нил Армстронг (Neil A. Armstrong) испытывал новые самолеты в калифорнийской пустыне. Скоро, очень скоро их жизни должны были круто измениться, как и жизни сотен тысяч инженеров, техников, рабочих и простых людей с разных концов планеты.
Авиационному инженеру Томасу О'Молли (Thomas J. O'Malley) предстояло через несколько месяцев переехать во всеми забытое место на мысе Канаверал, штат Флорида, чтобы стать испытателем ракеты 'Атлас', разработка и создание которой проводилось ускоренными темпами. Со временем эта ракета должна будет поднять на орбиту американских астронавтов. 'У нас была одна цель, — вспоминал он недавно, — поднять наверх хоть что-нибудь, и чем скорее, тем лучше'.
Кристофер Крафт-младший (Christopher C. Kraft Jr.) вскоре оказался в рядах рабочей группы, которая планировала американский ответ на брошенный русскими вызов. Он станет первым руководителем полетов астронавтов. Но вначале, как вспоминает Крафт, боевой дух американских инженеров был близок к нулю. 'Я был не единственным инженером, ошеломленным тем, как мало я знаю, и как многому мне предстоит научиться', — сказал он как-то.
Когда весть о запуске спутника дошла до Хантсвилля, штат Алабама, Вернер фон Браун (Wernher von Braun) был вне себя от охватившего его отчаяния. Этот родившийся в Германии ученый и специалист по ракетам работал на американскую армию. Он тогда заявил, что США могли опередить русских в выходе на околоземную орбиту, если бы не приказ Пентагона отказаться от любой мысли об установке на ракете 'Юпитер-С', которую Браун испытывал, маленького спутника.
К отчаянию и стыду американцев, первые попытки США вывести на орбиту крошечный спутник 'Авангард' потерпели неудачу. Лишь в конце января 1958 года американцы успешно запустили на околоземную орбиту при помощи испытанной Брауном ракеты 'Юпитер-С' в многоступенчатом исполнении свой спутник 'Эксплорер-1'. Но русские к тому времени уже вывели на орбиту гораздо более крупный второй спутник с собакой Лайкой на борту. Этот пес стал предвестником космических полетов человека. Первый спутник не был единовременной счастливой случайностью.
Динамика развития событий после запуска спутника втянула в свой водоворот даже меня. Тогда я был рядовым 'холодной войны'. Как почти каждый годный к службе молодой американец (даже Элвису Пресли тогда пришлось отдать Родине два года жизни), я выполнял свой воинский долг, прервав на пару лет свою мирную жизнь и карьеру. Закончив колледж, я стал репортером Wall Street Journal на базе сухопутных войск в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси.
На следующее утро после советского триумфа я был в однодневном увольнении в Трентоне. Скупив все газеты, я разложил их на столике в кафе. Шапки заголовков во всю ширину газетного листа трубили о произошедшем. Малопонятная для меня терминология ракет и орбит запутала мне мозги, но я продолжал читать. Между делом я вспомнил, что спутник вышел на орбиту в день моего рождения. По крайней мере, теперь я всегда буду помнить, когда началась эра освоения космоса.
Теперь в моем рассказе должен, по идее, наступить момент, когда раздается судьбоносный удар грома, или ворвавшийся в открытые двери порыв ветра разбрасывает мои газеты и заставляет меня задуматься о странности произошедшего. Но никакого предчувствия по поводу того, что спутник вызовет череду событий, которые определят мою карьеру, у меня тогда не возникло. Лишь в 1959 году, когда я вернулся в редакцию Wall Street Journal из Западной Германии, где заканчивал свою службу, я ощутил последствия запуска спутника.
Газеты и другие средства массовой информации под влиянием этого запуска стремились подробнее освещать такие сферы, как наука, медицина и техника. Я согласился на предложение главного редактора отточить свое перо на ниве освещения медицинских проблем. Одно повлекло за собой другое: от медицины я перешел к науке, от науки к освоению космоса, из Wall Street Journal я перешел в журнал Time, а со временем в New York Times, где начал писать о самом амбициозном ответе Америки на запуск спутника — о программе 'Аполлон'.
Запуск спутника не должен был вызвать особого удивления и стать неожиданностью. Советский Союз и Соединенные Штаты Америки активно занимались разработкой баллистических ракет, способных доставлять на значительные расстояния ядерные боеголовки. Они также объявили о своих планах запуска искусственных спутников Земли во время Международного геофизического года. Это было научное мероприятие по изучению нашей планеты и ее атмосферы, начавшееся в 1957 году. Хрущев еще раз заявил о намерениях Советов всего за два месяца до его начала.
Но запуск стал настоящим шоком, сигналом к пробуждению. Один из интригующих вопросов истории заключается в следующем: что было бы, запусти американцы свой спутник первыми?
Алекс Роланд (Alex Roland), историк техники из Университета Дюка и бывший историк НАСА, говорит о том, что запуск спутника американцами лишь подтвердил бы их техническое превосходство. По его словам, дорогостоящее соперничество за достижение господства в космосе велось бы в этом случае гораздо менее настойчиво и активно.
С ним соглашается директор Института космической политики из Университета Джорджа Вашингтона Джон Логсдон (John M. Logsdon). 'Если бы не спутник, — говорит он, — 'Аполлона' могло и не быть'.
Но после спутника космическую гонку уже ничто не могло остановить. Критики подвергли резким нападкам администрацию президента Дуайта Эйзенхауэра (Dwight D. Eisenhower), который вначале не обратил особого внимания на спутник, назвав его 'событием, представляющим лишь научный интерес'. Вскоре министерство обороны ускорило процесс ракетных разработок. Конгресс, где преобладали демократы, создал Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА).
Представление об угрожающем преимуществе Советов в разработке ракет сохранялось. Большое внимание русских к ракетам диктовалось необходимостью. После Второй мировой войны американские бомбардировщики были сильнее русских, поскольку у тех не было военно-воздушных баз в пределах досягаемости территории противника, а США окружили Советский Союз кольцом своих баз.
Преувеличенные оценки 'отставания в ракетах' стали мощным подспорьем в предвыборной гонке за президентское кресло в 1960 году. Возможно, они имели решающее значение для победы Кеннеди, которой он добился с незначительным перевесом. Вскоре после прихода Кеннеди в Белый Дом русские одержали еще одну поразительную победу. В апреле 1961 года Гагарин стал первым человеком, совершившим космический полет по орбите вокруг Земли.
После нескольких недель консультаций за закрытыми дверями Кеннеди 25 мая выступил перед Конгрессом и заявил: 'Пришло время делать более широкие шаги — время нового и великого американского предприятия. Наша нация должна занять лидирующее место в освоении космоса, что во многих отношениях способно стать ключевым моментом для будущего Земли'.
Он поставил перед страной цель: 'Еще до завершения нынешнего десятилетия человек должен достичь поверхности Луны, а затем благополучно вернуться на Землю'.
Эта космическая гонка была очень короткой по временным рамкам — ведь с момента сигнала о пробуждении до первой лунной прогулки человека прошло всего 12 лет. Но эти годы были заполнены волнениями и ошеломляющими достижениями. Порой они были просто изумительны.
Русские настойчиво двигались вперед, возглавляя гонку, но американцы начали их догонять, выведя на орбиту корабли 'Меркурий' и 'Джемини'. Когда цель близка, начинающийся отсчет времени вызывает напряжение ожидания. В предрассветной темноте вы подъезжаете к столбу света, который окружает похожий на обелиск космический корабль, замерший в ожидании старта. Взрывная волна от запуска 'Сатурна-5', произведенного всего в каких-нибудь пяти километрах, ударяет вас в грудь и заставляет дрожать землю у вас под ногами. Получившая свободу и мощное ускорение огромная ракета сначала как будто проигрывает свою битву с земным притяжением, но затем медленно преодолевает его и направляется вверх. Струя огня и пара идет за ней следом. Космические путешественники отправляются в полет на Луну.
Лунные полеты врезались в память больше всего остального. Первыми до Луны в декабре 1968 года долетели астронавты корабля 'Аполлон-8', который совершил вокруг нее 10 витков. Из своих иллюминаторов они увидели удивительно прекрасную Землю голубого и зеленого цвета, укутанную шапкой белых облаков. В канун Рождества астронавты по очереди читали строки из Книги Бытия. Это был подарок с небес во времена хаоса, отчаяния, убийств, городских беспорядков и войны, расколовшей страну.
Затем пришла очередь 'Аполлона-11'. 20 июля 1969 года Нил Армстронг спускается по ступенькам космического корабля и делает 'гигантский скачок для всего человечества'. К нему присоединяется Базз Олдрин (Buzz Aldrin), и астронавты совершают первую прогулку по Луне. В отличие от всех предыдущих достижений в освоении космоса, в этот раз весь мир наблюдает за происходящим по телевизору.
В снятом недавно документальном фильме 'В тени Луны' пилот 'Аполлона-11' Майкл Коллинз (Michael Collins), остававшийся на лунной орбите во время высадки, вспоминает, что в период мирового турне экипажа астронавтов, которое они совершили впоследствии, у людей было такое чувство, будто и они сами принимали участие в высадке. Коллинз говорит: 'Люди, вместо того, чтобы сказать: 'Вы, американцы, сделали это!', говорили везде: 'Мы сделали это! Мы, люди Земли, мы, человеческая раса, мы сделали это!'
Теплота от ощущения сопричастности к сделанному была чем-то удивительным, особенно если учитывать первопричины космической гонки, проходившей в атмосфере страха и враждебности.
По сути дела, 'Аполлон-11' положил конец гонке в космосе, и к тому времени, когда в апреле 1970 года был произведен запуск 'Аполлона-13', интерес общества к космическим полетам угас. Остатки уверенности в себе, давшей стране в свое время толчок и заставившей ее в 1961 году начать программу 'Аполлон', уступили место сомнениям. Война во Вьетнаме, ставшая еще одной главой в истории 'холодной войны', задвинула 'Аполлон' на задворки национального самосознания.
Полет 'Аполлона-13' был неудачным. Но он стал драмой эпических масштабов, достойной пера Гомера. Трое астронавтов смело отправляются на поиски приключений, их настигает катастрофа, они смотрят смерти в лицо и с трудом вырываются из ее объятий, благополучно возвращаясь домой. Если хотите, этот полет с его смертельной опасностью придал освоению космоса больше человечности, наглядно показал всю увлекательность и опасность космической одиссеи.
К концу 1972 года последние из 12 астронавтов, выходивших на поверхность Луны, упаковали вещи и вернулись домой. С тех пор на Луне не было ни одного человека. По завершении полета 'Аполлона-17' я попросил историков дать свою оценку значимости этих первых лет освоения космоса. Артур Шлезингер-младший (Arthur M. Schlesinger Jr.) предсказал, что через 500 лет 20-й век будут помнить в основном потому, что в этот период человек впервые рискнул покинуть пределы родной планеты. В конце 20-го столетия Шлезингер придерживался той же точки зрения.
В последующие годы русские и американцы продолжали полеты в космос, но их интенсивность снизилась. Американцы большую часть денег вложили в космические 'челноки' — летательные аппараты многократного применения, которые привязаны к своей орбите и не оправдывают возложенных на них надежд — что полеты человека в космос станут обычным делом. Больше всего из этой программы общество запомнило памятные кадры взрыва 'Челленджера' вскоре после старта в 1986 году, а также разрушение корабля 'Колумбия' при возвращении на Землю, которое произошло 17-ю годами позднее.
Дело было отдано на откуп низкобюджетных роботизированных космических кораблей, призванных создавать впечатление продолжающегося освоения космоса и новых открытий в этой области. В этом отношении они превзошли первые ожидания. Российские и американские космические корабли исследовали Венеру. Американские спускаемые аппараты несколько раз садились на Марсе, а европейская капсула достигла поверхности спутника Сатурна Титана. Два корабля 'Вояджер' совершили большое турне по четырем дальним гигантским планетам, и теперь приближаются к границам Солнечной системы. Космический телескоп 'Хабл' все еще посылает изображения того, что происходило в космосе в глубине времен.
Астроном и писатель Карл Сейган (Carl Sagan) часто говорил об этом времени как о золотом веке межпланетных исследований. 'За всю историю человечества, — писал он, — будет только одно поколение, впервые исследовавшее Солнечную систему. Это будет поколение, для которого в детстве планеты были далекими и непонятными точками, двигавшимися по ночному небу, а в старости эти же планеты стали для него точно определенными местами, разнообразными новыми мирами, с которыми оно познакомилось в процессе их исследования'.
В один из вечеров 1990 года я отправился в сентиментальное путешествие по Балтимору. Довольно часто после падения Берлинской стены, воссоединения Германии, краха коммунистических режимов в Восточной Европе и агонии самого Советского Союза я вспоминал о тех двух годах солдатской службы на необычной войне, а также о почти полувековом страхе перед миром, готовым взорвать себя.
Я вряд ли смогу представить себя за рамками 'холодной войны'. Без напряженного советско-американского соперничества, образцом которого стала гонка в космосе, я не стал бы журналистом, занимающимся проблемами науки и пишущим о том, как астронавты летят на Луну, чтобы 'побить' русских. И я бы не оказался снова в Балтиморе — на это раз, вместе с астрономами, которые готовились взглянуть на небеса через огромный орбитальный телескоп.
Я нашел бар Travelers Lounge, который располагался напротив ворот армейской разведшколы в Форт-Холаберд. Мы часто проводили время в этом баре за кувшинами с пивом, ведя споры и разговоры о политике и американской литературе. Я сел возле стойки и сказал бармену, что не пил здесь пиво уже тридцать лет, со времени своей службы в Холаберде.
'Ваш брат частенько заезжает сюда, чтобы вспомнить былое, — сказал бармен, — пожалуй, мы единственное, что осталось с тех дней'.
Я с ним согласился. Форта уже нет. На его месте одно за другим расположены офисные здания из стекла и стали, а также автомобильные стоянки. Встретившиеся мне вывески были совершенно незнакомы — точно так же, как и те цифровые и высокотехнологичные товары и услуги, которые они рекламируют. Я подумал, что смотрю на памятник 'холодной войне', а также о том, что он здесь очень к месту.
Тот конфликт, через который нам пришлось пройти, не нашел отражения в историко-триумфальной иконографии. Эти здания ничем не напоминали памятник, посвященный водружению флага над Иводзимой, они не прославляли войну и не провозглашали победу в ней. Коммерческие предприятия, выросшие на базе технологий 'холодной войны' и пришедшие на смену старому форту, стали действующими памятниками окончанию этой войны, монументами, которые не заставляют оглядываться назад.
По крайней мере, мне и бару удалось пройти через этот период истории. Глядя через плечо, я видел, как ужинают семьи и молодые пары. Ни кувшинов с пивом, ни солдат. Я подумал о том, какие воспоминания о периоде после окончания 'холодной войны' сохранят посетители бара через много лет.
Я покинул старый бар и старую эпоху. На следующее утро мне нужно быть в хорошей форме, чтобы провести еще одну встречу — с людьми из Института космической телескопии. Они обслуживают еще один памятник 'холодной войне' — тот, что способствовал продвижению технологии космического телескопа 'Хабл'. Я хотел больше узнать о нашей — и своей собственной — расширяющейся Вселенной.
Во время продолжительного обеда бывший астронавт, совершавший прогулку по Луне, и один из руководителей полетов 'Аполлона' начали забавляться, вспоминая старые добрые дни. Так часто происходит, когда люди думают о своем ушедшем прошлом и о меняющемся вокруг них мире. Они смеялись до слез, рассказывая свои любимые истории, причем один старался превзойти другого.
Затем показалось, что по их лицам пробежала легкая тень. Астронавт Пит Конрад (Pete Conrad), которому скоро суждено будет погибнуть в аварии, а также руководитель полетов Джеральд Гриффин (Gerald D. Griffin) растерянно задумались над тем, что же произошло с их старыми добрыми деньками. Что стало с великими перспективами, сулившими большие надежды несколько десятилетий назад? Несмотря на прогнозы, никто так и не полетел на Марс, никто не создал постоянную базу на Луне. Та космическая орбитальная станция, о которой так много мечтали, наконец-то появилась на орбите. Но никто, похоже, не знает, на что она может сгодиться в деле исследования космического пространства, кроме демонстрации духа сотрудничества между разными странами, включая Россию.
Экономика и смена национальных приоритетов помешали реализации самых амбициозных после программы 'Аполлон' планов.
Доктор Логсдон из Университета Джорджа Вашингтона называет 'Аполлон' 'продуктом специфического времени в истории', единственной срочной программой, осуществленной в ответ на мнимую угрозу государству. Она не стала твердым обязательством общества по поводу полномасштабного освоения космоса.
Доктор Роланд из Университета Дюка справедливо отмечает: 'Программа 'Аполлон' сделало то, что она должна была сделать — она убедила весь мир и нас самих, что мы стали мастерами в области технологий. Иных задач у нее не было. Пока нам не удалось определить такую задачу для астронавтов, которая была бы сопоставима с этой программой'.
Доктор Роланд замечает, что телекоммуникации — это единственная область применения результатов космических исследований, которая оправдывает расходы. Ученый добавляет: 'Они преобразили весь мир'. Вся прочая космическая деятельность, как военная, так и гражданская, пока зависит от того, 'во что государства считают необходимым вкладывать деньги'. А эти приоритеты с окончанием 'холодной войны' изменились.
Пусть завершающее слово скажет Нил Армстронг, известный своим умением кратко излагать мысли.
'Я думаю, мы всегда будем работать в космосе, — заявил он в интервью, посвященном истории НАСА, — но претворять в жизнь новое мы будем дольше, чем того хотят сторонники таких проектов. В некоторых случаях определять то, что должно быть сделано, а что не должно, будут внешние силы или факторы, которые мы не в состоянии контролировать и предвидеть'.
Затем Армстронг сказал то, что живо отозвалось в душах многих его ровесников. 'Нам была оказана огромная честь, — отметил он, — жить на том недолгом отрезке истории, когда мы изменили представление человека о себе самом, о том, что он может сделать и в какие дали может отправиться'.
___________________________________________________________
Гагарин: взгляд в историю ("Le Soir", Бельгия)
Тайны Гагарина ("Glos Wielkopolski", Польша)
Россия предлагает тур к Луне за 100 млн. долл. ("The Guardian", Великобритания)
