Десятилетие 'унижения России' позади. Она вновь алчет величия. Европа переживает возвращение российской державы и конец порядка, установленного после 'холодной войны'. Насколько серьезен вызов, бросаемый Россией? Что это за держава - обретающая мощь, движущаяся к упадку или ненадолго вернувшаяся на мировую арену? Неомперская, стремящаяся к подчинению соседей или постимперская, отстаивающая свои законные интересы? Как Москва воспринимает Европейский Союз - как стратегического партнера или угрозу своим целям в Европе? Насколько стабилен режим Владимира Путина, и каковы долгосрочные интересы и краткосрочные опасения Кремля?
Другая Европа
Западные политики, запутавшись в противоречиях, связанных с неожиданным возрождением России, пребывают в растерянности. С одной стороны, они хотят 'говорить жестко' и 'проучить' Россию, с другой - осознают, что у Запада есть лишь ограниченные возможности оказания воздействия на ее политику. Критики Путина склонны недооценивать интеллектуальные аспекты продвигаемой Кремлем суверенной демократии. По их мнению, значение суверенной демократии является чисто пропагандистским: она служит лишь защите российского режима от критики с Запада. И подчеркивать, что все глубокие анализы новой идеологии Кремля - трата времени. Так ли это на самом деле?
'Имперские идеологии захватывают сами по себе, и в то же время они необходимы для выживания империи. У процесса развития и падения империй много общего с историей идей', - писал историк Доминик Ливен (Dominic Lieven). Произведенная в идеологической лаборатории Кремля концепция суверенной демократии может быть ключом к пониманию причин напряженности в отношениях между ЕС и Россией. Идеология суверенной демократии - это не только одна из основ режима Путина. Это продолжение войны, которую россияне ведут за создание для себя независимой и отличной от других ниши. Вопреки заявлениям критиков Путина, концепция суверенной демократии не означает для России разрыва с демократической Европой. Это проявление идеологической амбиции быть 'другой Европой' - альтернативой ЕС.
Для Кремля окончание 'холодной войны' означало возвращение к европейскому порядку, существовавшему до этого периода, для европейских элит - рождение нового европейского порядка. '1989 г. положил конец не только 'холодной войне' или даже Второй мировой войне', - пишет, обобщая идею европейского консенсуса, Роберт Купер (Robert Cooper), британский дипломат и аналитик международных отношений. Тогда Европа отказалась от принципов, бывших в силе три столетия: равновесия сил и имперских устремлений.
Принципиальные элементы нового европейского порядка - это развитая система взаимного вмешательства во внутренние дела государств и безопасность, основанная на открытости и прозрачности. Равновесие сил не является основой этой постмодернистской системы. Она не делает акцент на суверенитете или разделении между внутренними вопросами и внешней политикой. Кроме того, она отказывается от использования силы как инструмента решения споров и призывает к повышению взаимозависимости между европейскими странами.
В 90-е годы Россия, не будучи постмодернистским государством, участвовала в этом новом европейском порядке. Основными инструментами, позволявшими интегрировать Россию в постмодернистскую систему, были Договор об обычных вооруженных силах в Европе и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. Инспекции и развитая система мониторинга гарантировали эффективность этих инструментов. Благодаря им Россия производила впечатление современного государства, которое восприняло принципы открытости и взаимозависимости. Слабость России на протяжении десятилетия позволяла лелеять надежды на то, что Москва принимает эту систему.
Действительность оказалась иной. Россия решила строить государственность на основе европейских практик XIX века, а не идей Европы XXI века. Она выступила за мир, в котором дружественные Кремлю олигархи владеют английскими футбольными клубами, а представители российского среднего класса свободно перемещаются по Европе. Однако международные корпорации не имеют доступа к эксплуатации российских природных ресурсов. А критиков российской внутренней политики следует выгнать из европейских столиц.
Чисто риторические декларации о сотрудничестве России с ЕС не могут закамуфлировать тот факт, что режим суверенной демократии никак нельзя примирить с посткоммунистической гегемонией. То, каким образом Россия вернулась, - это открытый вызов европейскому порядку. Июльское решение России о приостановлении выполнения договора об обычных вооруженных силах и усилия Москвы, призванные заблокировать работу ОБСЕ, ознаменовали собой конец европейского порядка, возникшего после 'холодной войны'.
Конфликт между логикой постмодернистского государства, воплощенного в ЕС, и логикой суверенной демократии - это главный источник напряженности между Москвой и Европейским Союзом. Для Кремля суверенитет - это экономическая независимость, вооруженная сила и культурная самобытность. Следующий элемент суверенного государства - это элита, 'мыслящая в национальных категориях', вооруженная национальной демократической теорией. Концепция суверенной демократии, пропагандируемая заместителем главы администрации Владимира Путина Владиславом Сурковым, - это новая демократическая теория. Она представляет собой гремучую смесь из антипопулизма французского политолога XIX века Франсуа Гизо (осужденного в 'Манифесте коммунистической партии') и антиплюрализма и децизионизма Карла Шмитта, немецкого политолога, социолога и философа (симпатизировавшего Гитлеру).
В путинском Кремле новые демократии Центральной Европы никогда не считались образцом перемен для России. По мнению Москвы, эти мелкие государства не имеют возможности быть суверенными. Рухнули и надежды российских либералов 90-х на то, что посткоммунистической России удастся трансформироваться по образцу Евросоюза. Кремль считает, что малые государства обречены вращаться в орбите того или иного полюса власти. В представлении России только великая держава может быть суверенной в полном смысле слова. А сферы влияния - неотъемлемый элемент политики, основанной на равновесии сил.
Европейский союз возник как реакция на угрозы, созданные национализмом и конфликтами между европейскими национальными государствами в первой половине ХХ века. Российские концепции внешней политики создаются под воздействием фиаско постнациональной политики и распада СССР. Европейские кошмары связаны с опытом тридцатых годов ХХ века. Кошмары Москвы - родом из девяностых.
Американская Россия
Во внешней политике отличительной чертой режима Путина является 'огосударствление' страны. В Кремле думают не о правах граждан, а о потребностях населения. Идея населения противопоставляется как концепции прав, лежащей в основе либерально-демократических систем, так и понятию 'народа' - основе националистических теорий. На место прав гражданина-избирателя, являющихся фундаментом либеральной демократии, в России Путина встают права потребителя, туриста и обладателя паспорта великой державы. В России появившуюся в XIX веке в Германии идею 'крови и почвы' превратили в идею 'нефти и души'. Для Кремля суверенная демократия - это российский вариант европейского национализма. Основой этой концепции являются природные ресурсы, память о победе СССР в 'великой отечественной войне' 1941-45 гг. и обещание суверенитета.
Российской суверенной демократии присуща опасная идея о том, что ЕС - временное явление, интересный эксперимент, не имеющий будущего. Стратегия России в отношении Европы основывается на убежденности в том, что судьбу этого континента будут решать суверенные национальные государства. Этим объясняется то, что Россия уделяет такое внимание двусторонним отношениям с крупными государствами-членами ЕС и не стремится сотрудничать с Евросоюзом.
Развеялась иллюзия о том, что Россия может стать партнером ЕС в стремлении к созданию многополярного мира, руководствующегося принципами международного права. Для Москвы поддержка многостороннего подхода и защита многополярности - это тактическое оружие, позволяющее противостоять американской гегемонии. Российский подход к внешней политики - скорее американский, чем европейский. Россия верит в неограниченное стремление к реализации национальных интересов.
В этом контексте подлинной причиной конфронтации между Россией и ЕС является политическая несовместимость, а не непреодолимое противоречие интересов или различия в ценностях. Вызов, который Россия бросает ЕС, нельзя свести к зависимости от источников энергии. Суть кризиса заключается не в столкновении демократии с авторитарной системой. В истории достаточно доказательств того, что демократические и авторитарные государства способны сотрудничать. Суть кризиса в столкновении постмодернистского государства, примером которого является ЕС, с современным государством в российской версии.
Противоречия, связанные с Энергетической хартией Европейской комиссии и Договором об обычных вооруженных силах в Европе, а также англо-российская проба сил после смерти Александра Литвиненко связаны не только с противоречием интересов или ностальгией по 'холодной войне'. Они являются проявлением различий в логике современного и постмодернистского государства. Требования России принять принцип равновесия сил в качестве фундамента нового европейского порядка угрожают существованию ЕС. Европейская политика России может стимулировать ренационализацию политики государств-членов ЕС. Перед лицом вторжения российских корпораций эти государства стремятся возвести стену для защиты своих энергетических рынков. Это создает угрозу либеральному экономическому строю, являющемуся основой концепции объединенной Европы.
Враги в центре Лондона
Различия в характере политических элит России и Европы - это еще одна причина для беспокойства за будущее взаимоотношений. Новая российская элита отличается от элиты последних лет существования СССР. То были бюрократы, которые избегали риска и были компетентны в вопросах международных отношений и политики безопасности. Новая российская элита - это необычайно уверенные в себе люди, любящие риск и сказочно богатые. Европа не знает, как подойти к таким людям. Европейские политические элиты, сформированные практикой компромиссов и избегания конфликтов, сталкиваются с элитами, которые гордятся тем, что пленных они не берут. Ошибочные интерпретации и непонимание с обеих сторон кажутся неизбежными.
Конфликт между Россией и ЕС является по сути идеологическим. Ставка в нем - характер нового европейского порядка. Для постмодернистского государства суверенитет - это 'место за столом'. Для России это право властей делать на своей территории то, что им угодно, и уничтожать врагов в центре Лондона. Москву ободряет ренессанс национализма и борьбы за суверенитет в некоторых государствах-членах ЕС. Россия рассчитывает на то, что Европейский Союз уйдет в историю, как и СССР.
Отношения между Россией и ЕС будут трудными. Усилия Евросоюза, призванные склонить Россию к тому, чтобы она руководствовалась в международных отношениях европейскими принципами, будут интерпретироваться как проявление двойной морали и попытка изменения строя. В свою очередь, ничем не ограниченное российское стремление к реализации национальных интересов будет восприниматься в Европе как проявление традиционного российского империализма. Это соседство может быть более чревато опасностями, чем сосуществование советского коммунизма и западных демократий в годы 'холодной войны'.
Иван Крастев - директор софийского Центра либеральных стратегий, главный редактор болгарского издания журнала Foreign Policy
_______________________________
Без имперской идеи Россия погибнет ("Liberation", Франция)
Империя и мы ("День", Украина)
