Хотя после исторического визита президента России Владимира Путина иранская пресса полна разговоров о 'сейсмических толчках', которые он вызвал, - некоторые даже увязывают с двухдневной поездкой российского лидера неожиданную отставку главного иранского переговорщика по ядерной проблеме Али Лариджани (Ali Larijani) - есть один вопрос, которым не задался никто: не осознал ли внезапно Иран, что ему нужен собственный Путин?
Вопрос этот отнюдь не праздный: стремительное развитие событий после путинского визита, прежде всего в сфере 'ядерной дипломатии' и внешней политики, позволяет предположить, что Иран, возможно, быстро усваивает урок, который несомненно пойдет на пользу оказавшейся в трудном положении администрации президента Махмуда Ахмадинежада (Mahmoud Ahmadinejad) - по крайней мере, в краткосрочной перспективе.
Тот факт, что буквально через несколько дней после визита Путина Ахмадинежад заменил Лариджани своим близким другом Саидом Джалили (Saeed Jalili)), который теперь возглавит иранскую делегацию на переговорах по ядерной проблеме, нельзя считать простым совпадением. Скорее, учитывая, что Путин несколько принизил Ахмадинежада, обойдя его и представив свои предложения по ядерному вопросу непосредственно духовному лидеру страны аятолле Али Хаменеи (Ali Khamenei), 'контрманевр' иранского президента, укрепляющий его контроль над ядерной дипломатией страны, вряд ли может вызвать удивление.
Однако этот важный и деликатный момент не приняли во внимание критики Ахмадинежада - в том числе 183 депутата парламента (Маджлиса), подписавшие коллективное письмо, где дается высокая оценка деятельности Лариджани, и открыто оспаривается решение о его замене в столь критический момент. Еще один видный политик, Али-Акбар Велаяти (Ali Akbar Velayati) - бывший министр иностранных дел, а ныне советник Хаменеи - высказал аналогичное мнение, пусть и в менее резкой форме, заметив в интервью, что 'было бы лучше', если бы это решение (о замене Лариджани на Джалили) не состоялось.
Однако если сегодня позиции Лариджани отчасти восстановлены, - пусть и в новом качестве представителя Хаменени - и его дальнейшее участие в принятии решений по ядерному вопросу гарантировано, последние события усилили также роль и влияние Ахмадинежада, который, возможно, все больше встает перед необходимостью действовать 'по-путински', чтобы обеспечивать национальные интересы страны.
Потому-то я и поднял вопрос о 'путинской модели', ее применимости, целесообразности и актуальности для иранских условий. Несомненно, сегодня между Россией и Ираном существуют огромные и важные различия: первая - неотъемлемая часть христианской Европы, управляемая светским авторитарным полудемократическим режимом, а второй - теократическая исламская республика. Речь, однако, идет не столько об общих чертах политической культуры двух государств, сколько о системе политической власти, несомненно, приносящей пользу России, и о том, какие ее аспекты могут быть взяты на вооружение странами, подобными Ирану.
Таким образом, задним числом мы можем говорить о подспудной 'путинизации' Ирана - попытках Ахмадинежада добиться столь необходимой централизации процесса принятия решений, которая до сих пор отсутствовала. Как тенденцию к 'путинизации' следует характеризовать в первую очередь нынешние цели иранского президента, выразившиеся в его попытке централизовать принятие решений по ядерному вопросу, и преодолеть многообразие источников влияния в этой сфере, которое, по сути, не повышает, а ослабляет эффективность иранской дипломатии.
Естественно, процесс политического торга во власти, вроде того, что обеспечил Лариджани новую должность, не лишен собственных рисков, и в этой связи весьма уместно предупреждение, высказанное консультантом по внешнеполитическим вопросам Али Хоррамом (Ali Khorram), подчеркивающим: необходимо, чтобы команда переговорщиков по ядерному вопросу говорила 'одним голосом' и действовала 'абсолютно скоординировано'. Хоррам и ряд других иранских экспертов справедливо озабочены тем, что вскоре в этой команде могут начаться внутренние распри, что приведет к параличу иранской дипломатии.
Однако такой исход отнюдь не предопределен: при известном политическом искусстве со стороны Ахмадинежада, Хаменеи и других результатом вполне может стать единая позиция по ядерному вопросу - дал же духовный лидер свое благословение на вынужденную отставку Лариджани. Теперь Ахмадинежаду надо выстоять под шквалом критики его шага со стороны общественности, и убедить всю страну, что он и его внешнеполитическая команда способны добиваться успеха. Пока что достигнутые им результаты оцениваются в лучшем случае как 'неоднозначные' или 'посредственные' (см. Asia Times Online от 11 октября 2007).
Естественно, 'путинизации' политического процесса препятствуют весьма серьезные, а возможно и непреодолимые преграды - ведь в стране существует сложная система многочисленных концентрических центров власти, а иранское высшее духовенство выступает против передачи слишком больших полномочий мирянам. Тем не менее, само тяжкое бремя внутриполитических, экономических, и внешних проблем диктует необходимость этого процесса и косвенно придает ему логическую обоснованность.
С чисто 'организационной' точки зрения делегирование больших полномочий исполнительной ветви власти во главе с президентом представляется вполне разумным, и именно на этом основании - а не по фракционным и иным аналогичным соображениям - Хаменеи, возможно, и согласился со смещением Лариджани.
Однако с точки зрения другой внешнеполитической модели, бытующей в международных отношениях - 'процесса торга' (духовный лидер одной рукой санкционировал замену Лариджани, а другой косвенно восстановил его позиции под собственным покровительством), 'путинская модель' выглядит менее привлекательной, а ее утверждение - еще менее вероятным: просто потому, что важные встроенные механизмы, ограничивающие влияние Ахмадинежада, уже существуют.
Впрочем, власть Ахмадинежада усилилась - и это свидетельствует об эволюции иранской политической системы, что бы ни говорили эксперты - и будет усиливаться в результате активности и напористости исполнительной власти, чей динамизм в равной мере связан с собственными внутренними инициативами и внешними влияниями, в том числе путинским. В конце концов, исторический опыт говорит о том, что кризисные ситуации способствуют концентрации власти: несколько таких примеров мы найдем даже в истории США - начиная с политики Авраама Линкольна в ходе Гражданской войны 19 века - и Иран в этом смысле тоже не исключение.
Однако, говоря о 'путинизации Ирана' мы говорим не только об усилении централизации власти 'сверху', хотя такие усилия несомненно представляют собой один из важнейших и наиболее очевидных аспектов этого процесса. Тем не менее, данное явление этим не ограничивается: оно включает и 'культ личности президента' прежде в Иране не наблюдавшийся. В этой связи могут возникнуть пугающие ассоциации со сталинизмом; что ж, тем важнее для Ахмадинежада и его команды избегать слишком явных аналогий с подобным 'культом' и постоянно помнить о существенных различиях между путинской и сталинской моделями.
В плане международного 'торга' Путин куда искушеннее Сталина, и эта сфера является одним из ключевых элементов 'путинской модели', что необходимо учитывать иранцам, желающим скопировать и внедрить стиль руководства российского президента в собственной стране. Ведь суть 'путинской модели', в конечном итоге - это вопрос политического стиля.
Доктор Кавех Афрасиаби - автор книги 'После Хомейни: новые направления иранской внешней политики' (After Khomeini: New Directions in Iran's Foreign Policy) и соавтор (вместе с Мустафой Кибароглу (Mustafa Kibaroglu) статьи 'Переговоры и ядерный популизм Ирана' ("Negotiating Iran's Nuclear Populism"), опубликованной в Brown Journal of World Affairs, Volume XII, Issue 2, Summer 2005. Среди других его публикаций следует назвать 'Поддержание иранского ядерного потенциала в латентном состоянии' ("Keeping Iran's nuclear potential latent") (напечатано в Harvard International Review), и работу 'Ядерная программа Ирана: факты и вымысел' (Iran's Nuclear Program: Debating Facts Versus Fiction)
___________________________________
Дутая значимость маленького человечка ("Time", США)
Говорит Махмуд Ахмадинежад ("The New York Times", США)
