Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Две революции: боец Дантон и краснобай Троцкий как типичные представители французских радикалов и российских большевиков

Письмо в редакцию 'The New York Times'

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Различные писатели ультралиберальной школы на страницах таких рупоров 'передовой демократии', как 'The new Republic', высказывают мнение, что недавние действия большевиков в России удивительным образом походят на мятеж, который покончил со старым режимом во Франции, и что внешнему миру стоит снисходительно оценивать их деяния, подобно тому, как сегодня мы признаем, что Французская революция имела как положительные, так и отрицательные стороны

Статья опубликована 12 мая 1918 года

___________________________________________

Различные писатели ультралиберальной школы на страницах таких рупоров 'передовой демократии', как 'The new Republic', высказывают мнение, что недавние действия большевиков в России удивительным образом походят на мятеж, который покончил со старым режимом во Франции, и что внешнему миру стоит снисходительно оценивать их деяния, подобно тому, как сегодня мы признаем, что Французская революция имела как положительные, так и отрицательные стороны.

Со всем уважением к этим суждениям, я считаю, что подобные ходатайства за большевиков крайне несправедливы в отношение тех, кто уничтожил французский абсолютизм, и любой серьезный историк не оставит от них камня на камне.

Что станется с русской революцией в дальнейшем знает лишь провидение. Достижения русской революции на настоящий момент очень точно описал г-н Вильсон: 'Сейчас этот великий народ, который сам же себя обезоружил, находится полностью в их (германцев) власти'. Подобного обвинения мы не можем предъявить даже самым фанатичным поклонникам философии Руссо. У якобинца и большевика (the Maximalist) воистину много общего - каждый создал свою невероятную теорию и не останавливался не перед чем, чтобы воплотить ее в жизнь. Но на этом сходство заканчивается.

Первый этап русской революции, начавшийся десять лет назад, действительно чем-то напоминает ранние события Французской революции, особенно в том, что связано с первым созывом Думы; но после роспуска этого органа общих черт решительно не остается. Все дело в том, что русские радикалы не были бойцами. Людовик XVI не смог противостоять дерзкой Национальной Ассамблее, потому что французские солдаты не стали бы стрелять во французов, а парижане очень скоро доказали, что умеют не только горлопанить, но и драться. Николай II смог разогнать Думу, потому что армия осталась ему преданной, а городская чернь была искусна в метании бомб из-за угла, но не выстояла бы в многочисленных суровых боях. Итак, с 1906 по 1917 годы в революционном процессе в России наблюдалось затишье, которое продлилось бы еще больше, если бы не было войны с Германией, и если бы 'капиталистические' Франция, Британия и Италия не предотвратили свержение царизма военными средствами до того, как по исконно преданным монархии силам были нанесены удары не только изнутри, но и снаружи.

Когда русская революция смогла возобновить свое течение, она обнаружила в своем распоряжении средства, которые осчастливили и существенно облегчили бы задачу французов в 1792 году. Нельзя отрицать, что на настоящей войне было пролито много крови, и проиграны важные сражения. Но эти поражения помогли до конца дискредитировать старый монархический строй, выставить его в ином свете, отличающимся от классического библейского представления о 'маленьком царе, живущем в Храме'. Правда и то, что в стране наблюдался значительный экономический и промышленный упадок. Но ситуация была не хуже той, с который столкнулись и успешно справились французские радикалы во времена ассигнатов (бумажные деньги, выпущенные в период Французской революции - прим. пер.) и закона 'о максимуме' заработной платы. С другой стороны, в отличие от Франции 1792-1793, в момент зарождения новой России, три великих европейских державы уже являлись ее верными и искренними союзниками и готовы были ими остаться, если она сохранит верность своим международным обязательствам, а могущественная республика, лежащая по другую сторону океана, готова была протянуть ей руку дружбы и оказать любую посильную помощь. Что же касается Германии, то ситуация на фронтах не требовала от русских, чтобы те ринулись в наступление. Им достаточно было твердо держать оборону, демонстрировать свою силу, удерживать на своем направлении как можно больше тевтонских войск, а Британия, Франция, Италия и Америка были готовы и исполнены желания довести войну до победного конца.

Сравнивать положение России 1917 года, когда две трети мира рвались оказать ей помощь, с Францией 1793-го, у которой не было ни единого союзника, которой противостояла вооруженная до зубов Европа, теснящая ее на суше и на море, оскорбляет память участников революции минувших лет. Зато Франция с честью вышла из испытания, а Россия, судя по последним сообщениям газет, только что подписала договор, лишающий ее 32 процентов населения - и все равно находятся журналисты, которые призывают к 'доброму отношению' к товарищам большевикам и сравнивают дело, которому они служат, с идеалами Франции!

Неужели только тори из своего догматизма утверждают, что, судя по событиям последнего времени, ультрарадикализм Восточной Европы прогнил до основания, ведь он заслуживает лишь презрительного отношения американцев, у которых вызывает слезы восторга и участия вдохновенная одержимость французов, давших отпор пруссакам у Вальми и во имя 'свободы, равенства и братства' объявивших войну монархическому миру.

Я хотел бы высказаться предельно ясно. Московиты - не пацифисты по природе своей. При всех своих недостатках народ прежней России умел сражаться. Не красноречие или радио-агитки позволили Петру Первому, Екатерине Великой и жестокосердному Николаю I создать империю, распростершуюся от Познани до Японского моря. Старая Россия была могущественной, как и Франция Бурбонов. Она могла вызывать ненависть, но не презрение. Но если 'товарищи', заразившие широкие массы народа вирусом радикального марксизма, действительно хоть немного похожи на 'граждан', чьей Библией был 'Социальный контракт', они должны постараться, чтобы доказать это. Я не возвожу напраслину, а лишь констатирую исторический факт, когда утверждаю, что русские радикалы всегда готовы выступать с трибуны за свое дело, в то время, как французские радикалы были готовы отдать за него жизнь. И западный мир никогда не отказывался воздать должное даже самому сумасшедшему фанатику, если он доказывал, что в его жилах течет кровь, а не вода.

Создается впечатление, что западные авторы 'либеральных' оправдательных статей намеренно не желают взглянуть в глаза реальности, увидеть ужасный удар, повсеместно нанесенный по продвинутому радикализму очевидными всему миру доказательствами того, что большевики повинны в двух величайших грехах, которые только может совершить пропагандист: трусости и предательстве.

Не нужды спрашивать, как далеко завел Ленина блеск германского золота. В данном случае доказательства не стоит списывать со счетов. Но истинное предательство сознательно совершили все участники марксистского конклава, когда они, одержимые безмерным самолюбием, отправились в Брест-Литовск, хвастливо утверждая, что с помощью виртуозного владения голосовыми связками принудят Гинденбурга (Hindenburg) к 'демократическому миру', но стоило блеснуть германскому мечу, как они склонили выи, и произошло внезапное и унизительное падение великой нации, коего мир не знал со времен достославной валтасаровой ночи в древнем Вавилоне. Всемирное дело демократии было предано: новый поцелуй Иуды отправляет свободные нации в новый Гефсиманский сад безнадежной войны, а все потому, что клика пропагандистов сначала лишила великий народ силы и мужественности, а затем оставила его раздетого, связанного по рукам и ногам на милость захватчика. По сравнению с этим подвигом самые безумные шаги Марата и Робеспьера выглядят поступками рассудительных и благоразумных людей.

Большевики предали Россию. Свобода всего мира под угрозой, если только американский меч не восстановит баланс, если только наша нация не решится принести себя в жертву и не спустится в долину смерти. Автор этих строк считает, что он кое-что понимает в истории, и он, учитывая все обстоятельства, не припомнит другого такого примера раболепной трусости, окончательной и постыдной, как недавняя капитуляция плебейских деспотов новой России.

Оскорбление паладинов Французской революции сравнением с людьми, пошедшими на этот позорный шаг, недостойно образованного человека. Да, несомненно, парижские радикалы были грешниками, кровавыми в своем гневе, не дававшими отдыха гильотине, безжалостными к своим врагам и друг к другу. Но их истинной любовью была Франция, их песней стала 'Марсельеза' (рожденная в том самом Страсбурге, который сегодня опутан цепями и молит об освобождении), и они не поступались честью, чтобы сохранить себе жизнь. Их слова не расходились с делом. Они мобилизовали Францию, чтобы дать отпор идущей на ее штурм Европе, и победила Франция, а не Европа. Они совершили великие дела, и, несмотря на все их преступления, их имена увековечены в скрижалях истории.

Деяния храброго человека и отважной нации не нуждаются в разъяснениях даже самых 'либеральных' журналистов.

Некоторые американцы могут показаться своим продвинутым современникам крайне 'нелиберальными', и они конечно же не претендуют на эксклюзивный титул 'интеллектуалов' (запатентованная марка снобистского квази социализма), но даже они не могли не услышать, как жалобно заскулил Ленин, узнав условия мира с Германией: 'Они наступили нам на горло. Мы в безвыходном положении'.

И тут сквозь века до нас доносится зычный голос другого мастера революционного дела, Дантона, который перед лицом гораздо более опасного вторжения, видя, что весь мир обернулся против него, а страна погружена в хаос, воззвал к нации: 'Отвага, отвага и еще раз отвага - и мы спасем Францию'.

Как гордо несет свой гребень французский петух - он не чета советскому хорьку!

Сегодня американские солдаты идут на смертный бой под предводительством французского главнокомандующего. И все же до недавнего времени ряд умников-журналистов не жалея чернил писали статьи, разъясняющие, оправдывающие и защищающие маневры русских радикалов, но зато медлили открывать чернильницу, когда нужно было написать 'Эльзас и Лотарингия'. Почему они так поступали, можно лишь гадать, но я надеюсь, что, когда в следующий раз они возьмутся за перо, то вспомнят, что среди американцев есть и такие, кто понимает, что существует два вида радикалов - разница между которыми огромна - боец Дантон и краснобай Троцкий.

Уильям Стернз Дэвис - профессор истории в Университете Миннесоты

___________________________________

Разговор с главным большевиком ("The New York Times", США)

Возможно, Россия пользуется особым покровительством богов ("The New York Times", США)

Интервью с Лениным ("The Guardian", Великобритания)

Как большевики взяли Зимний дворец ("The Guardian", Великобритания)