November 3, 2007; Page A9
Иерусалим. - Целую вечность тому назад, в 2004 г., бывший советский 'отказник' и израильский министр Натан Щаранский назвал Джорджа У. Буша 'диссидентом в президентском кресле' - 'в шутку', поясняет он, вспоминая о той первой встрече в Белом доме. 'Не думал, что это окажется правдой, что он будет так одинок, поскольку', как он позже предупредил Буша, 'диссиденты - всегда в одиночестве'.
Превратности судьбы г-на Щаранского и его концепции свободы соответствовали взлетам и падениям рейтинга президента Буша. Три года назад выход его книги 'В защиту демократии' ("The Case for Democracy") совпал с серьезными намерениями администрации распространять эту систему в мусульманском мире. Президенту книга очень понравилась, и г-н Щаранский стал кем-то вроде неофициального теоретика Доктрины Буша. Когда она вышла в мягкой обложке, среди цитат из хвалебных отзывов, напечатанных на последней странице, красовались слова самого г-на Буша: 'Если хотите узнать, что я думаю о внешней политике, прочтите книгу Натана Щаранского'.
Сегодня, однако, 'демократия' воспринимается чуть ли не как бранное слова. Поэтому г-н Щаранский тоже оказался в одиночестве - ни на израильской политической арене, ни среди 'властителей дум' ему сегодня не нашлось места. Таких людей, как он, Вацлав Гавел (Vaclav Havel) и другие бывшие диссиденты из Восточной Европы, ставших символами 'распространения демократии', сегодня считают наивными простаками-реликтами 'холодной войны', опасными утопистами или хуже того - проповедниками нравственного манихейства, совершенно неприменимого к 'сложным ближневосточным реалиям'.
Америка в этом регионе вернулась к принципам 'политического прагматизма', поддерживая геронтократию в Египте и Саудовской Аравии. В тот самый день, когда я беседовал с г-ном Щаранским, Конди Райс прибыла в Иерусалим с визитом в рамках ближневосточного турне, призванного убедить все стороны принять участие в очередной мирной конференции - причем политическая либерализация в качестве условия даже не упоминалась.
Наша встреча происходит на другом конце города, в районе под названием Германская колония - там расположен научный центр 'Шалеем', где теперь работает Щаранский. Сам он стоически воспринимает нынешний поворот в своей биографии. После девяти лет в сибирском лагере без единой встречи с молодой женой, рассказывает Щаранский, все остальное уже воспринимаешь спокойнее. В глазах у него пляшут веселые искорки; в волосах вокруг знаменитой лысины и бакенбардах пробивается седина (ему уже почти 60). У него всегда наготове анекдот или шутка: любой восточноевропеец скажет вам, что с юмором самая неприглядная действительность переносится легче.
О своих противниках в рядах западной интеллектуальной элиты г-н Щаранский отзывается так: 'Эти люди вечно неправы - они ошибались насчет судьбы СССР, потом насчет 'процесса Осло' [мирного соглашения между Израилем и палестинцами, заключенного в 1993 г.], они ошибались, выступая за 'умиротворение' Арафата. И они остаются интеллектуальными лидерами всех этих дебатов. В общем, что я могу вам сказать?'
Его 'войско', однако, сегодня вынуждено отступать. Война в Ираке и рост влияния ХАМАС на палестинских территориях, подкрепленный результатами выборов, считаются главными уликами обвинения в 'деле' против Доктрины Буша, и ее главного тезиса о том, что демократия способна пустить корни и в арабскую почву.
Г-н Щаранский считает, что эти доказательства к делу не относятся: 'Происходящее сегодня в Ираке никак не связано с вопросом о том, правильна ли сама идея распространения демократии, и хочет ли иракский народ жить в условиях свободы'. Для г-на Щаранского однозначным ответом на этот вопрос стал отказ иракцев сражаться за Саддама Хусейна и проявленное ими мужество в ходе голосования за новую конституцию и парламентских выборов. Иракские курды, шииты и сунниты, по его словам, ведут борьбу за другое (отчего она, правда, не становится менее жестокой) - за 'идентичность'. Сейчас именно эта проблема волнует его больше всего; она же станет темой его следующей книги.
Победу ХАМАС на прошлогодних выборах в Палестине многие воспринимают как поражение Доктрины Буша. Г-н Щаранский вспоминает, как в день голосования встречался с друзьями из Белого дома. 'Они говорили: 'Первые выборы в Палестине, это же потрясающий эксперимент!'. А я отвечал: 'Абсолютно не согласен: это катастрофический эксперимент!'. Теперь, естественно, все твердят: 'Ну вот, вы пытаетесь распространять демократию, а получаете ХАМАС у власти''.
Как он утверждал в своей книге, ставшей бестселлером, на Западе смешивают два разных понятия - выборы и демократию. 'Выборы должны быть завершением процесса строительства свободного общества, - отмечает Щаранский. - Когда нет свободного и демократического общества, выборы тоже никогда не бывают свободными и демократическими'.
Палестинцы, по его словам, даже не приступили к перестройке политической и экономической жизни 'снизу', а значит, были не готовы к выборам - как и другие 'протектораты' Запада в период после окончания 'холодной войны'. Он упрекает предыдущую и нынешнюю американские администрации в том, что они слишком торопились с проведением выборов - сначала в Боснии, в 1995 г., когда война едва закончилась, потом в Ираке, и, наконец, на палестинских территориях: 'В 1946 г. никто не думал проводить выборы в Германии и Японии'.
По словам г-на Щаранского, его уверенность в том, что демократия и арабский мир вполне совместимы, последние события не поколебали, однако у этой идеи никогда не находилось много сторонников. Типичной в этом отношении он считает шутку бывшего премьера Ариэля Шарона (Ariel Sharon) в его адрес: 'Молодец, Натан, вы убедили Буша в том, чего не существует в природе'. Сегодня, задним числом, Щаранский пришел к выводу, что 'демократия - понятие довольно проблематичное, поскольку оно обозначает процедуру. Я бы предпочел понятие 'свобода'. Я бы сформулировал свою мысль так: люди не желают жить в постоянном страхе'. Это - единственная уступка, на которую он готов пойти.
Куда больше его заботит мягкотелость самого Запада. Об этом г-н Щаранский и другие диссиденты, сражавшиеся в годы 'холодной войны' по другую сторону 'железного занавеса', знают не понаслышке. С их точки зрения процветающим, стабильным обществам не хватает нравственной принципиальности и смелости, они склонны к циничным компромиссам или легковерию. В условиях тоталитаризма ваша задача - бороться со злом (тут Щаранский перефразирует афоризм британской писательницы Мелани Филипс [Melanie Phillips]), а в свободном обществе - уметь его разглядеть.
Слишком часто в прошедшем столетии 'политика свободного мира сводилась к созданию и укреплению дружественных диктаторских режимов, - отмечает г-н Щаранский. - Чем больше свободный мир наслаждается собственной свободой, тем меньше он готов бороться за свободу [для других]. Я сталкивался с этим в собственной биографии [когда жил в СССР], я вижу это и сегодня. Говорят, что арабы к свободе не приспособлены - чисто расистский тезис'. Он делает паузу: 'И вот что интересно. Расизм считается неполиткорректным, но сегодняшние утверждения о том, что распространение демократии - плохая мысль, принципам политкорректности вполне соответствуют'.
По словам г-на Щаранского, Вашингтон, по сути, даже не приступил к практическому воплощению программы по распространению свободы. Когда администрация ненадолго усилила давление на арабских диктаторов, пусть даже за счет простого ужесточения риторики, это, по его словам, 'уже дало результат'. В качестве примеров Щаранский приводит освобождение египетского диссидента Саада Ибрагима (Saad Ibrahim) и антисирийскую 'кедровую революцию' в Ливане.
Однако правящие режимы Саудовской Аравии, Египта и других стран справедливо посчитали, что буря скоро утихнет. Хосни Мубарак, уступая давлению, провел президентские выборы, но затем подтасовал их результаты, и впридачу посадил за решетку своего оппонента Аймана Нура (Ayman Nour). 'Когда вы пытаетесь 'сверху' решать вопросы с лидерами, которые никого не представляют и игнорируют все ваши принципы, это выглядит как полный возврат к прошлому', - комментирует г-н Щаранский.
'Я изо всех сил стараюсь не слишком резко критиковать Буша, потому что считаю - сам факт, что у нас бывают разногласия по поводу программы распространения демократии [например, о целесообразности выборов уже на раннем этапе] свидетельствует о том, что такая программа существует', - добавляет он.
Когда мы идем по улице Эмек Рифаим (Emek Refaim) мимо кофеен и бакалейных лавок, убеждаешься не только в том, насколько Щаранский мал ростом, - из-за этого он постоянно над собой посмеивается - но и в том, как он популярен в Израиле. На каждом углу кто-нибудь непременно приветствует этого советского еврея в голубой рубашке и кепке. Когда мы садимся обедать, - заказываем гусиную ножку и кебаб из баранины - я не без колебаний задаю ему вопрос о прежней родине, опасаясь испортить Щаранскому аппетит. К моему удивлению он расценивает перспективы демократии в России оптимистичнее, чем в арабском мире.
Очевидно, начинает он, г-н Путин 'любит власть' и не намерен от нее отказываться. В июне этого года, рассказывает Щаранский, на конференции по вопросам распространения демократии, которую центр 'Шалем' организовал в Праге, он подарил свою книгу Гарри Каспарову, - кандидату от оппозиции (без особых шансов на успех) на президентских выборах в России в марте будущего года - снабдив ее дарственной надписью: 'Диссиденту Каспарову от шахматиста Щаранского'. Он смеется. В шахматах Щаранский, конечно, не 'чайник', но до чемпиона мира ему далеко. По его мнению, г-ну Каспарову ничего не грозит, пока тот не представляет для власти Путина серьезной угрозы.
Щаранский полагает, что так называемые 'эксперты по России' на Западе неверно оценили намерения и политическое дарование г-на Путина, особенно его умение 'говорить с Россией нужным языком'. Как-то, вспоминает Щаранский, когда российский президент выступил с очередной антизападной тирадой, один из таких экспертов - не кто иной как госсекретарь Райс - заметила, что г-н Путин губит собственный имидж за рубежом. 'Я сказал ей: 'Это по-вашему он ведет себя глупо, а ему важнее, как это выглядит в Москве, а там его воспринимают как героя!''
Несмотря на быстрый 'дрейф' к авторитаризму, в России сохраняются экономические свободы и отсутствует страх, а потому, по словам Щаранского, она очень далеко ушла от советских времен. 'Чтобы вернуть этот страх, нужно убить сотни тысяч, миллионы людей'. Российскую демократию, размышляет он, можно спасти и без переворотов или революций - скажем, если фортуна повернется к г-ну Путину спиной, или, если упадут цены на нефть: такая перспектива выглядит еще соблазнительнее, поскольку именно они стали источником нынешней 'крутости' Москвы. 'В общем, я сохраняю осторожный оптимизм', - подытоживает Щаранский.
Г-н Щаранский считает возможность зарабатывать деньги и свободно выезжать за рубеж не менее важной, чем политические права. Почти все его сотоварищи по ГУЛАГу были 'экономическими заключенными': в 1970-х гг. советские диссиденты проводили кампании за право выезда для евреев, а не пытались сокрушить Империю. В отношениях с такой державой, как Китай, Западу, по его мнению, не стоит делать акцент на демократизации: рыночные реформы Дэн Сяопина существенно расширили свободу граждан, что ослабляет националистические тенденции и облегчает взаимодействие с Пекином, а потому следует способствовать дальнейшему продвижению Китая в этом направлении. Он считает, что международные доноры совершили ошибку, не потребовав от властей Палестинской автономии открыть ее экономику, создавая условия для развития бизнеса.
С точки зрения США или Израиля перспективы демократизации Ближнего Востока сегодня выглядят мрачными. Здесь, в Иерусалиме, политики готовятся к возможной войне с Ираном из-за ядерной программы, которую осуществляют аятоллы. За стеной, отделяющей Израиль от палестинских территорий, согласно сжатой характеристике г-на Щаранского, бушует гражданская война 'между террористами-фундаменталистами и светскими террористами'. Позиции диктаторских режимов в арабском мире выглядят не менее прочными, чем до 11 сентября.
Чего сегодня не хватает, утверждает Щаранский, так это политической дальновидности, позволяющей разглядеть общую картину, что кроется за пределами этого прискорбного статус-кво. Если Рональду Рейгану удалось одолеть ядерную сверхдержаву, стремившуюся уничтожить свободный мир, то уж наверняка его преемникам по силам разобраться с парочкой нищих арабских государств, сильно зависящих от западной помощи. Когда я повторяю ему известный тезис о том, что 'демократию нельзя навязать извне', Щаранский тут же парирует: поведение советских властей в области прав человека несколько улучшилось после того, как с подписанием Хельсинкских соглашений 1975 г. этот вопрос оказался в центре всеобщего внимания. Сегодня у США и Европы куда больше рычагов экономического и политического давления на арабские страны, чем тогда на Москву, и они вполне могут заставить арабов реформировать экономику, политическую жизнь и систему образования. Американцы и европейцы просто предпочитают их не использовать.
Другое возражение заключается в том, что арабском мире нет своих Сахаровых - благородных демократов, популярных в народе. Г-на Щаранского этот аргумент не убеждает: 'Я много лет слышал: Сахаров очень милый человек, но он никого не представляет. И мне, в качестве его 'пресс-атташе', приходилось объяснять: он представляет миллионы и миллионы людей, которые думают так же, но боятся сказать об этом вслух'.
Щаранский славится своим упрямством. Когда в 1986 г. его обменивали на пару советских шпионов, сотрудники КГБ привезли его на мост Глейнике и велели идти прямо вперед. Тогда он пошел зигзагами. Эта история, рассказывает он мне, отчасти апокрифична. На самом деле это произошло раньше, в аэропорту Восточного Берлина, когда он шел от самолета к машине. С мостом же связан забавный, но не столь известный случай. Щаранского переодели в гражданское, купив ему в Москве костюм, который оказался велик. Офицеры КГБ не позволили ему надеть ремень, и пришлось подпоясать спадающие брюки веревкой. 'Когда я оказался на мосту я спросил американца [чиновника, который его сопровождал]: 'Где граница?' Она проходит по этой линии, указал тот. 'Свобода!', - крикнул я, и преодолел ее одним прыжком. Тут веревка и лопнула. Я успел подхватить брюки в последний момент. Потом меня спросили: 'Какова была ваша первая мысль, когда вы оказались на свободе?'. 'Как бы штаны не потерять!'
И он снова смеется.
Мэтью Камински - глава отдела передовиц Wall Street Journal Europe
_______________________________
Натан Щаранский: Низкопоклонство перед Россией ("The Washington Post", США
