DYNAMIC OF DESTRUCTION. Culture and Mass Killing in the First World War. By Alan Kramer. Illustrated. 434 pp. Oxford University Press. $34.95.
_________________________________
Говорят, что эти слова были произнесены Адольфом Гитлером 22 августа 1939 года, когда он готовил своих приспешников к безумию расовой войны и к истреблению евреев Европы.
Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что через важнейшую книгу Алана Крамера (Alan Kramer) 'Динамика разрушения: культура и массовые убийства в первой мировой войне' красной нитью проходит мотив параллели между геноцидом армян, совершенным Османской империей в 1915 году, и геноцидом евреев, который осуществляли нацисты в 1941-45 годы. По мысли Крамера, обе мировые войны можно трактовать как одну трагедию, длившуюся четыре десятилетия, а первую из них - не как новую, 'индустриальную' форму ведения войны, привнесшую в современную мир невиданную доселе жестокость, а иначе.
Крамер пишет, что сознательное разрушение стало частью политики многих, если не всех участвовавших в войне стран. По мнению преподавателя истории в дублинском Тринити-колледже, с ожесточением боевых действий физическое уничтожение живой силы противника, включая военнослужащих и гражданских лиц, занимало все более и более важное положение в государственной и военной политике. 'Тезис состоит в том, что существовала 'динамика разрушения', и именно она стала причиной величайшего уничтожения культуры и наиболее массовых убийств в истории Европы со времен Тридцатилетней войны 1618-48 гг.'.
Книга Крамера великолепна как с точки зрения точности анализа, так и просто как художественный текст. В ней наглядно демонстрируется, что возникшей культуры убийств вполне могло и не быть. Мысль автора такова: в конце концов, несмотря на массу объективных причин возникновения 'динамики разрушения' в самых разных политических культурах, приказы в конечном итоге отдаются людьми, причем людьми в военной форме (интересно отметить, что второй мировой войной, в отличие от первой, руководили гражданские лица: Сталин, Черчилль, Гитлер, Рузвельт). А генералов никто не обязывал отдавать жестокие приказы. 'Возникновение динамики разрушения не было следствием каких-либо естественных закономерностей; оно было рукотворным явлением, оно могло бесконечно варьировать. . . и его можно было остановить, не доводя дело до окончательного самоуничтожения'.
'Динамика разрушения' началась с серии намеренных актов вандализма со стороны Германии: за несколько дней в начале августа 1914 года немецкие войска не только хладнокровно убили двести сорок восемь невинных мирных жителей бельгийского города Лувена, но и дотла сожгли старинную городскую библиотеку, и так появилась новая манера ведения войны. Далее Крамер рассуждает о том, как европейскую культуру захватили идеи очистительной силы разрушения; распространились они не только в Германии, но и в Италии, Сербии, России, а также в Османской и Австро-Венгерской империях. Эта часть книги - наиболее ценная, так как если с Германией и Великобританией читатель обычно знаком неплохо, то о других воевавших странах на Западе почти ничего не знают.
Большая часть великих держав, участвовавших в войне (исключая Великобританию), имела агрессивные военные планы, предусматривавшие среди прочего аннексию других стран. Эти планы с самого начала носили разрушительный характер, что еще более усугублялось невозможностью быстрой победы. Например, план Германии по восточному фронту предусматривал создание военно-колониального государства Обер-Ост и оккупацию огромных территорий в России и Восточной Европе, что неизбежно послужило бы основанием для расовой дискриминации и безжалостного разграбления. Кремер замечает, однако, что эти планы не являлись 'пилотной программой для будущего Третьего Рейха'.
Крамер подчеркивает представление Германии о собственной исключительности и твердое намерение ее лидеров вести упреждающую войну против своих врагов. Но в то же время блестящий аналитик указывает, что случай Германии отнюдь не был уникальным. Италия тоже вела себя на удивление агрессивно, намереваясь аннексировать часть территории Австро-Венгрии. Австрийские же военные под руководством генерала Франца Конрада фон Гетцендорфа постоянно призывали к войне (только в 1913 году призывы к войне прозвучали с стороны генерала не менее двадцати пяти раз). Целью было объявлено 'полное уничтожение Сербии'. Однако австрийцам в войне нужна была поддержка Германии, которую, по мысли Крамера, Берлин не был обязан предоставлять. Великим державам было ясно, что Россия не останется в стороне, когда под угрозу поставлено существование небольшой братской страны - православной Сербии. Военную мобилизацию в России немцы восприняли как оборонительный шаг. Прусский военный атташе в Санкт-Петербурге сообщал в Берлин: 'У меня сложилось впечатление, что здесь проводят мобилизацию из страха перед надвигающимися событиями, а не с агрессивными намерениями'. Резолюция кайзера Вильгельма гласила: 'Правильно, именно так'.
В каком-то смысле война против Сербии стала продолжением двух Балканских войн 1912-13 годов, бывших в свою очередь следствием националистической политики новых независимых государств на Балканах. Балканские страны враждовали с Османской и Австрийской империями, а также друг с другом. Крамер пишет, что если на Западном фронте существовали приличные санитарные условия и оказывалась адекватная медицинская помощь, то на Балканах (как и на всем Восточном фронте) свирепствовали 'эпидемии и массовые случаи гибели гражданского населения'. Резня, которую учинили болгары во Фракии и Македонии (жертвами стали десятки тысяч гражданских лиц), 'была не. . . обычным побочным эффектом войны', а 'частью долгосрочного проекта по строительству национального государства'. Нанося поражение Сербии, Австрия и Германия совместно уничтожили двести пятьдесят тысяч солдат и триста тысяч гражданских лиц (при том, что все население Сербии составляло 3,1 миллиона человек); в пересчете на душу населения ни одна из воевавших стран не понесла таких тяжелых потерь, как Сербия.
Боевые действия на Восточном фронте была настоящей войной на уничтожение и носили откровенно расово-дискриминационный характер. Россия депортировала из приграничных районов 500 тысяч евреев и 743 тысячи поляков. А в том, что уничтожение миллиона армян было сознательно воплощенной в жизнь частью политики Энвер-паши и младотурок, сомневаться после прочтения книги Крамера вообще не приходится.
Рассказ о Западном фронте воспринимается не столь драматично - в основном потому, что читатель и так неплохо осведомлен о том, что там происходило. Но по-настоящему приковывает внимание раздел 'Война, тела и умы', полный шокирующих фотографий и отрывков из воспоминаний. Я, например, не знал, что британская армия содержала во Франции по меньшей мере два публичных дома. В одном отрывке из мемуаров автор пишет, как впечатлили его французские проститутки, занимавшиеся своим ремеслом среди мертвых тел. Невозможно равнодушно пролистать страницу с фотографией, на которой немецкие проститутки из бельгийского борделя позируют с обнаженными грудями и в рогатых шлемах. И трудно придумать лучшую иллюстрацию к тому, как война заставляет людей калечить самих себя, чем фотография 'железнодорожника с вырванным ртом и без нижней челюсти'.
Физическое и моральное уничтожение людей в первую мировую войну произвело двоякий эффект: если в Великобритании и Франции высоко поднял голову пацифизм, то в России, Италии и Германии образовался настоящий культ насилия. Динамика разрушения стала аналогом государственной религии и в охваченной большевистским террором России, и в нацистской Германии с ее государственным расизмом.
Крамер абсолютно справедливо замечает, что историю России в период с 1914 по 1921 год следует рассматривать как 'континуум'. Опыт мировой войны ожесточил Россию, но в гражданской войне страна потеряла гораздо больше, до десяти миллионов жизней (включая погибших в боях, массовых убийствах мирных жителей, а также из-за болезней и голода). Белый террор был не менее страшен, чем террор красный. Я провел свои собственные изыскания и нашел письма и воспоминания Сталина и его товарищей, из которых следовало, что вкус к убийствам они приобрели в гражданскую войну, а не в первую мировую (многие большевики в ней даже не участвовали). Крамер мог бы заметить, что Троцкий, работая военным репортером на Балканах, ужаснулся виденному насилию, но впоследствии, во время гражданской войны своими руками устроил нечто еще худшее.
Книга Крамера - вдохновляющий, научный и просто мудрый рассказ, столь же богатый оригинальными идеями и малоизвестными деталями истории первой мировой войны, сколь и пылкий в своем ревизионизме. Надо заметить, однако, что рассказ составляет лишь половину текста (другая половина - анализ), что текст написан достаточно емко и иногда отдает педантизмом. Среднему читателю, возможно, будет трудно одолеть некоторые места.
Тем не менее, тонкий и весьма разумный вывод, к которому Крамер подводит читателя в конце, покажется интересным любому. Вот он: 'Тотальная война, стремящаяся к уничтожению, потенциально несет в себе геноцид. Однако геноцид не был неизбежным следствием тотальной войны'.
