Сегодня, через тридцать лет после того, как имя Щаранского стало известно мировой общественности, пожалуй, уже нет необходимости объяснять, что он завоевал международное признание благодаря двум 'видам деятельности'.
Во-первых, он был переводчиком и неофициальным 'пресс-секретарем' Андрея Сахарова - знаменитого физика, который подвергся гонениям со стороны властей за то, что он, создатель советской водородной бомбы, начал выступать за нераспространение ядерного оружия, а затем стал видным правозащитником.
Второе направление деятельности Щаранского было связано с кампаниями в поддержку 'отказников': из-за этого он провел год в Лефортовской тюрьме и еще девять лет - в сибирском лагере. Щаранский был одним из основателей Московской Хельсинкской группы, которая, требуя от Кремля соблюдения пунктов Хельсинкских соглашений по правам человека, во многом способствовала привлечению внимания мировой общественности к борьбе советских евреев за свободу.
В последние годы труды Щаранского стали теоретической основой для политики президента Джорджа У, Буша по распространению свободы и демократии; кроме того, он организует конференции с участием диссидентов и демократов из разных стран мира (одно из таких мероприятий состоялось в Праге в июне этого года).
Мы беседуем в его кабинете в иерусалимском Центре 'Шалем' - Щаранский возглавляет действующий при нем Институт стратегических исследований. Сидя за столом под снимком Площади Западной стены, покрытой снегом (знаменитая кепка тоже здесь - она всегда у него под рукой), Щаранский вспоминает о времени, когда он стал героем в глазах всего мира, и размышляет о связи между той эпохой и сегодняшним днем.
- Какие параллели вы могли бы провести между вашей борьбой и борьбой за демократию в сегодняшней России?
- Мы создали Московскую Хельсинкскую группу весной 1976 г. Через год после ее основания все мы оказались под арестом - кого-то посадили в тюрьму, кого-то вынудили покинуть страну. Но наша группа пользовалась невероятным влиянием - в плане привлечения внимания к вопросу прав человека, признания американским Конгрессом деятельности демократических организаций и т.д.
И вот что интересно: сегодня, после всех перемен, Людмила [Алексеева, одна из основателей Московской Хельсинкской группы в 1976 г.] снова стала ее председателем. Это значит, что работа для нее еще есть.
С одной стороны, между нашей работой и работой сегодняшних активистов существует определенная преемственность. В конце концов, для критики нынешних российских властей есть немало оснований. Но с другой стороны, уже тот факт, что Гарри Каспаров может участвовать в выборах [президента страны в 2008 г.] в качестве кандидата... а Людмила организует пресс-конференции - не подпольные, как в те времена, когда я тайком переправлял наши документы в Америку, а выступает с открытой трибуны на весь мир - показывает, что очень многое в стране изменилось.
- Значит, было бы неправильно утверждать, что шаги Владимира Путина по централизации власти и его попытки заставить замолчать критиков напоминают о советских временах?
- Что ж, последние несколько лет мы наблюдаем серьезное 'отступление' свободы в России. Скажем, пресса сегодня критикует Путина гораздо осторожнее, чем еще пять лет назад. Но говорить, что нынешняя Россия ничем не отличается от тогдашней - России семидесятых и восьмидесятых? Нет, это не так. КГБ больше нет. Нет больше тотального контроля, всеобщего страха. Той России больше не существует, и я не уверен, что она может быть воссоздана.
Конечно, из-за важнейшей роли, которую Россия играет в международных делах, это отступление свободы не может не вызывать серьезную озабоченность, и несомненно этот вопрос должен находиться на повестке дня у мирового сообщества.
Однако сама Люда говорит: только те, кто не занимался правозащитной деятельностью в прежние времена, могут утверждать, что ничего не изменилось... Приведу один пример. Каспаров рассказывал мне, что в поездках по России он не может обойтись без телохранителей. Что ж, могу вам сказать: нам телохранители были ни к чему. За нами всегда был 'хвост' из КГБ - мы тогда шутили, что они и есть наши телохранители. Знаете, за мной постоянно следил КГБ, но, самое смешное, я чувствовал себя в безопасности. Если бы ко мне пристали хулиганы, агенты КГБ меня бы защитили: им необходимо было докладывать обо всем, что я делаю, поэтому они старались, чтобы другие держались от меня подальше. Таков был этот режим: он взял на себя мою охрану, и в то же время лишал меня частной жизни.
- Какие уроки вашей борьбы могли бы быть актуальны не только для сегодняшней России, но и для диссидентских движений в других странах мира?
- Я бы сказал, что главное - это четкость нравственных ориентиров. По вопросу о свободе компромиссов быть не может. Как только вы идете на компромисс с властями, ваше дело безнадежно. Именно это было самой примечательной чертой конференции в Праге: там собрались люди из разных стран, с разным менталитетом, принадлежащие к разным расам, но все говорили об одном. Они говорили о необходимости занимать четкую нравственную позицию, бескомпромиссно относиться к вопросам прав человека и свободы, противостоять властям.
- Есть ли в этой нравственной позиции какие-то чисто еврейские черты?
- Ну, евреи всегда играли чрезвычайно важную роль практически во всех правозащитных движениях. Порой мы забываем, что в иудаизме заложены основы правозащитных идей. В конце концов, фундаментом прав человека является тезис о том, что Бог создал его по образу и подобию своему. Думаю, евреям, воспитанным на этих принципах, легче отождествлять себя с правозащитными движениями.
Но есть здесь и другой фактор: евреи долго страдали из-за того, что они считались единственным по-настоящему 'другим', или обособленным религиозно-этническим меньшинством в Европе. Поэтому евреи боролись за то, чтобы общество стало более открытым, более склонным к ассимиляции. Или точнее, они пытались ассимилироваться в общество, в котором жили. В экстремальных вариантах, они пытались создавать новую идентичность, например, коммунистическую, в рамках которой этнические и религиозные различия не имеют значения.
Другими словами, евреи отказывались от своей 'трайбалистской' самоидентификации в пользу свободы, которую обещал коммунизм. (На деле это привело к созданию одного из самых ужасных режимов в истории, уничтожившего десятки миллионов людей). Потом мы вернулись к собственному 'племени', к нашим собственным 'малым', национальным интересам . . . и мир от этого только выиграл. Так что нам нечего стыдиться, незачем думать, что наши интересы отдают 'провинциальностью'. Урок здесь состоит вот в чем: если вы хотите помочь всему человечеству, вам следует вернуться к своему shtetl, к собственной идентичности, и бороться в первую очередь за эти интересы.
- Каков был самый важный результат той вашей победы с точки зрения Израиля и еврейского народа?
- Это была чрезвычайно важная глава в истории еврейского народа, чрезвычайно важная. И не только потому, что в результате более миллиона евреев переселились в Израиль. На мой взгляд, самое важное, что более 25 лет евреи всего мира, объединившись, вели борьбу за общее дело. В ней участвовали все - еврей-учитель из Милуоки, еврей-адвокат из Монреаля, иерусалимский парнишка из молодежного движения Bnei Akiva, люди, незнакомые друг с другом, люди разных убеждений. Все они принимали участие в одной великой национальной борьбе. И это показывает, насколько мы сильны, когда нас объединяют наши принципы. Думаю, таков урок нашей борьбы, и на мой взгляд, его значение недооценивается.
___________________________________________
'Как бы штаны не потерять!' ("The Wall Street Journal", США)
