Wednesday, November 7, 2007; A21
Сегодня, когда мы пытаемся понять суть нынешнего политического кризиса в Пакистане, было бы небесполезно вспомнить о событиях почти тридцатилетней давности - волне протестов, которая привела к свержению шаха и созданию Исламской Республики в Иране. Отголоски этого революционного 'землетрясения' ощущаются на Ближнем Востоке по сей день.
Шах был другом Америки - как и нынешний президент Пакистана Первез Мушарраф (Pervez Musharraf). Он был нашим стойким союзником в борьбе с главным 'страшилищем' той эпохи - Советским Союзом; так же, как сегодня Мушарраф - партнер Америки в борьбе против 'Аль-Каиды'. Шах игнорировал увещевания США о необходимости реформировать свой антидемократический режим; Мушарраф делает то же самое. Наконец, когда позиции шаха явно пошатнулись, Вашингтон надеялся, что лидеры умеренной оппозиции смогут уберечь страну от фанатиков-исламистов; теперь мы лелеем такие же надежды в отношении Пакистана.
И тем не менее 'взрыв' в Иране произошел - бушующее пламя ярости поглотило все призывы к умеренности и компромиссам. Такой же 'тектонический сдвиг' уже назревает и в Пакистане - с той пугающей разницей, что эта страна обладает ядерным оружием.
Две недели назад убедительные параллели между двумя ситуациями провел Гэри Сик (Gary Sick), профессор Колумбийского университета и один из консультантов администрации Картера по Ирану в период исламской революции. 'У нас не было 'плана Б'', - отметил Сик в статье, размещенной в интернете. Сегодня, по его мнению, события в Пакистане развиваются по той же схеме: 'Мы поставили все на одного человека - в данном случае, Первеза Мушаррафа - и у нас нет 'запасного аэродрома', альтернативной стратегии на случай, если нынешняя не сработает'.
В этой связи попробуем задать себе вопрос: какой курс в отношении Ирана представлялся бы задним числом наиболее целесообразным, учитывая катастрофические последствия исламской революции? Следовало ли Соединенным Штатам рекомендовать шаху принять более крутые меры против демонстрантов и тем утихомирить бурю, как предлагали в то время некоторые сторонники 'жесткой линии'? Или, сразу после того, как стало очевидно, что шах не хочет или не может осуществить реформы, Вашингтон должен был взять курс на 'смену режима'?
Даже сегодня, почти 30 лет спустя, на все эти вопросы трудно найти определенный ответ. И, вероятно, в этом-то и все дело.
Многие американцы интуитивно отдали бы предпочтение второму варианту: Соединенным Штатам следовало бы раньше поддержать реформаторов, и тем самым помочь строительству демократического Ирана. Мы должны были опередить бурю, утверждают сторонники этой точки зрения, не допустить, чтобы стремление иранцев к переменам 'оседлали' последователи аятоллы Хомейни, желавшие, как выяснилось, уничтожить современное светское государство, рождавшееся в муках в годы бурного правления шаха.
Именно такую линию рекомендуют сторонники 'благотворного вмешательства' в отношении сегодняшнего Пакистана. Введение чрезвычайного положения в минувшие выходные было со стороны Мушаррафа жестом отчаянья - точно так же, как в свое время действия шаха. Смена режима в Пакистане в любом случае неизбежна, утверждают эти люди, поэтому нам нужно наладить сотрудничество с ответственными оппозиционными лидерами вроде бывшего премьер-министра Беназир Бхутто (Benazir Bhutto), и тем самым способствовать мирной передаче власти. Если Мушарраф не согласится провести парламентские выборы в январе будущего года, как планировалось, Америке следует на него надавить, урезав нашу финансовую помощь - сегодня она составляет 150 миллионов долларов в месяц.
Кроме того, отметили бы сторонники реформистской смены режима, в Пакистане мы уже добились большего, чем в свое время в Иране. Администрация Буша еще несколько месяцев назад начала оказывать давление на Мушаррафа, требуя от него расшить политическую базу власти, дав разрешение Бхутто вернуться на родину. К тому же многие из демонстрантов, вышедших на этой неделе на улицы Лахора, Исламабада и Карачи - не реакционеры-исламисты, а юристы, представители среднего класса. И их вождь - не фанатик вроде Усамы бен Ладена, а смещенный с должности председатель Верховного суда Ифтихар Мухаммед Чодхри (Iftikhar Mohammed Chaudhry).
Однако, наблюдая мучительное рождение 'нового Пакистана', мы знаем, что оперативники 'Аль-Каиды' готовятся извлечь выгоду из наступающего хаоса. Понимаем мы и другое: свержение Мушаррафа приведет к возникновению новой опасности, связанной с пакистанским ядерным оружием - а ведь кроме него в стране есть и расщепляющиеся материалы, с помощью которых другие силы смогут создать ядерные боеприпасы или 'грязные бомбы'.
Наконец, есть одна истина, относящаяся и к Ирану тридцатилетней давности, и к сегодняшнему Пакистану: посторонние слишком плохо понимают, какие силы действуют в этих странах, чтобы пытаться манипулировать происходящим. Катастрофа в Иране произошла отчасти из-за американского вмешательства - ведь это мы сначала восстановили власть шаха, а затем укрепляли его самовластный режим. Пакистан за свою историю тоже немало пострадал от назойливого внимания Соединенных Штатов.
На этой неделе пакистанцы вышли на улицы, протестуя против вопиющего покушения президента на демократию. Надеюсь, им удастся построить более свободное и демократическое государство. И мне очень хотелось бы, чтобы реформаторы сумели наладить сотрудничество с пакистанскими военными в борьбе с 'Аль-Каидой' и движением 'Талибан', которые стремятся искоренить любые ростки демократии в стране.
Однако реформы в Пакистане - дело его народа, и как показывает опыт истории, чем больше мы будем вмешиваться в этот процесс, тем больше вероятность, что результат окажется противоположным ожидаемому.
