В своей прошлой статье я обрисовал как Россия пошла по стопам других бывших коммунистических стран - Китая и Вьетнама - и построила то, что можно назвать авторитарным капитализмом. Наступившее вслед за этим экономическое процветание выражается сейчас в огромных валютных резервах, накопленных государством, и все больше и больше используемых для покупки акций западных компаний, а зачастую и для приобретения их целиком. Поэтому неудивительно, что роль государственных инвестиционных фондов и подконтрольных государству компаний в глобальной экономике стала нынче предметом острых дебатов. Однако дискуссию тему сильно портит нежелание ее участников (что особенно заметно в Financial Times) осознать политическую подоплеку проблемы и назвать, наконец, вещи своими именами. В этой статье я попытаюсь заполнить эту лакуну.
Авторитарный капитализм необходимо отличать от корпоративизма. Он сочетает разные степени экономической свободы с политическими репрессиями. Экономическая свобода ограничивается доминирующей ролью государства, которое тесно связано с промышленными предприятиями и банковской системой. С точки зрения своих экономических черт, авторитарный капитализм является разновидностью корпоративистской модели, впервые выстроенной в Германии Бисмарком после 1871 года и воспринятой во время реформ Мэйдзи в Японии, где активно развивались дзайбацу. После Второй мировой войны, несмотря на попытки союзников построить альтернативную, англо-саксонскую версию капитализма, он воскрес в Германии под названием "социальной рыночной экономики" (social market), а в Японии в форме кэйрецу, пришедших на смену дзайбацу. В этой форме корпоративизм был экспортирован и в другие азиатские страны, прежде всего в Южную Корею, где в 1960-е годы стали развиваться чеболь.
Однако, несмотря на неприлично тесные связи с промышленниками и банкирами, правительства стран с корпоративистской формой капитализма в политическом отношении считали себя частью Запада. Отличительной же чертой авторитарного капитализма является то, что государство открыто пытается использовать корпоративистскую форму капитализма в политических целях, а именно для того, чтобы увековечить авторитарную власть комиссаров, которые еще совсем недавно занимались борьбой с капиталистическим Западом. Несмотря на все заявления этих государств, что теперь они поменяли свою программу, обеспокоенность тем, что они все же могут использовать растущую экономическую мощь против стран Запада, вполне оправданна.
Еще более серьезный повод для беспокойства заключается в растущей роли государственных инвестиционных фондов и подконтрольных государству компаний в богатых нефтью авторитарных режимах Западной Азии (и антизападных странах вроде Венесуэлы). В этих странах также сложился вариант авторитарного капитализма. Еще раз повторюсь, беспокойство вызывает даже не столько то, что экономически их недавно приобретенное богатство сейчас инвестируется в мировую экономику наиболее эффективным способом, сколько то, что политически оно может быть использовано против Запада, например, на поддержку исламского джихада против неверных по всему миру или на уничтожение государства Израиль.
Если четко осознать политический смысл инвестиций государственных фондов, принадлежащих странам с авторитарным капитализмом, то становится ясно, что многочисленные призывы к международным финансовым институтам (чьи уставы запрещают политическую дискриминацию) разработать свод правил хорошего поведения для государственных инвестиционных организаций, звучат не вполне корректно. Разумеется, кодекс должен заложить некоторые основные и повсеместно применимые принципы. Однако их не так уж просто сформулировать, если учитывать, что настоящей негласной целью такого свода правил должна стать дискриминация некоторых стран, являющихся реальными или потенциальными политическими противниками. Поэтому давайте рассмотрим некоторые возможные элементы этих новых правил.
Наиболее драконовским методом стал бы запрет для всех подконтрольных государству компаний инвестировать деньги в западные финансовые рынки или покупать западные компании. И хотя у этого пути есть свое преимущество - по крайней мере для классических либералов - в том, что он может повлечь за собой приватизацию национализированных компаний по всему миру, совершенно необязательно, что он предотвратит возможность для стран с авторитарным капитализмом косвенно ориентировать свои, на первый взгляд, "частные" компании на достижение конкретных государственных политических целей. К тому же нет совершенно никакой необходимости в том, чтобы подконтрольные государству инвестиционные фонды, скажем, в Норвегии или на Аляске не могли заниматься инвестициями на западных фондовых рынках.
Не многим больше смысла и в запрете на государственные инвестиции в "стратегические" области экономики. Нужно ли запрещать иностранным государствам инвестиции (за исключением оборонной промышленности, где иностранные инвестиции и так уже запрещены), скажем, в средства массовой информации или объекты инфраструктуры вроде газовых и электросетей? Опять же, если государственный инвестиционный фонд, скажем, Норвегии или Аляски решил купить компанию Мердока News Corp. или моего поставщика газа в Лондоне, то вряд ли на Западе многие будут не спать из-за этого по ночам. Но если 'Газпром' захочет купить локальные газовые сети в Европе (как он планирует), то спать я буду уже не так сладко, потому что он сможет запросто отключить мою газовую плиту, как только Путин в очередной раз попытается надавить на британские власти в вопросе о выдаче Москве своего политического врага олигарха Бориса Березовского. И мысль о том, что британское правительство в этом случае, возможно, экспроприирует у 'Газпрома' его свежеприобретенную собственность и разрушит таким образом монополию, мало меня утешает, потому что укоренившаяся в Британии власть закона (в отличие от России) этому наверняка воспрепятствует.
Тем не менее есть одно правило в международном клубе, Всемирной Торговой Организации, которое можно использовать, чтобы осуществить необходимую политическую дискриминацию государственных инвесторов. Это наделение государств статусом "страны с рыночной экономикой". Будучи торговой организацией, ВТО вряд ли станет хорошим исполнительным органом для такой политики. Что же касается Организации экономического развития и сотрудничества (ОЭСР), экономического клуба западных стран, то он, напротив, мог бы разработать такие правила и эффективно осуществлять дискриминацию на основании статуса 'рыночной экономики'. Нужно придумать разумные ограничения на размещение денег государственных инвестиционных фондов в мировой экономике и строжайшим образом применить их к странам с авторитарным капитализмом. Например, государственные инвестиционные фонды из таких стран, в отличие от аналогичных организаций из стран с рыночной экономикой, не смогут приобретать контрольные пакеты акций западных компаний. Таким образом скупка западных фирм будет запрещена. Это могло бы стать решением головоломки, которую подкинули нам зарубежные государственные инвесторы.
________________________________________________
Российское экономическое чудо? ("Business Standard", Индия)
Россия: Там, где капитализм превыше демократии ("The Financial Times", Великобритания)
